Терновая цепь - Клэр Кассандра Страница 60

– Естественно, нет, – фыркнула Джессамина. – Что я могу знать о каких-то просыпающихся людях или кто они там? Глупый вопрос.

Люси притушила колдовской огонь, поднялась из-за стола и взяла халат.

– С меня довольно, – объявила она. – Я иду к Джессу.

– Ты не можешь так поступить! – Возмущенная Джессамина последовала за Люси в коридор. – Это неприлично! – кипела она, совершая кульбиты под потолком. – Молодой леди ни при каких обстоятельствах не следует оставаться вдвоем с молодым джентльменом в его спальне!

Люси строго произнесла:

– Судя по тому, что я слышала от своих родителей, ты, будучи незамужней девицей, не раз выбиралась из Института, чтобы повидаться с неким джентльменом, причем по ночам. А потом оказалось, что это мой дядя, перешедший на сторону врага. Чего ни в коем случае нельзя сказать о Джессе.

Джессамина ахнула. И ахнула снова, когда дверь комнаты Джесса отворилась, и он выглянул в коридор, очевидно, привлеченный шумом. На нем были только брюки и рубашка с закатанными рукавами, открывавшими прекрасные руки.

– Вы же были призраком, – пробормотала ошеломленная Джессамина, хотя Люси была уверена, что ей известно о возвращении Джесса. Однако она понимала, что институтского призрака должна была потрясти эта неожиданная встреча с ним как с живым человеком.

– Люди меняются, – мягко произнес Джесс.

Джессамина, видимо, сообразив, что Люси не собирается отступать от своего скандального плана и войдет в спальню Джесса, пискнула что-то и исчезла.

Юноша все это время придерживал дверь; Люси нырнула под его руку и вдруг вспомнила, что ни разу не бывала в этой комнате с того дня, когда Джесс выбрал ее. Тогда они зашли сюда в компании ее родственников.

Комната еще была безликой, поскольку у них не было времени оживить ее: стандартная институтская спальня с платяным шкафом, письменным столом, шкафчиком для книг и кроватью на четырех столбиках. Тем не менее Люси увидела кое-какие личные вещи. Пиджак, который Джесс надевал сегодня к ужину, висел на спинке стула. Несколько книг на ночном столике. Меч Блэкторнов, из Святилища, у стены. Золотой гребень Люси, который он взял у нее в качестве сувенира после вечеринки у Анны, занимал почетное место на туалетном столике. Ей казалось, что после того эпизода прошло несколько лет…

Девушка упала на кровать, пока он запирал дверь на засов. Разумеется, Джесс закрылся изнутри – он всегда чувствовал, когда Люси необходимо было побыть одной, или вдвоем с ним, и хотел, чтобы она чувствовала себя в безопасности.

– Что-то случилось? – спросил он, обернувшись.

– Я поссорилась с Корделией. Это было ужасно.

Джесс молчал. Она подумала, что, по сравнению с событиями последних недель, ее проблема представляется ему сущим пустяком. Он так и стоял у двери, и девушка видела, что он взволнован. Они впервые остались наедине в его комнате, а она не предупредила о своем появлении.

После возвращения в Институт, когда было решено, что Джесс будет жить с ними, Люси ожидала, что они будут постоянно проводить время у нее или у него в комнате. Но Джесс до сих пор неукоснительно соблюдал правила приличия. По вечерам он прощался в коридоре и ни разу не постучался к ней. Девушка с досадой думала, что чаще виделась с ним по ночам в те времена, когда он был призраком.

Она села на кровати, вспомнив, что на ней лишь сорочка из белого батиста и прозрачный кружевной халат. Ночная сорочка была ей немного велика и постоянно сползала с плеч. Она взглянула на Джесса.

– Мое присутствие тебя смущает?

Он выдохнул.

– Я рад, что ты пришла. И ты выглядишь… – Его взгляд задержался на ее плече, и ее бросило в жар. – Но я все думаю о…

– Да?

– О твоих родителях, – извиняющимся тоном произнес он. – Мне бы не хотелось, чтобы они подумали, будто я злоупотребляю их гостеприимством. Они удивительно добры ко мне.

