Елена Граузс - Пасьянс в четыре руки Страница 3

— А хочешь, я угадаю, какой была твоя мама? Доброй, красивой. Но больше всего на свете ты любил слушать, как она рассказывает тебе сказки. Тебе казалось, что ты живешь в них, видишь наяву. А твой брат сказки не любил. Для него они были просто словами. Он не видел замков, рыцарей, принцесс и эльфов. А ты — видел. И поэтому он считал тебя фантазером. А теперь скажи, где я ошибся.

— Я…я… — Сева беспомощно раскрывал рот, не в силах уйти от этого пронизывающего взгляда. Не в силах, или… не желая? Потому что в тот момент, когда пересеклись их взгляды, так отчетливо и так точно вспомнились эти самые сказки. Такие яркие, такие живые, неимоверно прекрасные. И голос матери. И невольно он потянулся вперед, глубже погружаясь в пучину таких притягательных глаз, впуская в себя его голос. — Это ничего не значит…

Дима улыбнулся. Ласково, почти нежно.

— Твоя мать была «картой», Сева. Мастером иллюзий. И ты — тоже «карта». Не раскрытая еще, но «карта». Влад — твой близнец?

— Да… — шепнул Сева. — Нет… то есть да… Я не «карта», и она не «карта». Ее бы… ее бы взяли. «Карты» вне закона. Да ее бы Владька заметил!

— «Мать в глазах ребенка — Бог», — процитировал Дима услышанную когда-то фразу. — «Карты» умеют прятаться. И ты — «карта», Сева. Близнецы, родившиеся от связи «карты» и обыкновенного человека — полярны. Твой брат получил иммунитет. А ты… — заметив, какими глазами смотрит на него Сева, Дима отодвинулся. Он заблокировал свою «масть», так что на этого парня она действовать не должна, но кто его знает…

— А кто ТЫ? — Сева судорожно выдохнул и рывком почти влип в стену, поморщившись от боли в побитой спине. Дима… пугал. До дрожи в коленках.

Дима медленно поднялся.

— Что именно ты хочешь знать?

— Ты… откуда ты все это знаешь? Кто ты такой, какого черта ты тут делаешь?! Какого черта Я тут оказался?! Это не розыгрыш и не шутка, — он обнял свои колени и сжался, тщетно борясь с тошнотой. Мутило. И сознание грозило вот-вот соскользнуть в липкое марево забытья.

— Я сижу в подвале вместе с тобой, — терпеливо ответил Дима, отлично понимая, что узнать однажды вечером, что ты — «карта», что автоматически означает «вне закона» — не самое приятное, что может случиться. — Что здесь делаешь ты — я не знаю. Ответь мне сам, — он поколебался немного, а потом шагнул к парню и снова опустился рядом с ним. — Это не конец света.

— Я всего только приехал в этот дурацкий ночной клуб… там парень какой-то был… он налетел прямо на меня… — чуть не плача повторял Сева. — Он выскочил просто из ниоткуда… а потом налетели эти придурки-охранники и его скрутили… ну я и выдал кому-то в табло… Это потому что я «карта»?.. Везет как утопленнику…

— Я не знаю, что произошло. Но то, что ты «карта»… Хотя нет, ты еще не «карта». Ты — всего лишь кусок картонки, перевернутой «рубашкой» вверх. Потенциальную «карту» определить сложно, но можно.

— И что теперь будет? — глухо спросил Сева, прикрыв глаза.

— Надо выбираться отсюда. И чем быстрее, тем лучше. Когда те, наверху, закончат свои дела, они примутся за нас.

Удивительно, но на горькую иронию сил хватило.

— «Карты» умеют силой мысли открывать двери, будучи запертыми в подвале? Тогда я хочу быть «картой»…

Дима рассмеялся.

— Язвишь? Значит, жить будешь, — взъерошил его волосы напоследок и отошел. — Нет, «карты» такими возможностями не обладают. К сожалению… — от пришедшей в голову мысли, глаза Дима на мгновение расширились. Вот только мысль эта была бредовая. — Поэтому нам с тобой нужно придумать самим, как выйти отсюда.

— Реально? — на минуту Сева задумался. Даже если вошедшего хорошенечко шарахнуть чем-нибудь… чем? Тут кроме дерюги на которой они сидят — ничего нет. Можно попытаться дать в рожу. Вот только он, Сева, в сравнении с бугаями, которые его избили — пушинка. А Дима, судя по комплекции, вовсе микроб, недоразумение досадное. — Никак. Разве что головой попытаться пробить дверь. Нас с тобой разочек о стену шмякнут и дух вышибут к такой-то матери.

— Если действовать грубо и силой, то да, — Дима усиленно размышлял. Судя по тому, что Севу просто впихнули в щелку двери, а не затащили, как его самого, те, кто их охраняют, боятся заходить сюда. Значит, у них нет иммунитета. И они уязвимы. Но как заманить их внутрь? Дима прислушался к себе и с сожалением констатировал, что сил осталось не так уж много. Пара минут интенсивного воздействия или десять — среднего. Но рядом с ним сидит потенциальная «карта». Возможно — «иллюзионист», как и Кира. Но мальчишка понятия не имеет, как пользоваться своими возможностями. А инициировать его сейчас — верх безумства. Но выбираться все равно нужно. Черт, если бы у них была хотя бы тяжелая палка… После побоев Сева слаб, как котенок, а он сам против этих «шкафов» не выстоит… Думай, Дима, думай… Времени все меньше.

