Пленники колдовских чар - Алексей В. Мошков Страница 6

С замиранием сердца девушка поняла, что незнакомец направляется к ней. Осознал это и маркиз, потому что оборвал свой анекдотец на полуслове и растворился в толпе. Анна Болотная осталась в одиночестве, которое теперь не радовало ее. Черный человек приблизился, учтиво, но без раболепства поклонился. Ася поднялась со скамеечки и присела в изысканном реверансе, хотя этикет позволял ограничиться лишь небрежным кивком. Несколько томительно долгих мгновений они смотрели друг на друга, словно не знали, что сказать. Предчувствие, которое мучило Анну Болотную со дня получения приглашения, превратилось теперь в твердую уверенность. Этот странный незнакомец и был той самой западней. И еще она узнала взгляд, наблюдавший за ее рождением.

– Меня зовут Брюс, – произнес человек в черном. – Это я пригласил вас сюда, Анна.

– Приглашение было подписано генералом Моргенштерном, – попыталась возразить девушка.

– Карл Людвигович любезно согласился устроить этот междусобойчик по моей просьбе… А я снабдил его необходимыми средствами.

– Чем я обязана такой откровенности с вашей стороны?

– Тем, что все это празднество затеяно ради вас.

– Теперь я понимаю, что и платье тоже прислано вами.

– О, это сущие пустяки.

– Благодарю за хлопоты, но, право, ради меня одной не стоило так тратиться.

– Я настолько богат, что никакие расходы не кажутся мне чрезмерными.

– Если вы пытаетесь меня поразить своим богатством, то стараетесь понапрасну. Я не торгую собой.

– Все, что принадлежит мне, я готов бросить к вашим ногам, Анна, – холодно, без всякой страсти произнес Брюс, – но мне не нужна покорная рабыня. Я хочу, чтобы вы полюбили меня.

– Следует ли ваши слова понимать как признание в любви?

– Понимайте как вам заблагорассудится, Анна, – откликнулся тот. – Вы нужны мне, и я хочу стать необходимым вам. – Во всяком случае, изысканностью речи вам меня поразить не удалось.

– До записного балагура мне далеко – это верно, – кивнул Брюс. – Однако я владею иным искусством… Смотрите! Он щелкнул пальцами, и все вокруг замерло. Смолкла музыка. Повисли над струнами смычки. Танцоры застыли в полупоклоне. Свечные язычки, пригнутые сквозняком, так и не распрямились. Из открытых ртов не доносилось ни звука, а лица превратились в неподвижные маски, которые то вежливо улыбались, то недоуменно вздымали брови, то хмурились от досады. Даже залетевший из сырого ночного парка комар завис в воздухе, словно тот стал вязким, как смола. Брюс без улыбки ухватил насекомое двумя пальцами и растер его между ними, не побрезговав выступившей из брюшка кровью. Ася смотрела на эти чудеса с ужасом, хотя ее собеседник, конечно же, хотел вызвать у нее восхищение своим могуществом. Брюс заметил болезненную гримасу у нее на лице и взмахом руки вернул миру подвижность.

– Кто вы? – спросила девушка, когда вокруг снова загремела музыка и танцоры зашаркали подошвами по паркету.

Собеседник пожал плечами, обтянутыми черным шелком. – Алхимик, маг, астролог, чародей, престидижитатор, колдун, – проговорил он. – Называйте меня как хотите.

– Я хочу, чтобы вы навсегда исчезли из моей жизни.

– Этого я вам не обещаю, – покачал головой колдун. – Зато обещаю другое. Вы будете жить среди чудес, и малейшие ваши прихоти и желания, даже самые немыслимые, станут исполняться.

– Щедрые посулы, – усмехнулась Ася.

– Вы уже имели возможность убедиться, что это не просто посулы, – откликнулся Брюс. – Хотите, сейчас все присутствующие, включая старика-генерала, разденутся донага и продолжат отплясывать как ни в чем не бывало?

– Не хочу. Это мерзость.

– Тогда я сделаю так, что все вино на этой пирушке превратится в воду… Вот, извольте! – Он подозвал лакея с подносом, уставленным бокалами с желтоватой пузырящейся жидкостью. – Что это у тебя, братец?

– Вино из Шампани, мой государь, – отозвался лакей. – Его превосходительство велели подавать перед ужином.

– Дай-ка нам пару бокалов…

Лакей с поклоном протянул поднос. Брюс взял бокал и кивком предложил Асе выбрать любой из полудюжины оставшихся. Девушка схватила наугад, поднесла бокал к лицу, лопающиеся пузырьки пощекотали нос, но когда она отхлебнула – это оказалась чистейшая родниковая вода. По залу прокатился ропот недоумения. Гости генерала от инфантерии были разочарованы тем, что на столь роскошном балу их поят обыкновенной водой. Ася поневоле улыбнулась. Трюк с шампанским показался ей забавным, но он не прибавил симпатии к колдуну, его провернувшему. Она чувствовала, что западня захлопнулась, и теперь только чудо может избавить ее от злого чародея. Брюс оказался тут как тут. Он отдал опустевший бокал лакею, вынул из-за пазухи обтянутую алым бархатом шкатулочку и протянул ее девушке.

– Что это? – осведомилась та.

– Кольцо.

– Обручальное?..

– Нет пока. Всего лишь – волшебное.

Глава третья

Вторник

Ветроград-XXI

Все-таки на мгновение Иволгин потерял сознание. У него потемнело в глазах, он качнулся вперед и едва не упал. Хорошо, что чьи-то сильные руки подхватили его и вернули в вертикальное положение. Послышался девичий смех, и мужской бас посоветовал закусывать. Художник благодарно кивнул и уже без всякой надежды принялся озираться. Наверное, он и впрямь выглядел пьяным, но это не волновало Иволгина. Девушка с необыкновенным лицом, его Золушка, бесследно растворилась в толпе. Впрочем, еще оставалась призрачная надежда. Ведь она шла против общего течения горожан и туристов, стремящихся на Императорскую линию. Будь его воля, художник сорвался бы на бег, но в такой толпе бегущий человек невольно нарвется на скандал. Да еще обратит на себя внимание конных патрулей, и романтическая бледная ночь закончится в участке. Понимая всю безнадежность своего поиска, Иволгин все же пустился вдоль проспекта, с надеждой вглядываясь в лица тех женщин, которые двигались в направлении, противоположном общему устремлению.

Художник словно выполнял нелегкую, но необходимую работу. Ему казалось, что на плечи его легла неимоверная тяжесть, совсем как в давешнем сне, в котором он, будучи стариком, тащил мешок с золотыми монетами. Все бесполезно, думал Иволгин, я упустил свой единственный и неповторимый шанс запечатлеть именно тот образ, который мне нужен. Самое печальное, что мельком увиденные черты мгновенно стерлись у него из памяти. Такое с художниками случается редко, а уж с Иволгиным не случалось никогда. Он помнил изборожденный морщинами, словно распаханное поле, лоб старика – колхозного сторожа, которого видел лишь однажды, в пятилетнем возрасте; смеющуюся девчонку, что проехала мимо него в автобусе лет пятнадцать назад; даже смутный абрис женского профиля, увиденного сквозь морозные узоры на стекле. А эти столь нужные ему брови, глаза, нос и губы он забыл сразу, как только дурацкий обморок накрыл его с головой.

Погруженный в эти печальные размышления, художник