Сергей Лукьяненко - Печать Сумрака Страница 4

– Стоять! Я приказываю! – Безухов стиснул правой рукой звезду Давида и вытянул левую, словно пытаясь схватить меня. С кончиков пальцев сорвались тонкие нити. Зависнув надо мной, переплелись в невесомую, похожую на паутину сеть. Сеть мягко опустилась на плечи, и меня словно припечатало бетонной плитой. Ноги подкосились, вздох застрял в груди. Казалось, кто-то щелкнул тумблером, увеличив земное притяжение раз этак в десять.

Мир окончательно стал серым. Волк, Костя, Безухов превратились в прозрачные бесформенные тени. Я сделал героическое усилие, пытаясь сорвать паутину, но это оказалось не проще, чем перевернуть Землю. Порыв ледяного ветра ударил в спину, и я потерял сознание.

– Леша? Леш? Ты задремал, что ли? – Я поднял голову со сложенных рук и увидел стоящую рядом мать. Шею ломило. Правая рука онемела, на ней красовался сочный красный отпечаток. Другой, подозреваю, остался на лбу. Красный? Красный, не серый…

Я поморгал, растерянно глядя на мать, и попытался сообразить, где я. По всему выходило, что у нее дома. Стол, кремового цвета скатерть – мой подарок на Новый год, тарелка с борщом. Плавучие островки жира мягко намекали на то, что борщ необходимо есть сейчас, пока он окончательно не остыл. Никаких вампиров, оборотней и причуд монохромного восприятия.

– Ты, если устал, поспи в комнате, – посоветовала мать, озабоченно разглядывая мою помятую физиономию. – Борщ я попозже подогрею.

– Мммм… – неопределенно промычал я в ответ, пытаясь сообразить, что делать. – Ну, не знаю…

Спать не хотелось. Есть тоже. Какая тут еда, когда крыша уезжает на твоих собственных глазах. Неторопливо так уезжает, в полном соответствии с масскультурой эпохи. Раньше шизофреникам виделись зеленые человечки и сидящие в кустах агенты КГБ, теперь пришла пора оборотней и вампиров.

Должно быть, душевные терзания отразились на лице, потому что мать без разговоров взяла мою правую руку и деловито посчитала пульс. Пульс, разумеется, частил. После таких-то кошмаров.

По итогам обследования мне посоветовали выпить корвалол и полежать. В другое время я бы обязательно уперся, но сейчас подчинился безропотно. Надо было собраться с мыслями, а в горизонтальном положении думается легче.

Я лег на диван и с удивительной легкостью прокрутил в голове недавний сон. Единственное, что выдавало нереальность произошедшего, – «невидимый» номер «лексуса». Во сне так часто бывает: картинка яркая, а вот запомнить мелкие детали, цифры или незнакомые слова не удается.

Однако весь ужас был вовсе не в яркости сна. Я, как ни силился, не мог вспомнить подробности поездки к матери. Да и саму поездку. Ни одного воспоминания! Словно их вырезали, подменив дурацким сном про оборотней.

– Мам, ты не посмотрела, во сколько я приехал?

– У тебя часы на стене, – отозвалась мать с кухни.

Я мрачно глянул на часы. Восемь. С работы я уехал в полседьмого. Отстоял час в пробке, поэтому раньше полвосьмого домой приехать не мог. Так что, если верить сну, с Костей и оборотнями я встретился максимум полчаса назад. Не сходится. За полчаса от дома досюда добраться можно, но и только. Задремать не успеешь, и борщ не остынет.

Я вздохнул, сам не знаю, с разочарованием или облегчением. Все-таки сон – это просто сон. Хотя… Я улыбнулся в пространство. Есть неоспоримая улика – звонок таинственной незнакомки посреди пробки. Уж входящий-то вызов точно должен сохраниться.

Борсетка лежала на пузатом шкафчике в коридоре. Там, где я всегда ее оставляю. Никакой мистики. Я щелкнул пряжкой, вытащил айфон и вздрогнул. По спине побежали мурашки. Айфон выглядел так, будто вся испанская инквизиция под руководством лично Торквемады изгоняла из него бесов. Причем изгоняла неоднократно.

На корпусе не осталось живого места. Тачскрин почернел, покрылся тонкой сеткой трещин. Пластик вспух безобразной сыпью, задняя крышка превратилась в один большой лопнувший пузырь с оплавленными краями. От симки остался обугленный огрызок.

С минуту я тупо смотрел на остатки моего нового телефона, потом осторожно положил его на шкаф и занялся осмотром борсетки. Оказалось, досталось и ей. Кожа местами потемнела, одну из тряпичных перегородок будто искромсали ножом, пряжка лишилась позолоты, обнажив язвочки неблагородного металла. В общем, выкидывать еще рано, но показывать людям уже стыдно.

– Не спится? – раздался с кухни голос матери.

– Угу, – буркнул я, спешно запихивая остатки айфона в борсетку.

