Питер Бретт - Дневная битва Страница 58

Однажды на рассвете, в пятый год обручения, Инэвера работала в шатре дама’тинг и услыхала знакомый возглас, что возвестил о прибытии отряда шарумов с ранеными.

– Пропусти меня, пуш’тингова мразь! Это мой сын!

Инэвера похолодела. Она узнала отцовский голос даже через десять лет разлуки.

Приподняла одеяние и, не выказывая ни капли выдержки дама’тинг, побежала в операционную, где обнаружилась знакомая толпа шарумов в одеждах без рукавов и с черными нагрудными пластинами. Лицо Кашива намокло от слез, он повернулся к Касааду. За обоими стояли воины. Глаза Касаада налились кровью, он пошатывался, – видимо, еще не выветрился кузи, которым распалял себя в Лабиринте.

Помощь оказывали нескольким воинам, но Инэвера увидела лишь одного и с криком бросилась к Соли. Прекрасное лицо брата было в грязи и поту, глаза блестели, кожа побледнела. Коготь алагай распорол ему могучий правый бицепс, почти отхватил руку. Жгут наложили под самым плечом, ткань пропиталась кровью, и Инэвера подумала, что еще больше ею залиты пол Лабиринта и дорога к шатру.

Она обручена с Эверамом и не имела ни имени, ни семьи, но сейчас ей было наплевать. Она осторожно повернула голову брата лицом к себе.

– Соли, – прошептала, отводя его взмокшие волосы. – Я здесь. Я присмотрю за тобой и помогу. Клянусь.

В его взоре возникла тень узнавания. Соли попытался рассмеяться, но вышел только кашель, запятнавший губы кровью. Голос превратился во влажный хрип.

– Это я должен присматривать за тобой, сестренка, а не наоборот.

– Уже нет, брат, – шепнула Инэвера, к глазам подступили слезы.

– Нам не спасти его руку, – послышался голос Кевы. – Ни травами, ни хора. Ее придется ампутировать.

Если она озаботилась несдержанностью Инэверы, то виду не подала.

– Нет! – заорал Касаад. – Хватит того, что Эверам проклял меня и сделал из сына пуш’тинга, – он не превратится вдобавок в калеку! Отправь его в одинокий путь и помолись, чтобы Эверам простил ему пустой расход семени!

Кашив испустил страдальческий вопль, бросился на Касаада и без труда повалил на пол, свирепо прижал голову к полу Друзья Касаада захотели вмешаться, но воины Кашива заступили им путь.

– Соли ничего для тебя не значил! – выкрикнул Кашив. – А для меня значит все!

– Ты испортил его, пуш’тинг! – прорычал Касаад. – Настоящий шарум не станет влачить жалкое существование калеки!

Кева цокнула языком и покачала головой.

– Как будто их кто-то спрашивает. – Она оглушительно хлопнула. – Довольно! Вон отсюда, все! Я досчитаю до десяти, и каждый здоровый шарум, который останется в шатре, до захода солнца превратится в хаффита!

Это подействовало. Лишние воины протиснулись наружу, а Кашив немедленно отпустил Касаада, вскочил на ноги и низко поклонился.

– Я приношу извинения, дама’тинг, за то, что принес насилие в храм врачевания. – Он бросил болезненный взгляд на Соли, упал на колени и приложился лбом к полу. – Я умоляю тебя, достопочтенная невеста, не обратить мои действия против Соли. Даже однорукий он стоит сотни других.

– Мы спасем его, – пообещала Инэвера, хотя это не было ее делом. – Я не дам моему брату умереть.

– Бра?.. – Касаад поднял глаза. – Борода Эверама! Инэвера?!

Его лицо осветилось узнаванием, он рванулся с поразительной скоростью, схватил с пола копье и пинком отшвырнул дочь. Инэвера, застигнутая врасплох, рухнула на пол и вскинула взгляд как раз вовремя: Касаад погрузил острие в грудь Соли.

– Лучше смерть, чем калека-пуш’тинг, которого пощадило мягкосердечие сестры!

Железной рукой Кашив обхватил Касаада за шею и приставил к животу длинный кривой нож. Инэвера метнулась к Соли, но отец ударил точно – брат был мертв.

– Ты не заслуживаешь смерти ни от когтей алагай, ни от копья, – проскрежетал Кашив в ухо Касаада. – Я зарежу тебя, как режет свинью хаффит, и буду смотреть, как из тебя вытекает жизнь. Ты достоин тысячи смертей и обретешь их в бездне Най.

Касаад рассмеялся:

– Я исполнил волю Эверама и выпью из его винных рек на Небесах! «Пуш’тинга с калекой не потерпи» – вот что сказано в Эведжахе!

Подошла Кева:

– Там сказано и другое: «Не пей от сброженного зерна». А еще: «Достоин смерти тот, кто ударит обрученную с Эверамом».

Это правда. Наказание за избиение най’дама’тинг полагалось то же, что и за дама’тинг, – ударившего превращали в хаффита, а после казнили. Пощадить его могла только оскорбленная женщина.

Кева взяла собственный кривой нож и принялась срезать с Касаада черное. Он завопил, попытался воспротивиться, но быстрые точные удары сокрушили его энергетические каналы, руки и ноги обмякли.

– Отныне ты хаффит, Касаад, чье имя не достойно упоминания. Будешь вечно сидеть за вратами Небес, и если Эверам в Его мудрости когда-нибудь сжалится над твоей душой и пошлет ее назад в Ала, молись, чтобы оказаться не таким глупцом в следующей жизни.

Она повернулась к Инэвере, протянула нож. Кашив напрягся, выгнул спину Касаада дугой и сделал его удобной мишенью.

Касаад стенал и молил, но в глазах окружающих не нашлось сочувствия. Наконец он успокоился и взглянул на Инэверу.

– Если ты готова пожертвовать истинным воином из-за однорукого пуш’тинга, быть посему. Сделай это быстро, дочь моя.

Инэвера посмотрела ему в глаза и закипела от ярости. Серебряная рукоятка ножа, твердая и нагревшаяся в руке, увлажнилась от пота.

– Нет, я не убью родного отца, – сообщила она наконец. – А ты не заслуживаешь быстрой смерти.

Она посмотрела на Кеву:

– В Эведжахе сказано, что я могу пощадить его, если захочу.

– Нет! – вскричал Кашив. – Забери тебя Най, девица, но ты воздашь за брата по справедливости! Если твоя плоть слишком чиста, чтобы мараться, – скажи только слово, и я стану твоей карающей рукой!

– Ты понимаешь, что значит – пощадить его? – спросила Кева у Инэверы, не обращая ни малейшего внимания на Кашива. – Эверам оскорблен и должен взять плату кровью.

– Ему заплатят, – холодно бросила Инэвера.

Кева кивнула и туго перетянула жгутом ногу Касаада, которой он ударил Инэверу. Взглянула на Кашива:

– Держи его крепче.

Воин кивнул и усилил железный захват.

Инэвера без колебаний воткнула острый нож в отцовское колено, как делает мясник, когда добирается до сустава. Ее обдало горячей кровью, голень со щелчком отделилась аккурат на стыке костей. Вой Касаада разнесся по всему шатру, но это было в порядке вещей, здесь привыкли к подобному.

Инэвера схватила отца за бороду и оборвала вопли, притянув к себе его искаженное лицо: