Омега. Ты родишь мне сына - Алисия Небесная

Алисия Небесная

Омега. Ты родишь мне сына

Глава 1

Я запретил это. Не один раз. Не два. Каждый, кто заговаривал об имплантации, слышал от меня одно и то же: Ребёнок останется в безопасности, пока решение не приму я. Без обсуждений. Без «если». Без «а вдруг».

Эмбрион — это не материал. Не цифра в отчёте. Не вероятность. Это всё, что осталось от неё.

Мою пару убили четыре года назад. Южная граница. Шакалы нарушили перемирие, решили проверить, насколько крепко держится моя власть. Не успели понять, с кем связались.

Я уничтожил тех, кто напал. Потом — их стаю. Потом — весь сектор, где они могли скрываться. Но мне было мало. Потому что я не спас её.

Нашёл тело по запаху. Кровь. Дым. Обрывки ткани. Не сразу понял, что это она. Выл, как зверь, лишённый воздуха. А потом пришла тишина. Пустая. Мёртвая.

И только тогда врачи сказали: ребёнок выжил. Крошечная капля жизни — чудом. Или потому, что в ней билось что-то сильнее смерти.

Три дня комы. Один шанс. Они успели. И я подписал бумаги. Отдал приказ: переместить эмбрион в частную лабораторию. Под замки. Под коды. Подальше от стаи.

Чтобы не достался никому. Даже мне. Я поклялся: никогда. Ни одна чужая женщина не получит право вынашивать то, что осталось от неё. Это был мой отказ. Моя клятва. Моя последняя власть над судьбой.

И именно её — нарушили. Сейчас передо мной лежит отчёт. Белый лист. Печать клиники. Подписи. Сухие формулировки, будто речь идёт не о моём ребёнке, а об эксперименте. О чьём-то праве решать вместо меня. Я читаю строку. Потом следующую. Возвращаюсь к первой. Снова. И снова.

Пока пальцы не сжимают край стола так, что трещат суставы. Пока не чувствую, как внутри что-то ломается. Они решили поставить меня перед фактом. Загнать в угол. Дождаться, что я смирюсь.

Кто-то решил: если я молчу — значит, не чувствую? Что можно подсадить эмбрион. Без разрешения. Без страха. Ошиблись.

Я хочу знать имена. Каждого, кто подписал. Кто провёл. Кто одобрил. И я хочу, чтобы они боялись меня до конца своих жизней.

Открываю дверь машины и выхожу. Даже не хлопаю ею. Я не звоню, не предупреждаю, не прошу встречу. Я не клиент. Не пациент. Я — Альфа. И я пришёл вернуть то, что у меня украли.

Глава 2

Клиника.

Стеклянные двери громко распахиваются. Одна из створок ударяется о стену с глухим стуком, от которого кто-то вскрикивает в холле. Тонкое стекло в алюминиевой раме трескается.

Медсестра за стойкой роняет планшет. Он падает на пол и остаётся лежать. Никто не спешит его поднять. Она смотрит на меня как на хищника, которого по ошибке впустили в стерильный вольер.

Запах страха заполняет воздух. Резкий. Сладковатый. Живой. Хорошо. Так и должно быть.

Из коридора выходит врач. Замирает, встречаясь со мной взглядом, и — уходит в сторону, не сказав ни слова.

Другой охранник сбавляет шаг и резко поворачивает голову, будто заметил трещину в идеально ровной стене. Система оповещения сработала. Они знают. Поздно. Я уже внутри.

Тишина мгновенно становится вязкой. Никто не говорит. Никто не поднимает глаза. Ни одного прямого взгляда, ни одного шага вперёд.

Воздух тяжелее с каждой секундой, словно в здании собирается гроза. Сердца бьются быстрее — я слышу это, как удары барабанов. Каждый хочет сбежать. И правильно.

Пусть воздух напитает хищника. Пусть стены загудят напряжением. Пусть каждый здесь поймёт: в здание вошёл не человек.

Я не кричу. Не размахиваю руками. Опасность — не в словах. Опасность — в присутствии.

— Где главный врач? — Голос ровный. Низкий. Спокойный.

Медсестра вздрагивает. Пальцы зависают над клавиатурой, дыхание сбивается. Лицо бледнеет.

Она начинает говорить — и тут же запутывается:

— Я… эээ… доктор Ларинов… он на втором этаже… приём… я могу…

Слова ломаются. Запах страха — мгновенный, плотный. Он заливает приёмную с головой.

— Вызови его. Немедленно. — Всё тем же тоном. Без нажима. Но за этой фразой — тишина, в которой можно услышать, как трещит напряжение.

Она сглотнула. Повернулась к терминалу.

— Простите… мне передать, от кого?..

Я сделал шаг. Один. Ей хватило. Она мгновенно прижалась к стойке, как к последнему укрытию.

— Скажи: пришёл Чернов, — произнёс спокойно.

Полсекунды тишины.

В её глазах — ни понимания, ни воли. Только тело, которое осознало: рядом — хищник.

Она медленно потянулась к кнопке вызова. Словно любое резкое движение могло закончиться плохо.

— И добавь: если он не выйдет сам — я зайду, — сказал я. Чётко. Как приказ. Без угрозы. Без эмоций.

Каждое слово звучит негромко — но так, будто уже отдан приказ. И его никто не посмеет не выполнить.

Тон, от которого слушаются. Даже не поняв — зачем.

Тон, с которым убивают. Без крика. Без эмоций.

— Да, конечно… сейчас… — сипит девушка.

— Ты уже теряешь время, — бросаю спокойно, разворачиваясь к окну.

Смотреть на неё больше не имело смысла. Она всё поняла.

Дверь открывается почти сразу. Без охраны. Без попытки оттянуть момент.

Главврач заходит один. Шаг — быстрый. Но неуверенный. Халат — сбит набок, руки в движении — не знают, куда себя деть. Взгляд скачет.

Тревога в нём — в каждом жесте. В дыхании. В том, как не поднимает глаз.

— Артём… — начал он, но сразу запнулся.

Я не поворачиваюсь.

Стою у окна, сцепив пальцы за спиной. Смотрю сквозь стекло — за пределы здания. Внутри — только контроль.

— У тебя минута, — говорю чётко. — Объясни.

Он сглотнул. Медленно. Слишком шумно.

— Это… ошибка. Я клянусь. Документы были не до конца оформлены. Система выбрала омегу из резервного списка. Она была после хирургии… Я не видел финальный протокол, я не давал одобрения…

Поворачиваюсь.

— А теперь ты его видишь, — спокойно говорю.

В голосе — ни ярости, ни угрозы. Только факты. И этого достаточно.

Он делает шаг назад. Автоматически.

— Мы… мы сразу всё отследили. Эмбрион прижился. Омега в порядке. Нет отторжения, нет угроз. Мы контролируем.

— Ты подсадил мой эмбрион, — перебиваю. — Омеге. Без допуска. Без разрешения.

— Это было вынужденно, — заикается он. — Я признаю, это не по плану, но