Опасные манипуляции 2 - Роман Феликсович Путилов Страница 18

без разговоров, в чем есть, не надо их одевать или обувать. Если дети начнут сопротивляться — применяйте силу, женщины — разбирайтесь с истерящими девочками. Если надо поддать — поддайте. Главное — быстро увезти их сюда, здесь потом сможем решить все вопросы. Заклинаю — найдете своего ребенка, не бросайте остальных, сделайте для них все, как для своего. Детей забиваете в машины и очень быстро стартуете сюда. Провозитесь там — к бандитам приедет помощь, тогда возникнут сложности.

Просьба от меня — я разыскиваю взрослого, это больной человек, мой родственник. Я раздам его фотографии, если найдете — везите сюда, пожалуйста. Вот вкратце все. Если кто-то не считает себя в силах врываться в чужую квартиру — оставайтесь здесь, любая помощь будет полезна. Выдвинуться надо так, чтобы начать везде одновременно, например в двадцать два часа восемь минут. После того, как закончите в адресе, прошу, каждую группу отзвониться мне на сотовый телефон, записанный на обороте фотографии, и сообщить о результате. Если телефон будет занят, перезвоните еще. Прошу говорить коротко и сообщать следующий данные: сколько детей вывезли, есть ли пострадавшие, какой характер травм. Когда будете грузить детей в машину, продумайте, как сделать, чтобы все двери были заблокированы — или взрослым или механически, чтобы никто на ходу не выскочил. Вариант — связать детей попарно за одну руку, например, бежать или сопротивляться им будет сложнее. У меня вроде все. У кого есть вопросы?

Вопросов было миллион. Ответила на несколько общих, на частные отвечать отказалась, стала разбивать народ на группы. Попытки качать права (сюда не поеду, поеду туда) заканчивались одинаково — до свидания, пожалуйста, на выход. Если обнаружим вашего ребенка, передадим его милиции. Обычно, этого было достаточно.

Я стояла, навалившись на перила, задрав юбку до груди, и поправляла чулки. При этом я громко поминала Сережу, который обещал девушке пива и женское счастье с супермужиком, а оказался жалким импотентом. Я старалась говорить это голосом сильно пьяной девушки, и такими словами, что надеюсь, моя мама никогда не узнает, что они мне знакомы. Четыре мужчины из моей команды, пялились на меня, роняя слюну так, что я боялась, а не уронят ли они свои черенки, которые от лопат. Жена одного из них, поехавшая с нами, болезненными тычками пыталась заставить отвернуться своего похотливого супруга, бросая на меня ненавидящие взгляды. Я чувствовала, что мой артистизм уже выдыхается, уже начинаю повторяться, да и вообще, я никогда не хотела работать в стриптизе. А начиналось все хорошо. Мы тихонько поднялись на этаж. Я, как самая привлекательная и беззащитная, стала звонить в дверь, и звать Сережу. Но за дверью лишь кто-то пыхтел, но не открывал. Наконец, когда я уже решила, что номер не прошел и нужен другой вариант проникновения в квартиры, за дверью кто-то громко рассмеялся:

— А мне бабы говорили, что у тебя проблемы!

— Ты охренел, какие у меня проблемы?

— Ну, девка ведь зря говорить не будет.

— Да я ее не знаю!

— Но она почему-то знает, что под дверью стоит Сережа. Кто тут Сережа, ты или я! И ты ей почему-то не открываешь!

— Так бугор не разрешает…

— Ну бугра я не наблюдаю, а девка вся там изошла. Что-то не так с тобой, Сережа!

— Ну все, сейчас я ей покажу…

Чарующая музыка отпираемого замка стала сигналом для моей команды подтереть слюни и покрепче взяться за дубинки.

Когда на пороге квартиры появились разъяренный Сережа и выглядывающий из-за его плеча напарник, моя застоявшаяся команда просто смела их. Я входила в квартиру, когда двух ошеломленных парней со следами побоев на лицах, запихнули в маленький туалет, а дверь подперли тяжелой тумбой. Из кухни притащили женщину и девочку в фартуке, с мочалкой в руке. Женщину, которая от страха не могла ничего сказать, я втолкнула в ванну. В комнатах, на плотно уложенных на полу матрасах мы обнаружили трех взрослых мужчин и еще одну женщину, а также шесть детей, одного мальчика и пятерых девочек.

В комнатах стоял тяжелый, влажный дух перенаселенного людьми помещения, везде сушилась влажная одежда, стояли какие-то сумки. Три девочки были явно неадекватны, никак не реагировали на происходящее. Взрослые сектанты попытались сопротивляться, но получив раз по лицу, расползлись по углам. Один из отцов ловко и быстро связал детей попарно за одну рука, и, похватав концы веревок, мы быстро побежали вниз. Загрузились и выехали со двора минут за пять. Почти сразу пошли звонки от других групп. Почти везде все происходило по одному сценарию. Много детей было заторможено, вели себя вяло, не реагируя ни на что. Одна квартира осталась недосягаема, внутри были люди, но дверь не открыли.

Я подумала и сказала, растерянно сопящему в трубку, старшему группы:

— Оставайтесь на месте, чтобы не случилось, не дайте вывезти из квартиры детей. Я чуть попозже пришлю вам еще людей, а затем, я надеюсь, смогу заставить милицию приехать к вам и вскрыть двери. Держитесь там.

Потом я набрала еще один номер.

Вот я заметила, когда я обращаюсь к Сидорову, он всегда недоволен.

Сегодня его голос был еще и заспанным.

— Здравствуйте, Саша. Хотела задать вам один вопрос.

— Здравствуйте, Людмила. Знаете, сколько времени? Я пытаюсь отоспаться после дежурства. Думал, начальство звонит. Оказалось все гораздо хуже. Можно, на завтра отложить разговоры?

— Сидоров, разговор очень важный. Ты кто по званию?

— Я старший лейтенант, капитана полгода не дают, потому что выговор висит. Все, до свидания?

— Сидоров! Ты не выносим. Я его пытаюсь капитаном сделать, а он со мной разговаривать не хочет, нахал! А теперь, серьезно. Записывай адрес. Записал? Примерно через полчаса на этом адресе будут около сорока без вести пропавших детей и их родители. Треть детей не адекватна, ни на что не реагируют. Нужны медики, наверное, психиатры, или кто, я не знаю. Ну а дальнейшее ты сам решай, какие бумаги надо оформлять и что писать. Звони начальству и докладывай, что ты все организовал. Все, пока, я буду там тебя ждать.

В гараже был сущий дурдом. Радость от встречи с найденными детьми, боль от пустых глаз обретенного ребенка, который смотрел на мать, но не видел