– Иди хоть борщ доешь, а то так и улетишь голодный.

Честно говоря, мне сейчас было не до борща. Но калейдоскоп чудес выбил меня из колеи настолько, что я подчинился. Дом, в котором прошло мое детство, создавал иллюзию если не защищенности, то по крайней мере покоя и порядка. Вот здесь полка для телефона, прикрученная мной в шестнадцать лет. Тут картина – волжский пейзаж начала двадцатого века с утлыми лодчонками рыбаков и вереницей сплавляемых по реке бревен. Дальше по коридору, у стены, холодильник «Орск» – тяжелое наследие советского режима. Как мы корячились, вытаскивая его в коридор! По прямому назначению он больше не используется, зато хранит в себе компоты и соленья. Спи спокойно, дорогой товарищ…

В порыве чувств я коснулся правого бока, на котором в шестилетнем возрасте выцарапал гвоздем «Фантомас жив». Смахнул пыль и вздрогнул, когда вместо мирного облачка на пол спорхнул небольшой плотный комок с синеватым отливом. Как на компьютере Леры…

– Ты чего застрял? – Мать выглянула в коридор.

– Иду…

Не сводя с комка глаз, я попятился на кухню. Упал на табурет и, не чувствуя вкуса, выхлебал тарелку повторно разогретого борща.

– Как дела на работе? Чем занимаешься? – умильно спросила мать, наблюдая за аппетитом сына.

– Да так… – Я заставил себя улыбнуться.

– Как Лера?

– Мама! – искренне возмутился я. – Ну что значит – как Лера? Отлично Лера! Зачем я вообще про нее рассказал?!

Мать вздохнула.

– Дурачок ты все-таки, Леша.

– Ну сколько раз можно об этом говорить?! Ничего у нас нет и не будет. Мам, да она меня на полголовы выше!

– Вот я и говорю – дурачок, – грустно подытожила мать. – Салат огурцы-помидоры будешь?

– Не буду, – недовольно буркнул я, отнес тарелку в раковину и чмокнул мать в щеку. – Все, я поехал.

Последний раз я был у матери в прошлые выходные. С тех пор ее двор ничуть не изменился. Старые облезлые лавки, сломанные качели, выщербленный битый бордюр. Несмотря на многочисленные письма и собранные жильцами подписи, заботливая рука градоначальника до него пока не дотянулась. Но в ступор меня ввергло вовсе не это. Машины не было! Ни на корпоративной стоянке у дома напротив, ни у соседних подъездов, ни в закутке на выезде со двора.

В отчаянии я потыкал кнопку на пульт-брелоке, направляя его в разные стороны. Сигнализация молчала. Мне вдруг отчаянно захотелось присесть, и я опустился на ближайшую лавку. Что я должен думать, что делать? Отсутствие машины само по себе не пугало. В хорошую погоду я частенько ходил к матери пешком. Однако версия, что я приехал сюда с работы, разваливалась на глазах. Но если не с работы, то откуда? И если не приехал, то что? Прилетел?

На плечо легла рука. Я вздрогнул. Вскочил, оборачиваясь.

– Алексей, не бойтесь.

На вид девушке было лет двадцать. Пухлая, с нетронутой загаром кожей, с тяжелой золотой косой. Легкое летнее платье в голубой горошек, потертые сланцы, темные очки на пол-лица. Вся она была какая-то немного несуразная и несообразная, будто собранная из деталей разного конструктора. Коса из одного, платье из другого, очки из третьего. На мои прыжки она никак не отреагировала. Только опустила руку и улыбнулась.

– Алексей, вы только не убегайте, – попросила она. – Теперь все будет хорошо. Я отведу вас к хорошим людям, там вам все объяснят. – Ее голос казался смутно знакомым, а реплики явно входили в набор четвертого конструктора. Мне стало смешно.

– Простите, вас как зовут?

– Анна, – просто ответила она, и мне сразу расхотелось ерничать.

Девушка подошла ко мне, взяла за руку. Пальцы у нее были тонкие, горячие. Я уловил запах лаванды.

– Я понимаю, за последние дни вы очень много пережили. Но вам больше не нужно бояться, – сказала девушка тоном психолога, уговаривающего самоубийцу отойти от края крыши. Несмотря на немного нелепый вид, было в ней какое-то странное обаяние. Как у опера Кости.

– Что происходит? – выдавил я. – Эти сны…

Она приложила палец к моим губам.

– Позже. Обещаю, вам все объяснят. Сейчас вы должны делать в точности то, что я скажу. Вы даже не понимаете, насколько это важно. Сюда. – Она потянула меня за руку в прохладный полумрак подъезда. – Здесь ведь темно, да? Смотрите вниз. Ищите тень.

– Что искать?

– Тень. Вашу тень. Ту, которая на полу.

Запах лаванды стал сильнее. Я машинально подчинился, проигнорировав странный вопрос. Отказать этой девушке казалось кощунством.