Алла Дымовская - Доктор Самты Клаус Страница 20

Не то, чтобы в этот роковой для человеческого достоинства момент, ПД выглядел непристойно. В трусах до колен размером с хороший шатер это вряд ли возможно. Однако падать в обморок от шока посторонним девицам повод имелся, да еще какой! Трудами умницы Пегги Бряк и ее кроликов самое нижнее белье Лэма Бенсона представляло собой картину, почище творений художника Сафронова и скульптора Церетели вместе взятых. А надо заметить, что упомянутым деятелям искусства очень часто с успехом удавалось изображать непонятно что неизвестно для чего. Так вот. На ярко золотом фоне из японского полунатурального шелка умница Пегги, дама образованная во всех научных отношениях, изобразила зелеными, синими и пурпурно-красными нитками следующие назидательные эпизоды и изречения:

Взятие Бастилии 14 июля 1789 года в масштабе 1:24 с поучительной поговоркой «Кто рано встает, тому бог дает».

Модель атома Резерфорда-Бора, причем стройные силуэты электронов и ядер были украшены разноцветными стразами. Чтоб для тупых сразу стало ясно, где тут протон, а где, я извиняюсь, прочие всякие разности. Модель сопровождалась надписью «Зри в корень!» и подписью «Козьма Прутков».

Бестолковая высадка экипажа Нила Армстронга на небесное тело Луну, сплошь испещренную театральными блестками. Вокруг Луны шли буквы «П-р-и-о-б-р-е-т-а-й-т-е у-ч-а-с-т-к-и ц-е-н-ы с-н-и-ж-е-н-ы!»

Пьер де Кубертен, открывающий первые Олимпийские Игры под девизом «Главное не победа, а своевременный допинговый контроль!».

Обычная голая фотомоделька с огромной грудью у фонтана. Ничего примечательного, кроме многозначительного напоминания, вышитого пурпурно-красным: «Лэм! Помни о тяжелых последствиях легких увлечений! Твоя Пегги».

В общем, о размерах вышеописанной детали туалета можно судить по множеству и разнообразию изображенных сцен. И это только спереди. Вздумай Лэм Бенсон повернуться к ошарашенной публике задом, видок был бы еще сногсшибательней прежнего.

Ибо на тыльной стороне диктаторских трусов красовалась только одна единственная картина, зато убойная как по исполнению, так и по содержанию. За всю историю художественной вышивки это было самое эксклюзивное в своем роде сочетание больного воображения с интеллектуальным маразмом. Масштабное, панорамное полотно называлось «Марсиане на прополке батата в кибуце им. Наркомвоенмора Троцкого». Где маленькие зеленые человечки ковыряли синими граблями фиолетовую землю, а на плетнях вокруг были развешаны для просушки герметические скафандры. Батат на картине тоже присутствовал в виде силосных куч из довольно крупных горошин черного стекляруса. Как на всем этом с удобством можно было сидеть попой, оставалось большущей загадкой.

С легкой руки Данилы Марамоевича диктаторский конфуз был поспешно устранен, как и всеобщее повальное умопомрачение. Очень даже просто. При помощи тяжелой якорной цепи, которую смекалистый маляр Фломастер содрал с китобойного гарпуна Сэнда Муда и употребил вместо пояса. Получилось стильно, хотя и громоздко. Теперь вдобавок к стеклярусу ПД приходилось таскать еще и полтонны нержавеющего железа. Зато люди стали понемногу приходить в себя. Робин перестал ржать, Кики — падать в обморок, а Чак и Пит, уставшие ее ловить, — материться вполголоса.

Самты и Джин Икарус, вернувшись в обычное свое ненормальное состояние, старались держаться поближе друг к дружке и подальше от диктатора, в тщетной надежде, что целее будут. Они еще не знали, что Лэм Бенсон на самом-то деле был вовсе не злым человеком, насколько это вообще возможно для диктатора, и никогда не мстил зазря. А всегда ждал удобного момента, чтобы даже из самой незначительной мсти выходила назидательная польза для подопечного населения. Только какая же назидательная польза может быть на болоте? Поэтому, некоторое неопределенное время Самты и Джин Икарус могли чувствовать себя в полной безопасности.

