Владимир Шимский - Дети Смерти Страница 85

— Ты к-кто? — качнувшись, спросил он, пытаясь поймать взглядом ускользающее лицо Тая.

По всему было видно, что в таком состоянии он не узнал бы и собственную жену.

— Я?! Лин, — не моргнув глазом, соврал унрит.

— Ты?! — Рик, казалось, был удивлен. Он прищурился, наклонил голову, разглядывая Тая. Затуманенные харутой глаза видели лишь смутные очертания лица. Попробуй-ка тут узнай!

— Х-хрисса, — выдохнул после довольно продолжительной паузы коротышка. — Может быть, ты и Лин. Но какого фрокка ты делаешь здесь?

— А где же мне еще быть? — насмешливо спросил унрит. Он уже видел, что улица перед ним пуста. А Рик, да еще смертельно пьяный, большой опасности не представлял.

— Ну да. А где ж тебе ищ-ще быть? — задумчиво пробормотал коротышка. — А я думал, ты пошел к Таю.

— Пошел, — улыбаясь, подтвердил унрит («Ага, вовремя я смылся»), — сам видишь. Пошел.

— В-вижу, — икнул коротышка.

— Ни хриссы ты не видишь, — не удержался Тай.

— Что верно, т-то верно, — покорно согласился Рик. — И не хочу. С тех пор как увидел, что эта сучка сделала с Торсоном. Блевать хочется, — пожаловался он, наклоняясь с явным намерением опустошить желудок.

— Э, не торопись, — поднял его за воротник Тай. — Что она сделала?

— Гм, — казалось, Рик несколько удивлен. — А ты разве не был там, Лин?

— Ты что-то путаешь, — уверенно сказал унрит.

— Да. Я всегда путаю, — кивнул головой коротышка. — Особенно, когда выпью.

— Так что она сделала, Рик?

— Отрезала. Вот это, — коротышка уверенно ткнул заскорузлым пальцем себе в штаны. — Понял?

— Шутишь?!

Тая передернуло.

— Ножом и отрезала, — продолжал Рик. — Бедный Торсон. Это поганый магрут подговорил ее. Ты ведь сам так сказал, Лин. Эй! — Он вдруг выпрямился и неожиданно трезво взглянул на Тая. — А ты, случаем, не Тай?

— Тай, — спокойно кивнул унрит.

— Зря ты эт-то, — пробормотал коротышка. — Теперь тебя убьют. Точно. Ну, — он опасливо отступил на шаг, — я пойду, а?

— Иди.

Унрит взвалил на плечо завернутую в одеяло Мону и, не глядя на Рика, зашагал по пустынной улице к берегу. Его била нервная дрожь, хотя Таир палил нещадно — даже сквозь толстые подошвы унрит ощущал исходивший от песка жар. Пока ему везло. Но Элта? Неужели то, что сказал коротышка, правда? Или шутка? Глупая? В духе Рика? Тай окончательно перестал что-либо понимать. Он шел быстро, очень быстро. Но, если бы мог видеть, с какой злобой Лин и его пьяные приятели ворвались в забитую мертвыми телами хижину, то непременно ускорил бы шаг.

То и дело навстречу попадались смертельно пьяные унриты. Тай издали примечал их нескладные покачивающиеся фигуры, предусмотрительно сворачивая на свободные улочки или нарочно замедляя шаг и дожидаясь, когда они растворятся среди низкорослых и как одна скособоченных хижин. Несколько раз его пытались окликнуть, но он лишь отмахивался, спеша исчезнуть за очередным изгибом узких улочек Унры. Его не удивляло, что он не видел ни одного трезвого лица, а скорее радовало: спустя хору никто и не вспомнит, что встретил Тая с подозрительной ношей на плече.

Ее — уже не понимающую, что происходит, а лишь глухо, по-звериному воющую над окровавленным телом Торсона — грубо отталкивали в сторону. Она смутно помнила — пьяные унриты, перекошенные злобой лица Лина и плюгавенького брата мужа Рыжей. Отвратительный запах харуты. Потные ладони. Голоса, звучащие как будто издалека:

— Он мертв.

— Какой хриссы?!

— Тай ответит! — рвал и метал подвыпивший Лин.

— Я убью ее, — захлебывался ненавистью Эрик.

Голоса сливались в один невообразимый вой.

Потом женщину чем-то сильно ударили по голове. Сознания она не потеряла, но погрузилась в странное состояние безразличия ко всему. Смутно, словно со стороны, она наблюдала, как ее выволокли из хижины и потащили по улице. Сначала под руки. Потом, порядком устав тащить внезапно потяжелевшее, уже не способное передвигать ногами тело, грубо схватили за запястья, поволокли по земле, как куль с мукой.

Она не сопротивлялась. Каменистая почва обдирала кожу. Но боли не было. Были лишь слабые удары сердца в груди, пересохший, немой язык, пляшущие перед глазами спины. Спустя несколько минт тащившие ее унриты остановились.

— Разделимся, — услышала она хриплый голос Лина. — Тащите ее ко мне. Остальные — со мной. Не удивлюсь, если этот гаденыш уже удрал. Ну да ничего. Если в хижине его нет, я знаю, где искать.

Потом ее снова куда-то волокли.

Она смутно видела. Хижина (ничем не отличающаяся от всех прочих, но почему-то заколочены окна). Узкая скрипучая дверь. Сидевшая на полу в полутемной комнате, испуганная неожиданным вторжением мусса. Женщину швырнули на пол.

— Полежи-ка здесь. Подожди своего… — бросившие ее расхохотались.

Дверь хлопнула. Стало темно и страшно. Ибо самым страшным для нее было оставаться одной. Сознание раздваивалось, растраивалось. Торсон? Да, она жалела его. Она и не смогла понять, как она, чье тело давно уже привыкло к звериной грубости, могла убить его только за то, что он хотел ее тела, ее ласки, ее тепла. Женщина застонала. Но Тай… Она спасла Тая. Она — Мона, а значит…

Дверь на мгновение приоткрылась, ей бросили протухший кусок иллансана:

— На. Ешь. В последний раз.

Шагая по улице к дому Тая, Лин с удивлением приглядывался к происходящему в Унре. «Похоже, — думал он, — харута оказалась слишком крепка». Там и сям прямо посреди улицы валялись полумертвые тела. Кое-кто блевал, прислонившись к стене; некоторые унриты бессмысленно ползали по песку, издавая нечленораздельные звуки, мало чем напоминавшие человеческую речь. В одном из таких «ползунов» Лин узнал Ухо. Брезгливо пихнул его тяжелым унритским сапогом.

— Посторонись!

У него и самого порядком шумело в голове. Смутно он догадывался, что харуту на базарную площадь Унры выкатили неспроста, но неповоротливый ум так и не смог додумать эту мысль до конца. Шедшие с ним к Таю унриты были ненамного трезвее тех, что встречались им на пути. Они постоянно отставали, ругались между собой, падали, поднимались — Лину приходилось сдерживать шаг, чтобы не уйти вперед.

Трезв был, пожалуй, один лишь Эрик. Увидев мертвое тело брата, он мгновенно протрезвел, и с этой минты лицо его приняло то самое отрешенное от всего происходящего выражение, какое бывает лишь у захваченных одной, безумной идеей людей.

— Ты дашь его мне, — прошептал он, стиснув зубы, не спуская глаз с изуродованного тела Торсона. Потом медленно перевел взгляд на стоящего рядом Лина и повторил так тихо, что Лин едва расслышал: — Обещай, ты дашь его мне.