Коллектив авторов - Невеста зверя (сборник) Страница 56

– Что вы имели в виду, когда сказали «сотворить саламандру»? – спросил Ксан фермера. – Ведь не маленькую скользкую ящерицу, правда же?

Прежде чем ответить, Гарленд продал еще черемши и пакет шпината.

– Нет, не ящерицу, а огненную тварь. В Талмуде, когда царь Ахаз вознамерился принести Хизкиягу в жертву Молоху, мать спасла мальчика от огня, обмазав кровью саламандры.

– Никогда об этом не слышал!

Гарленд пожал плечами:

– Такой стеклодув, как ты, должен знать науку огня.

– А откуда вы знаете об этом? – спросил Ксан.

– О, я был странным мальчиком. Когда заканчивал работу по дому, лежал в траве и читал том за томом дедову энциклопедию чудес. Она до сих пор стоит у меня на полке – если придешь после обеда, попрошу жену принести том «С-Т».

– Хорошо, приду. Только не забудьте. – Ксан бросил пакеты в рюкзак и отошел. Обернувшись через плечо на смех фермера, он вспомнил, что Гарленд так и не объяснил ему, кто такие саламандры.

Остаток утра ушел на путь к Черной горе. Старый стеклодув умер и оставил ему катальную плиту и ящик с прямыми ножницами, алмазными долотами, щипцами и штангами с плоскими концами. Ксан привык раскатывать горячее стекло на стальном листе, но теперь у него была для этого мраморная плита.

В мастерской было непривычно прохладно и пусто.

– Расс был о тебе очень высокого мнения, – сказала вдова стеклодува, Ева. – Говорил, что для тебя открыт целый мир.

Странный оборот речи. Мир – огромный сине-зеленый шар, и ни одному стеклодуву не под силу резцом и щипцами придать ему форму по своему усмотрению. Ксан вытер слезы, навернувшиеся на глаза. На похоронах, когда все бросали в могилу розы, устилая гроб лепестками, Ксан опустился на колени последним и уронил в могилу стеклянный цветок триллиума.

– Мой первый муж был эгоист, а Расс относился ко мне с нежностью.

– Вы прожили вместе много лет.

– Да, этого у нас не отнимешь.

– Расс с Гарольдом научили меня всем тайнам ремесла.

– Они были настоящие друзья, даром что один с побережья, а другой из города. Зависти между ними никогда не было – они всегда радовались работам друг друга. – Ева погладила белую с темными пятнами катальную плиту. – Где-то у Вергилия есть слова «lacrimae rerum». Кажется, это значит «слезы вещей». Видишь? – Она дотронулась кончиками пальцев до кромки плиты, где три владельца написали свои имена и даты рождения. Две даты смерти были подписаны другой рукой.

– Удивительно, на плите до сих пор ни царапинки.

– Держи. – Ева подала ему пузырек с тушью и перо. – Подпиши и свое имя. Только когда сам состаришься, подыщи молодого стеклодува, которому сможешь ее передать по наследству. Тебе ведь сейчас двадцать пять, Ксан?

– Всего двадцать четыре, – сказав это, он застыдился, как будто в том, что Ева состарилась, была и его вина.

– Когда ему было двадцать четыре, а мне двадцать шесть, мы жили на острове рядом с Чарльстоном. Теперь он весь застроен многоквартирными домами и отелями. Мир меняется, теперь он уже не наш.

Ева обмакнула перо и поставила на плите новую дату. Невысохшие чернила блестели. Потом Ксан наклонился, чтобы подписать свое имя под неровными цифрами.

– Ты четвертый стеклодув, которому достается эта плита.

– Да.

– Надо бы тебе жениться, чтобы было кому поставить дату, когда тебя не станет. – Она улыбнулась краешком рта, и Ксану стало не по себе.

– У меня и времени-то на жену нет.

– Да, ты женат на своем стекле, – сказала Ева.

После смерти Расса между ними установилась некая неловкость, и оба это чувствовали. Ксан был рад погрузить доску на тележку, а потом и в багажник автомобиля. Он очень переживал за Еву – ему хотелось сказать ей что-то важное, но, может быть, это просто нельзя было выразить словами. Ева была для Ксана последним осколком семьи – во всяком случае, того, что он мог назвать своей семьей. Принс – достаточно распространенная фамилия в Северной Каролине, но он не пытался найти родню, даже на севере, на острове Уайт, который еще называют Малой Канадой. Ксан погладил мраморную плиту и засунул сверху ящик с инструментами.

– До свидания, милая Ева.

Когда он обнял ее, она показалась ему хрупкой, как кельтский Зеленый человек зимой, – одни ломкие веточки да сухие стебли.

Затем Ксан вскочил в свой пикап и, оставив Еву позади, свернул по знакомой дорожке, что шла вокруг мастерской, а затем спускалась под гору. Дальше была только автострада, горы и время от времени вспышки пламенных азалий, пока он не доехал до поворота к Сильве, Каллоуи и Дилсборо.

Ксан взглянул на часы: рынок скоро закроется. Надеясь, что Гарленд еще не ушел, он побежал прямо к его прилавку.

