Андрей Белянин - Трилогия "Багдадский вор" Страница 149

— Предоставим список украденного высокородному господину Шехмету, да продлит Аллах его годы, — тонко улыбнулся домулло. — Он защитит нас и попросит великого визиря вернуть нам наши деньги, пока его стражники не отыщут настоящего вора!

— Воистину, ты говоришь мудрые вещи, — покачав головами, признали даже очень малоопытные купцы. — Но как мы оценим украденное, ведь этому не было свидетелей?

— Достаточно ли вам свидетельства Всевышнего? — ловко выкрутился домулло и в упор спросил самого толстого с хитро бегающими глазками: — Сколько кошельков с золотом у вас пропало, почтенный?

— Один… нет, два… вах, я забыл ещё про третий… Три! Три большущих кошелька с полновесными динарами!

— А у вас, уважаемый?

— У меня? Ну… э-э… вай мэ, да у меня столько украли, столько… Сейчас перечислю. Клянусь бородой Хызра, одних только кошельков с золотом… нет, с бриллиантами! Индийскими алмазами, да! Шесть штук!

— Ай-ай-ай, — сочувственно качал головой Насреддин. — Но вы пишите, всё пишите, ничего не забудьте. И пусть бумагу подадут самые достойные люди базара!

Так что к приезду на место запланированного митинга главы городской стражи полный список «бесчестно украденного» не подготовил только ленивый или круглый идиот. Мигом избранная делегация из самых наглых, прожжённых и беспринципных дельцов с низкими поклонами встречали грозного Шехмета. После получасовых переговоров, объяснений, воплей, слёз, перевода стрелок, взаимных упрёков, угроз, давления, примирения и выхода к разумному компромиссу начальник стражи и народные делегаты от бизнеса стройной колонной направились в эмирский дворец за консультацией у визиря. Лев и Ходжа, переодевшись, увязались следом, потому что пропустить такое экстремальное шоу они, разумеется, не могли…

Великий визирь Шариях заявился в сопровождении тех же безмолвных нубийцев, что ещё недавно охраняли ныне «совсем заболевшего» эмира. Лицо визиря изображало некоторое недоумение и беспокойство, отчего бородка заметно дёргалась вбок.

— Да продлит Аллах твои годы, — сухо приветствовал его Шехмет. — Купцы благородной Бухары просят тебя о помощи и защите. Их страшно ограбили, даже жутко…

— Но при чём здесь я? — вопросительно изогнул бровь визирь. — Разве защита честных граждан и поиск бесстыдных воров не твой долг, о высокородный Шехмет?

— Да, и я найду вора. Но сейчас они хотят денег, а деньги у тебя и… Что ты так странно смотришь на мою руку, о Шариях?

— А откуда у тебя этот камень в перстне, о Шехмет?!

— Это подарок, о великий визирь.

— О, подарок из сапфира, украденного с моего праздничного тюрбана?!

— О, ты называешь меня вором?!!

Здесь, наверное, стоит остановиться и отдохнуть от этих бесконечных вежливых «о», дабы дать волю читательскому воображению. Не вмешивался никто! Стражники и купцы, царедворцы и слуги, рабы и охранники и даже простой народ мог видеть, как толстый визирь Шариях пытается вывернуть руку грозного Шехмета, ругаясь самыми недостойными словами, пока последний не оттолкнул его изо всех сил, после чего в руке визиря блеснул кривой кинжал!

Теперь настала очередь продрать глаза уже начальнику городской стражи…

— Откуда у тебя моё оружие, бесчестный вор чужого имущества?!

— Мне его подарили!

— Ах ты, лукавейший из шайтанов, отдавай мой кинжал!

— А ты, тупейший из ослов, верни мой сапфир!

Поскольку уступать никто не хотел, драка естественным путём пошла по второму кругу. Кое-кто уже начинал делать ставки на первую кровь из носа или первый выдранный клок волос из бороды. К чести обеих сторон должен заметить, что в серьёзный мордобой они не лезли — понимали, как глупо выглядят. Поэтому и визирь и Шехмет разумно ограничивались витиеватыми оскорблениями друг друга и перепихиваниями в стиле Паниковский — Балаганов «А ты кто такой?!».

Ну и в результате все остались ни с чем. То есть каждый при своём. В смысле каждый при чужом, поскольку Шехмет перстень не отдал и Шариях тоже кинжал вернуть отказался. Дорогие вещи быстро прикипают к рукам и неохотно меняют даже временных хозяев. Драчунам пришлось разойтись, накрепко затаив злобу и строя планы кровавой мести с привлечением максимально большого числа сторонников…

Так что в палатку Ахмеда и Ириды аль-Дюбины сообщники возвращались в упоении своей маленькой победой и с чувством исполненного долга.

