Тени Былого - Андрей Васильев Страница 29

— Марка Шампольского? — переспросил Ровнин. — А что за полотно, он не сказал? Не «Девушка с хризантемами» часом?

— Она, — удивилась женщина. — Как вы узнали?

— Догадался, — пояснил руководитель отдела. — Не так много картин Шампольского осталось на свете, он же перед смертью почти все свои работы скупил и сжег, если вы помните. Где-то полтора десятка полотен уцелело, большая их часть за рубежом, «Черные пруды» и «Петровский дуб» в музеях, их ваш батюшка никак не мог купить, так что это или «Девушка с хризантемами» или «Рассвет над Сейдозером».

— Отец был счастлив, — всхлипнула женщина. — Как ребенок смеялся!

— Ну, шутка ли — Шампольский, да еще дешево, — протянул ей платок Ровнин. — А о других недавних покупках он ничего не говорил?

— Нет, — совсем уж расплакалась дочь коллекционер. — Папа… Папочка!

— Нашли, — из небольшой комнаты, где, как видно, находился кабинет убитого, выскочил довольный Никитин с потрепанной тетрадью в коленкоровом переплете. — Твоя правда, Ровнин. Вел он что-то вроде дневника.

— Отлично. — Олег Георгиевич подошел к нему, довольно бесцеремонно выдернул тетрадь из рук и перелистал. — Вот. Три недели назад он купил два ранних Брюллова, карандашные наброски Ге, одну из копий Габерцеттеля и еще кое-что по мелочам. Однако, оптовая закупка получилась.

— Получается, Брюллов пропал, — вдруг подала голос Светлана Сергеевна. — Он бы его точно повесил в той комнате, где… Где сейчас лежит. У него весь Брюллов именно там располагается, вместе с «итальянцами». Но новых полотен нет, только те, что и раньше были. Он никогда его не продавал и не менял.

— Так, может, не успел повесить? — предположил Никитин. — Мало ли? То, се, закрутился и забыл.

— Отец? — через силу улыбнулась женщина. — Вы его не знали. Уверена, что как только картины попали в дом, то немедленно отправились на стенку, где пять раз сменили место. Он обожал выстраивать композиции из полотен.

— Ясно. — Ровнин протянул тетрадь Никитину. — Петр Николаевич, у меня все. Спасибо, что дождались.

— А тело? — робко спросила Светлана Сергеевна. — Тело отца? Его мне отдадут?

— Все вопросы к майору Никитину. — Ровнин галантным жестом показал на снова нахмурившегося коллегу. — Честь имею! Коля, пошли.

Всю дорогу до машины Нифонтов думал, что сейчас ему придется клещами из начальника слова тянуть, что не захочет тот делиться с ним своими умозаключениями, — и не угадал.

— Знаешь, что самое интересное из услышанного в квартире? — только сев за руль, поинтересовался у него Ровнин. — Название картины, купленной коллекционером за бесценок. Никак он, Коля, приобрести данное полотно не мог.

— Почему? — вполне резонно осведомился Нифонтов.

— Потому что я его лично сжег три года назад. Очень много дел эта «Девушка с хризантемами» натворила, таких же, как ты только что видел. И если бы не глупость воришки, который задумал обмануть своего нанимателя, то она и дальше бы убивала. Нам тогда просто повезло, мы нашли незадачливого похитителя до того, как это сделал тот, кто ему заплатил за кражу. Правда, уже после того, как картина испепелила его мозг. Очень мы тогда по этому поводу расстроились, жуть как хотелось его патрона прищучить. Он только-только тогда в столицу вернулся после долгого отсутствия, было желание прижечь эту заразу до того, как она снова начнет распространяться.

— Серьезная личность?

— Не то слово. И очень скользкая. Формально он простой антиквар, салон держит, налоги платит, а на деле к нему стекается вся артефактная грязь столицы и окрестностей. И не только она. Но прихватить на горячем его никому пока не удалось — ни нам, ни Францеву, ни Пиотровскому. Ладно, это к делу не относится. Так вот — я лично эту картину сжег. Вывод?

— Не знаю, — задумался Коля. — Может, их две было? Одну вы уничтожили, другая осталась.

— Исключено, — покачал головой Ровнин. — Шампольский никогда не делал дубликаты своих работ, это было против его принципов. Копия же останется только копией, просто картиной, не более, а это полотно, как ты уже понял, живет своей жизнью. И сразу — восстановлению уничтоженная картина не подлежала. Человека можно в некоторых случаях воскресить, но произведение искусства, тем более подобное, — точно нет.

— Тогда не знаю.

— Вот и я пока точно не знаю, — весело поддержал его начальник. — Но очень хочу выяснить, как оно так получилось. И, что самое главное, имеется у меня тот, кто сможет внести ясность в происходящее, только прежде нам надо будет кое-куда заскочить.

«Кое-куда» — оказалось в магазин. Причем Ровнин сразу же отправился в винный отдел, где положил в корзину пять бутылок очень недорогого крепленого вина.

Ровнин и крепленое вино — ничего более абсурдного Нифонтов себе представить не мог. Впрочем, когда следом за столь незамысловатым спиртным в корзину отправились колбасный сыр и крабовые палочки, он немного успокоился, поняв, что шеф не сбрендил, а следует определенному плану.

— Не смотри на меня так, — стоя у кассы, посоветовал начальник оперативнику. — Просто мы едем в гости к человеку творческому, а потому консервативному и неприхотливому одновременно. Кузе все равно, что пить и чем закусывать, он выше этого.

— Вот у вас друзья, — не удержался от реплики Коля. — То Кеша, то Кузя.

— Что выросло — то выросло, — философски заметил Ровнин. — Друзей не выбирают, а имена им — тем более.

Кузя, как оказалось, был немолод, тощ до изумления, абсолютно лыс и невероятно носат. Нифонтов всегда предполагал, что большинство художников — люди не от мира сего, но чтобы настолько — даже представить не мог. Да и жилье его выглядело под стать хозяину — большая мансарда в сталинском доме, в которой обитал этот забавный тип, была настолько захламлена, что пару раз оперативник даже не знал, куда наступить, поскольку опасался что-то сломать или во что-то вляпаться.

— Олег! — неожиданным басом радостно прогудел Кузя. — Как я рад тебя видеть!

— Меня или вот это? — уточнил Ровнин, показав ему пакет, в котором позвякивали бутылки.

— Все и всех сразу, — облизал губы художник. — А это кто? Твой отпрыск?

— Не совсем.

— Значит — оруженосец, — подытожил Кузя. — Белому рыцарю вроде тебя обязательно нужен оруженосец, который будет собирать дамские перчатки с арены ристалища после того, как ты всех победишь!

Коля не понял, о каких перчатках идет речь, но вежливо улыбнулся.

— Я бы его написал, — задумчиво произнес Кузя, уставившись на оперативника и склонив голову к плечу. — В лице сего отрока нет большой красоты, но наличествуют воля и жажда жизни. Эдакий молодой Джек Лондон.

Теперь художник Нифонтову совсем уже не нравился. Ну да, он не красавец, но зачем это так