Гарленд махнул ему рукой:

– Жена принесла книжку. Вот, посмотри.

Он повернул том, и Ксан увидел заголовок «Саламандра, огонь (природный и мифологический)». Фермер постучал большим пальцем по странице с золотым обрезом.

– Вот что здесь написано: «Если стеклодув семь дней и семь ночей будет топить печь деревом мирта, то великий жар породит создание, называемое огненной саламандрой. И, не отступая перед ее прельстительным обличьем, стеклодув должен нанести ей глубокую рану, обильно кровоточащую. Если он намажет свою руку или любую часть тела ее кровью, то станет неуязвим для огня».

– Но вы же не…

– Ты хочешь сказать, не верю в это? Мой юный друг, чудеса окружают нас, а мы их не видим. Мир – клубок тайн, перепутанных между собой и пропитанных слезами вещей…

– Что? – встрепенулся Ксан, вспомнив слова Евы о мраморной плите.

Фермер полистал книгу:

– Это тоже из энциклопедии. Она, как калейдоскоп, где мудрость пополам с сумасшествием. Здесь Плиний говорит, что саламандра похожа на лед и гасит огонь. А Аристотель упоминает огненных бабочек: «Крылатые создания чуть больше обычной мухи появляются среди огня, ходят в нем и летают, но сразу же умирают, как только покидают его стихию». А вот и наш путешественник по Китаю, Марко Поло, расхваливает златотканую парчу из саламандр. – Он хлопнул по странице. – Это для людей искусства – золотая жила. Можешь взять почитать – только непременно верни, ведь эта энциклопедия – мое единственное дедово наследство.

– Ну и оригинал же вы, Гарленд, – сказал Ксан, с улыбкой глядя в его оживленное лицо. – Никогда бы не подумал, что на свете бывают такие фермеры.

Гарленд усмехнулся:

– В фермерском деле чудаков полно. Эта энциклопедия выманила меня на воздух – показала, сколько чудес у матери-природы. – Он вложил в книгу лист вместо закладки и подтолкнул ее к Ксану. – Только не засунь ее в печь, ладно?

– Мне, право же, неловко…

– Мне нравится том «С-Т», но лучшие статьи я знаю уже почти наизусть. Сейчас я читаю моим девочкам вслух «Г-Д».

Ксан прижал книгу к груди:

– Что до описания огненных мух, это, скорее всего, хлопья окисленной меди или другого металла.

– А что такое тогда саламандра? – спросил Гарленд.

– Я думал, это вы мне объясните!

Наверняка саламандра – всего лишь сияние рдеющих углей перед слезящимися глазами усталого стеклодува.

Ксан попросил у Гарленда пакет и засунул туда энциклопедию.

– Заходите, если что-нибудь понадобится, – сказал он, написав свой адрес на листке бумаги, – или просто в гости. Или порыбачить – у меня там в речке форель.

И он положил том на плиту, рядом с ящиком инструментов.

Дома Ксан выгрузил свое наследство и перетащил инструменты и плиту в мастерскую. Там было чисто, как в пекарне после окончания рабочего дня. Завтра он будет вытягивать раскаленное стекло в нити, как сахарную тянучку. Но сегодня он устроился в кресле-качалке и стал листать книгу, прихлебывая крепкий кофе.

– Вот послушай, – сказал он кошке. – «Волшебники держали саламандр в доме на случай пожара».

Кошка лежала на полке перед дверцей печи, подергивая хвостом.

– Если бы я был писателем, то огненная саламандра мне и во все была бы без надобности, – заметил он и прочел вслух: – «Адское пламя не навредит писцам, ибо все они из огня, подобно Торе, – огонь вредит пишущим еще меньше, чем тому, кто умащен кровью саламандры». Что за сны, должно быть, снились Гарленду после такого чтения! Что скажешь, Фрици?

Желтая кошка спрыгнула с полки и свернулась клубком на каменном полу. В первое время Ксан выгонял ее из мастерской, но в итоге решил, что она неуязвима. Стеклянной пыли она, должно быть, наглоталась немало, даже шерсть у нее иногда поблескивала на солнце. Фрици усвоила, что от горячего стекла лучше держаться подальше, но любила играть с бусинами и миллефиори, а имя свое получила за игры с цветными фритами. Нередко стеклодув заставал ее свернувшейся в клубочек в пустом горне.

В доме Ксана смешалось старое и новое. С помощью каменщика он построил мастерскую на двух акрах земли на крутом склоне, переданных ему по акту Гарольдом Куином – эта фамилия встречалась в горах еще чаще, чем Принс. Но домик, раньше принадлежавший отцу Гарольда, он не перестроил. Его друг-каменщик попросил заплатить за работу стеклянными изделиями – тогда работы Ксана как раз начали вызывать интерес у коллекционеров. Ксану повезло, и он это знал. Ему помогли известные мастера. Если бы Гарольд и Расс не взяли его под свое крыло, он бы работал официантом в Сильве или все лето заколачивал гвозди, чтобы оплатить свое стеклодувное хобби.