Ну разумеется. Ее нежные, заботливые, назойливые родители. От нее не укрылось, как Джесс расцветает, когда Уилл и Тесса заговаривают с ним, как становится более расслабленным. Он прежде не знал, каково это, когда члены семьи любят друг друга и искренне желают друг другу добра; и вот теперь, оказавшись в нормальной обстановке, боялся все разрушить, и потому вел себя так скованно. Да, Люси понимала, что это хорошо для Джесса, но, с другой стороны, теперь он делал все возможное, чтобы уверить Уилла – даже в его отсутствие, – что он относится к Люси как джентльмен. Это ее не совсем устраивало.

– Мои родители, – произнесла она, – в нашем с тобой возрасте совершали самые скандальные поступки, какие только можно себе представить. Поверь мне, они не выгонят тебя из дома и не станут тебя презирать, если узнают, что я пришла к тебе в поисках сочувствия и присела на краешек твоей кровати.

Однако он по-прежнему озабоченно хмурил брови. Люси сделала большие глаза и принялась наматывать на палец прядь волос. Затем слегка развернулась и шевельнула плечом, чтобы рукав соскользнул вниз.

Джесс издал какой-то неопределенный звук. Потом подошел к кровати и сел рядом с ней, хотя и не слишком близко. Все равно – это была небольшая победа.

– Люс, – заговорил он. Его глубокий голос был таким нежным и добрым. – Что произошло между тобой и Корделией?

Она коротко рассказала ему о своем визите к подруге, о том, как она едва не свалилась с крыши дома Карстерсов, как возвращалась домой в кэбе.

– Получается, она с самого начала не хотела быть моим парабатаем, – заключила Люси. – Для меня во всем мире нет ничего важнее, а она просто… вот так просто отказывается от этого.

– Возможно, Корделии так легче, – предположил Джесс. – Проще притвориться, что она добровольно отказывается от церемонии, чем признать, что эту возможность у нее отняли.

– Но если она хотела этого… если она хотела быть моим парабатаем…

– Она не может стать им, Люси. Пока Корделия является паладином Лилит, она не может стать твоей сестрой. Пойми, она, подобно тебе, страдает, лишившись этой возможности, но, в отличие от тебя, сознает, что в этом есть и ее вина.

– Если бы ей было это важно, – возразила Люси, понимая, что спорит уже просто из упрямства, – она боролась бы. А она говорила с таким лицом, как будто мы никогда не собирались связать свои жизни. Как будто мы были просто подругами. Что между нами было не то, что я… не то, что я думала.

Джесс убрал волосы с лица девушки, мягко и осторожно погладил ее по голове.

– Люси, – прошептал он. – Ты же знаешь, что самые глубокие раны нам наносят именно те люди, которых мы любим больше всех.

– Естественно, она сейчас расстроена. – Люси прижалась щекой к его ладони.

Они незаметно подвинулись друг к другу, и теперь она почти сидела у него на коленях.

– Я знаю, ее обидело то, что я скрывала от нее многое из своей жизни, и она права. Да, я умалчивала кое о чем. Но и у нее были от меня секреты. Мне трудно объяснить, но когда у тебя есть парабатай – или почти парабатай – и ты отдаляешься от этого человека, то чувствуешь себя так, будто у тебя вырезали кусок сердца. – Она прикусила губу. – Я не хотела так высокопарно выражаться.

– Это звучит совсем не высокопарно. – Джесс, словно загипнотизированный, провел кончиками пальцев по ее щеке, коснулся уголка ее рта, и она увидела, как потемнели его глаза. – Именно так я себя чувствую, когда ты далеко от меня.

Люси подняла руку к ленте, которая удерживала ворот халата. Глядя Джессу прямо в глаза, она медленно потянула за край; лента развязалась, атлас и кружева соскользнули с ее плеч на постель. Она осталась в одной сорочке и почувствовала, как руки покрываются гусиной кожей. Мысленно Люси повторяла: «Я хочу забыть. Забери мои печали, разочарование, боль потери».

И Джесс словно услышал ее, прочел ее мысли. Он коснулся ее лица и привлек ее к себе, осторожно, почтительно, как будто пил из Кубка Смерти. Их губы соприкоснулись – сначала легко, а потом он начал целовать ее уже по-настоящему, снова и снова. Его дыхание участилось, сердце бешено стучало. Она чувствовала биение его сердца, живого сердца, и ей захотелось большего.