— Брателло, так ты добился, чего хотел?

— Вай мэ, о мой голубоглазый брат не знаю по какой матери, но точно не по отцу, ибо он был праведный мусульманин и никогда бы не… как это… а, «не замутил» с русоволосой пленницей из северных стран, ибо…

— Ходжа, а покороче ты не можешь?

— Нет, уважаемый, я же герой сказок и народных анекдотов, а значит, просто обязан соблюдать литературные традиции стран Востока. — Домулло сжалился и объяснил попроще: — Да, я доволен. Грозный Шехмет нашёл себе нового врага и вряд ли будет так уж упорствовать в ловле знаменитого Багдадского вора. А великий визирь не успокоится, пока самолично не разберётся с главой городской стражи. Но в отсутствие эмира они оба не посмеют причинять друг другу слишком уж серьёзный вред.

— Почему?

— О недогадливый, им же надо как можно дольше скрывать правду о том, что владыка Бухары исчез! Ибо если народ узнает о безвластии, в городе будет…

— Бунт?

— Нет, до избрания нового эмира по древним торговым законам все дела Бухары передадут в руки городского совета, состоящего из самых достойных горожан.

— Уточню: из взяточников, барыг, купцов и мошенников? Блин, всё как у нас…

— Люди везде одинаковы, — с улыбкой подтвердил Ходжа. — Но в этом кувшине дёгтя есть своя ложка мёда, ибо и визирь и Шехмет будут обязаны подчиниться их решениям. А они оба отнюдь к этому не готовы.

— Одному бандюгану просто выгодно безвластие и неподотчётность в действиях, а другой хочет захапать себе власть под религиозным крылышком нового «пророка», — понятливо завершил Лев Оболенский. — Я, кажется, начинаю въезжать в ваши внутриполитические игры. Каков же будет наш следующий шаг?

— Абдрахим Хайям-Кар!

— Это и ежу ясно, а что конкретно мы предпримем? У тебя есть план? Учти, я не о наркотиках…

— Хайям-Кар, — осипшим голосом повторил побледневший Насреддин, указав на тощую фигуру в чёрных одеждах, словно бы из ниоткуда возникшую на их пути в тёмном переулке…

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Чем отличается читатель, ворующий книги из любви к чтению, от вора, залезающего в чужой карман из любви к деньгам? И то и другое равно затягивает и равно ненасытно…

Горбоносый старик с глазами, горящими как лазерная указка, замер, скрестив руки на груди, и весь его вид говорил о стальной несгибаемости воли. Казалось, что выбеги сейчас на него бешеный бык, то рогатый предпочёл бы остановиться, не нарываясь на худшее. В этом страшном человеке было нечто, заставляющее опустить взгляд и согнуть спину, более впечатлительные люди сразу падали ниц, умоляя разрешить им быть вечными рабами сиятельного шейха.

— Гутен морген, майн либе, — фамильярно помахал ладошкой бывший москвич. — Бабудай-Ага, ты опять переигрываешь. С ногами уже хорошо, но фигли так сверкать очами, словно у тебя там линзы с флюоресцентным эффектом? Скромнее, тоньше, жизненнее, без дешёвой театральщины…

— Я понял, Лёва-джан, — спокойно перебил его джинн. — Но ведь на достопочтенном домулло сработало. У меня мало времени, ты готов выслушать не перебивая?

— Эй, о невежливейший из джиннов, созданных из бездымного огня по воле Аллаха, — опомнился пристыженный Насреддин. — А мне что, прикажешь заткнуть уши, ибо если я всё ещё ваш общий друг, то какие между нами могут быть тайны?

Бабудай-Ага едва заметно повёл левой бровью, и домулло уснул стоя. Стены домов заколебались, начали двоиться, плыть, проулок исчез, уступив место тихим пескам пустыни, небо заволокло огромными тучами, и Лев понял, что разговор о его возвращении домой откладывается на очень неопределённое время. Он поскрёб заросший щетиной подбородок, зевнул и обернулся к старику:

— Слушай, Бабудай, ты, конечно, джинн авторитетный, но я же тоже на этой земле стою крепко, как табуретка. Если тебе нужна более цветистая аналогия, кивни, как финиковая пальма, и слон моей доброты, набрав полный хобот целительной истины из далёкого арыка познания, оросит твои корни мудростью, даруя жизнь ветвям и кроне твоего понимания. Съел? Не торопись, прожуй, потом ответишь.

Джинн два раза честно открывал и закрывал рот, порываясь вставить хоть слово, но потом махнул рукой, тупо дослушав до конца. Лев выдохся и подмигнул. Бабудай-Ага сочувственно покачал головой: