Тени Былого - Андрей Васильев Страница 28

— Никитин, я тебя не держу, — равнодушно ответил ему Олег Георгиевич. — Оставил бы кого из стажеров, да и все. У вас свое следствие, у нас свое, потому личные встречи нам ни к чему.

— Ага, — нехорошо прищурился местный сыскарь. — Дверь тоже стажер опломбирует? И потом — мне повторения позапрошлогодней истории не надо. Да-да, той, в которой старинный кинжал фигурировал. Я его не брал, мои парни тоже, прокурорские не при делах, да и твои ребята все в белом. А кинжала как не бывало! И что в результате? Все молодцы, а Никитину выговор и лишение премии. И не надо на меня вот так смотреть, хорошо? Это не я тебя сюда вызвал, а мое начальство. Мне бы лучше вообще без вас, мракобесов, это дело раскручивать, пусть даже оно скверно пахнет.

— Причина смерти? — ледяным тоном, от которого Коле стало не по себе, осведомился у сыскаря Ровнин.

— О, блин. — Никитин почесал затылок. — Ведь так сходу не сформулируешь. Наверное — выжигание глаз на пару с мозгом. Звучит дико, но зато чистая правда. Соседка, что его обнаружила, вообще чуть компанию ему не составила. Заметила, что дверь приоткрыта, удивилась этому, зашла, наткнулась вон на того красавца и мигом рядом прилегла. Хорошо еще, что бабулька крепкая, старой закалки, она полежала, полежала, очухалась и побежала нам звонить. Да сам смотри.

Он приподнял покрывало и Колю слегка передернуло — очень уж жутко смотрелись на старческом морщинистом лице два больших черных вдавленных внутрь пятна там, где раньше находились глаза.

— Впечатляет, — без каких-либо эмоций отметил Ровнин и огляделся вокруг, задержав взгляд на картинах, что были развешаны на стенах, причем сразу бросались в глаза несколько брешей в их рядах. Там явно раньше, несомненно, что-то тоже находилось, но теперь от этого остались лишь пустые квадраты с выцветшими обоями. — Что пропало уже известно? Родственников вызвали? Жена, дети?

— Жена умерла лет десять назад, а дочь с этим жмуром не особо общалась, если только по телефону. Похоже, между ними особой любви не имелось, — ответил Никитин, снова закрывая лицо мертвеца покрывалом, чему Коля очень обрадовался. — Она в той комнате сидит. Но вообще на первый взгляд все вроде на месте, деньги так точно. Покойный их в сейфе хранил, дверца и замок в порядке. Нашли ключи, открыли — там рублями миллион и валютой еще столько же, если по сегодняшнему курсу считать. А еще кое-какие побрякушки золотые в коробочках — украшения, ордена старые с камнями, прочее разное. Выходит, если что и взяли — то картины. Но тоже не факт.

— А… — Коля, не выдержав, показал на пустые места на стене.

— Я тоже сначала подумал, что «а», — отозвался сыскарь. — Но дочка объяснила, что такое запросто может случиться. Папаша ее был коллекционер, им свойственно друг с другом картинами меняться, они частенько их со стен снимают и друг другу отдают, причем полученное не на то же место вешают, а на другое. Ну композиция, подборка одного и того же художника, и так далее. Так что — не факт, не факт.

— Реестр нашел? — уточнил у него Ровнин. — Картотеку смотрел?

— Чего? — изогнул левую бровь Никитин. — Ты о чем?

— Сам же сказал — он коллекционер, — пояснил шеф Коли. — А все коллекционеры из настоящих ведут картотеку как минимум. Что куплено и у кого, что продано или сменяно. Мало того — это старой закалки человек был, он кроме карточек наверняка реестр вел, в тетради или амбарной книге. У таких, как он, это норма вещей, идущая с советских времен. Надо посмотреть, какие картины были приобретены за последнее время, и проверить, на месте они или нет.

— Верно, — одобрил его слова Никитин, после чего окликнул одного из своих коллег, стоящих в дверях: — Сеня, в кабинете жмурика покопайся, ищем картотеку, тетрадь с записями, и так далее. Ну ты слышал.

— А я пойду, с дочерью пообщаюсь, — сообщил ему Ровнин. — Ты не против?

Никитин развел руки в стороны, как бы говоря: «У меня есть выбор?». Ну или что-то подобное.

Коля нутром чуял, что его начальник уже знает, что ищет, появилась в его походке некая кошачья мягкость, а в голосе мурлыкающе интонации. Ровнин так же себя вел в метро, во время визита к подземному Хозяину, просто один в один. Глянешь — вроде рассеянный интеллигентный мужчина, и не скажешь, что полицейский. Но тронь его, и поймешь, что это на самом деле живая сталь.

И вообще он был очень доволен, что все так получилось. Ему всегда хотелось поработать именно с Ровниным, но тот всегда всем занимался в одиночку, или, очень редко, с Пал Палычем. С другой стороны — у него дела были, поди, почище, чем Колина мелочевка.

— Значит, Светлана Сергеевна, вы с отцом общались редко? — Пока Коля размышлял о превратностях судьбы, Олег Георгиевич уже взял в оборот дочь покойного. — Дни рождения и праздники, или все же почаще?

— Нам особо говорить было не о чем, — устало ответила ему миловидная женщина лет сорока, одетая дорого, но не вычурно. — И, если совсем честно, желание такое отсутствовало. Да и что новое я могла услышать? Очередную лекцию о живописи? У меня среди этой галереи все детство прошло, я эти картины видеть не могу до сих пор. Они были ему больше родней, чем мы с мамой. Не они для нас, а мы для них, — особая температура в квартире, никаких резких запахов, никакого яркого света, никаких гостей. В монастыре, наверное, веселее жизнь. Потому я как замуж вышла, сразу отсюда съехала. А ему и вовсе безразлично было, где я и что со мной. Он ведь ни разу своих внуков не видел, и это при том, что старшему уже двенадцать лет. Знаете, я даже не уверена, что он помнил о том, что у него есть внуки. А если он мне и звонил, то только затем, чтобы рассказать какую редкость он добыл в свою коллекцию. Друзей у него никогда не водилось, а похвастаться очень хотелось, как собирателю картин и положено.

— Грустная история, — признал Ровнин. — А когда в последний раз созванивались?

— Вчера, — всхлипнула женщина. — Где-то за бесценок купил картину Марка Шампольского, и его просто распирало от радости приобретения и гордости за то, как лихо он шедевр сторговал. Отец не был скупым и никогда не жульничал при сделках, он был выше этого, но ему очень нравилось, когда удавалось купить хорошее полотно