— Не получится. От слова совсем. Мне просто не хватит сил даже на подачу средней паршивости, — Сева вздохнул. — Разве что ты под ноги кинешься, а я попытаюсь ударить. Но не факт, что тебя не затопчут, а меня не раздавят.

— Кинуться под ноги? — Дима вздернул бровь. — Не мой стиль. Предпочитаю нечто более тонкое и изящное. Но один я не справлюсь. А ты, как человек, мне не поможешь. Но и «картой» я тебя делать не хочу.

— Ну, извини, что я человек, а не туз козырный, — скрипнул зубами Сева и отодвинулся. — Спасибо за благородство.

— Эта не та вещь, которую можно включить или выключить по желанию, — холодно бросил Дима. — Это навсегда. Я могу инициировать тебя, но последствия будут непредсказуемыми. Для нас обоих. Ты станешь настоящей «картой». Ты будешь вне закона. Тебе придется научиться контролю, научиться использовать свои возможности. А я… Я отвечу за тебя жизнью. И мне вовсе не улыбается умереть во цвете лет, если ты вдруг попадешь под машину, например. Это не благородство. Это жизнь.

— Мы и так подохнем во цвете лет, — улыбка получилась циничной. — Ничего не поделаешь. Ну да ладно, значит, ты действуешь тонко, а я постараюсь не блевануть, когда буду пытаться дать в табло какому-нибудь громиле.

Дима покачал головой. Похоже, выхода действительно нет. А у этого парнишки есть шанс спастись. Дима выдохнул и подошел к двери. Положил на холодную поверхность ладони и закрыл глаза, словно прислушиваясь к себе. Секунда за секундой он снимал барьеры, освобождая силу. Вот так, не видя человека, через толстую поверхность… Он может только позвать. И он позвал. Словно собрал в одну точку все свои силы, а потом направил их туда, через дверь. «Иди… Иди ко мне…» Без слов. Без мыслей. Он звал, завораживал, как сирена из древнегреческих мифов. Эмоциями, ощущениями. Он тянул к себе, как магнитом. И когда в замке заскрежетал ключ, улыбнулся про себя. Отступил, и дверь открылась. Из полумрака в помещение шагнул мужчина с пустыми глазами и счастливой улыбкой на губах.

…Это выглядело странно… Страшно. И не было всех этих идиотских спецэффектов, которые додумывают сценаристы — типа сияния вокруг рук, дрожания воздуха, шелеста или прочей ерунды. Нет. Дима вдруг словно слился с дверью, приник к ней, ладони чуть подрагивали на холодной даже на вид поверхности. И это завораживало. И еще… Сева просто встал и пошел. Пошел молча, понимая, что ХОЧЕТ подойти. И положить руки ему на плечи. И стоять за его спиной, за ним, и чувствовать это тепло, такое мягкое, такое тянущее, совсем как возбуждение, которое приходит ночью, стоит только подумать о Марте, старосте потока.

А он — красивый. Красивый…

И в неярком свете одинокой лампы в коридоре… его профиль казался волшебным. Профиль эльфа из любимой маминой сказки… а этот хмырь, ступивший в подвал — в ИХ подвал — заплатит.

Сева шагнул вперед, как привык, мягко, быстро, на подшаге — всем корпусом вперед, вкладывая в один-единственный удар остатки собственных сил. Мощный апперкот… голова запрокидывается, слышится мерзкий хруст…

Дима только дернул уголком губ, отмечая хорошую работу, и шагнул за порог. Зов прекратился. Зато кругами, как волнами расходилось мягкое возбуждение, почти томление. Обволакивая, оно лишало воли, заставляя попавших в поле его действия покорно и с радостью исполнять все желания. По ступенькам вверх и в коридор. Охранники, сидящие возле еще одной двери, вскочили, схватились за оружие и застыли, словно парализованные.

— Отдайте их мне, — голос Димы был мягким, нежным. Он, как яд, вливался в их уши, туманя и без того плавающий в сладкой эйфории сознание. Секунда, и оба пистолета в руках Димы. Еще одна — и охранники засыпают у стены со счастливой улыбкой на губах. И там, за дверью — почти свобода. Клуб. Который нужно пройти. И сил… больше нет.

Сева плелся за ним как на привязи, ненавидя тех, кто смотрел на Диму. И себя ненавидя тоже, за то, что странный «сокамерник» как-то вдруг и сразу вывернул на изнанку душу и отравил разум. Плелся и не знал, чего ему хотелось сейчас больше всего — подохнуть, или убить самому. Ах да… он УЖЕ убил человека. Он УЖЕ преступник. И пусть он действовал под действием чудовищно притягательной мощи Димы, это только хуже. Он стал сообщником «карты», и если верить всем этим газетным статейкам и скупым пояснениям брата, силищи в этом хрупком даже на вид теле было столько, что потянет как минимум на Валета. Валета красной масти… он сам… как сказал Дима — «карта» в «прикупе» не раскрытая.