Уильям Гордон - Глаз павлина Страница 8

Едва варвар покинул лавку хитрого вендийца, он испытал мгновенный укол тревоги, тоже не первый. Однако, внимательно посмотрев вокруг, киммериец, обычно угадывавший засады каким-то неведомым звериным чутьем, ничего не обнаружил. Он пожал плечами, решив, что причиной тому была жара и выпитое вино, и пошел прочь.

Киммериец так и не обратил внимания на ничем не примечательного низенького желтокожего человечка. Заметив, что Конан обернулся, соглядатай, одетый в черную хламиду, словно бы слился с тенями, и лишь два горящих глаза с ненавистью глядели на варвара из-под капюшона.

Проголодавшийся от бесконечных хождений Конан решил утолить голод. Оглядевшись, он направился к ближайшему мангалу, от которого исходили аппетитные запахи свежего жареного мяса. Поев, киммериец собрался уже было вернуться к Руфии в «Золотую Лозу», как его внимание привлекли удивленные возгласы, одобрительные крики и громкие аплодисменты. Раздвинув плотную толпу зевак, Конан остановился, завороженный необычным зрелищем.

На расчищенном от мусора пятачке давала представление труппа бродячих жонглеров. Троица, в состав которой входили мускулистый высокий чернокожий мужчина и две гибкие грациозные девушки, проделывала что-то невероятное. Их руки и ноги мелькали в воздухе с невообразимой быстротой, и над поляной летали ножи, палицы, метательные диски и боевые топоры. Одновременно над головами жонглеров находилось столько оружия, что им можно было бы вооружить небольшой отряд.

Кешанцы — Конан определил это по их своеобразной внешности: удивительному сочетанию черной кожи и тонких черт лица — заставляли острую сталь повиноваться любому своему капризу. Послушные их воле клинки то зависали в воздухе, то, наоборот, с ужасающей скоростью устремлялись к полуобнаженным телам. Уж на что отменной реакцией киммериец обладал сам, но пару раз он был уверен, что острые лезвия неминуемо вонзятся в податливую человеческую плоть. И то, что этого не произошло, Конан воспринял как чудо.

Это казалось невозможным, но кешанцы все увеличивали и увеличивали темп и количество подбрасываемых предметов. Пот хрустальной пленкой покрывал мускулистые тела с головы до ног, когда жонглеры опустили руки, заставив вонзиться в землю свои опасные игрушки.

Конан подумал, что представление окончено, но чернокожие красавицы, обнажив в улыбках белоснежные зубы, раскланялись и разошлись в разные концы пятачка. Там они уселись на корточки и, взяв маленькие деревянные барабанчики, стали отбивать на них мерный ритм. Кешанец поднял руку, привлекая внимание. Подхватив два длинных, чуть изогнутых обоюдоострых клинка, он начал фехтовать ими с воображаемым противником.

Киммериец, сам превосходно владевший мечом, был поражен до глубины души: ни разу в жизни он еще не видел такой виртуозной работы клинками. Кешанец превратился в настоящий вихрь. Со стороны казалось, что у него не две руки, а по крайней мере четыре. Он умудрялся быть одновременно в нескольких местах, наносил и отражал удары с самых неожиданных сторон. Киммериец мог точно сказать: так мечом мог владеть лишь настоящий воин, одной ловкости рук жонглера тут было недостаточно.

— Вот это воин, клянусь Вещим Вороном! — Он восхищенно толкнул локтем в бок соседа.— Кром Громовержец, да с отрядом таких бойцов я покорил бы и Аквилонию!

Бородатый шемит с ним охотно согласился, восхищенно поцокав языком:

— Что Аквилония, на плечах таких воинов я бы въехал прямо в небесные чертоги Птеора! Знай, чужестранец, что это сам Тумелар. Говорят,— он заговорщицки понизил голос,— что после карнавала у него будут брать уроки сам Фарах и его начальник стражи Рамазан... А уж они рубаки — будь здоров!

Наконец рослый кешанец высоко подпрыгнул в воздух, сделал последнее сальто и, встав на ноги, замер. Грудь его бурно вздымалась, но мокрое от пота круглое лицо расплылось в довольной ухмылке.

Зрители дружно разразились аплодисментами и восхищенным ревом.

Чернокожий мужчина что-то выкрикнул на своем гортанном наречии, а затем на ломаном шемитском языке предложил зрителям отблагодарить таких красивых девушек и его самого несколькими монетками. Скалясь в ослепительной улыбке, он корчил разбойничьи рожи, грозно размахивал в воздухе саблями и уговаривал славных жителей Кироса не скупиться, сопровождая свои слова двусмысленными шутками.

Зрители, знающие толк в грубых остротах, заливались смехом, одобрительно переговаривались и обменивались впечатлениями. Похоже, такое зрелище было в диковинку не только Конану, но и большинству из присутствующих здесь людей. К ногам искусных жонглеров щедро посыпались мелкие серебряные монетки, а несколько богато одетых горожан не пожалели и более крупных золотых.

Восхищенный Конан подошел к Тумелару и крепко сжал ему руку.

— Я Конан из Киммерии,— представился он.— Южанин, мы просто обязаны вместе выпить! Ты должен рассказать мне, где научился так владеть оружием,— добавил он, в восторге хлопнув себя по бедру.

Киммериец попытался было выудить золотую монету из кошеля, как вдруг — о ужас! — обнаружил, что кожаный кошель, в котором также лежало и драгоценное колье, исчез. Конан в бешенстве заревел, как раненый буйвол, заставив толпу расступиться от страха. Оглядевшись, он заметил, как, расталкивая людей, через площадь пробирается невысокий человек — видимо, это и был вор. Недаром он чувствовал на спине чей-то взгляд! Так вот кто следил за ним! Заметив, что северянин обнаружил пропажу, вор бросился наутек.

— Приходи вечером в «Золотую Лозу»,— крикнул он кешанцу уже на бегу.— Такое мастерство достойно хорошего застолья!

Сбивая с ног не успевших освободить ему дорогу зевак, Конан ринулся вдогонку за грабителем.

Мальчишка бегал хорошо, но где избалованному горожанину было тягаться с Конаном, столь же стремительным и неутомимым, как горный тигр! Теперь их роли поменялись, и из охотника неудачливый воришка сам превратился в дичь. Однако он хорошо знал город, и, стоило пареньку юркнуть в какой-нибудь проход или затаиться в укромном местечке, найти его было бы невозможно. Но сегодня, похоже, был не его день...

Конан на бегу выхватил из-за пояса новый кинжал и замахнулся. Его рука подобно атакующей кобре рванулась вперед. Свист воздуха, отблеск солнца на смертоносной стали, короткий вскрик — и все...

Вор, раскинув руки, в одной из которых был зажат злополучный кошель, неподвижно лежал на земле. Его белоснежная чалма валялась в пыли, а на стриженом затылке, на глазах наливаясь фиолетовым цветом, вздувалась огромная шишка. Надо сказать, охотнику за чужим добром еще повезло: все-таки рукоятка кинжала была обтянута тремя слоями кожи. Будь она просто костяной или металлической, он бы уже не поднялся.