Солидно откашлявшись и поправив якорную цепь, Лэм Бенсон наконец ослепительно улыбнулся всем присутствующим, гостям и аборигенам, со всем диктаторским радушием.

— Позвольте представиться тем, кто еще меня не знает. Я — Пожизненный Диктатор Таинственного острова Лэм Сэмуэльевич Бенсон. Страшно рад всех видеть, и счастлив познакомиться! Ура, ура, ура!!!

Местные аборигены Данила Марамоевич и бывший смотритель Муд захлопали в ладоши и засвистели от восторга. Гости острова, которых было большинство, от выражения бурной радости пока что воздержались. Во-первых, нельзя сказать, что они так уж обрадовались — нелегко, знаете ли, сперва надавать почем зря по шее человеку, а потом хлопать для него в ладоши. А во-вторых, подбитый глаз Лэма Бенсона, достаточно злобно и недоброжелательно сверкавший из-под заплывшего синевой века, навевал сомнения в искренности его слов.

После того, как гости по очереди представились ПД, скромная девушка Липа, спросила, выглядывая из-за «арафатки» Селяма Алейкумовича:

— А что же с нами дальше будет?

Вопрос ее оказался куда как к месту. Лэм Бенсон опять лучезарно улыбнулся и сверкнул зловещим подбитым глазом:

— Хочу поздравить от души всех присутствующих здесь дорогих гостей острова! С этой минуты вы все получаете почетное звание военнопленных!

Присутствующие дорогие гости заметно напряглись, особенно оба претендента в Избранные. Но возражать не показалось им безопасным, если принимать во внимание действующий гарпун в руках ирландского террориста Муда. Конечно, дорогие гости тоже могли бы оказать сопротивление, у них был пластид и корейские шпионы-близнецы. Однако рассчитывать на Кима и Кена не приходилось. Ибо братья настолько забылись над рукописью о приключениях махаона на клеверном поле, что даже пропустили захватывающее представление с трусами ПД. Да и сейчас их мало интересовало происходящее на болоте. Им хотелось узнать, чем кончится «яростное и безжалостное нападение разъяренного пчелиного роя на мирный муравейник». Впрочем, под военнопленными Лэм меньше всего имел в виду корейских близнецов. Напротив, он почувствовал к Киму и Кену невольную симпатию, как и всякий писатель при виде читателей, усердно поглощающих его литературную стряпню.

Было и еще одно небольшое затруднение. А именно. Приводить в благоустроенный поселок сразу всю дикую орду хоть и дорогих, но незваных гостей было неразумно. Военнопленные они там, или нет. Здесь надо отдать должное уму и дальновидной проницательности ПД. У людей, не столь изощренных в повседневном управлении всяческими маломасштабными островами естественно возникает вопрос. Особенно, когда они смотрят со стороны всяческие фантастические сериалы. А почему, если Лэм Бенсон или еще какой диктатор, такой хороший, то сразу же не пригласил бедных оставшихся в живых в свой поселок? А потому. Что даже сериалы иногда не врут, но показывают истинное положение вещей.

Представьте, что вы скромно и тихо живете себе на Таинственном острове, и вас всех ровным счетом человек полста. Как вдруг трах-бах! Вам на головы сваливается еще полсотни таких же бездельников, о которых вы рады бы были знать не знать, и слыхом не слыхивать. Допустим даже, что ваша глупость и неуместное сострадание заходят так далеко, что вы из любезности приглашаете их к себе. Временно пожить и принять посильное участие в делах поселка. И вот сплоченная общим несчастьем, посторонняя толпа приходит в ваши дома. Заметьте, если бы пришло, скажем, человека два-три, или даже четыре-пять, их быстро бы удалось призвать к порядку. А попробуйте призвать к порядку сразу полсотни человек! Которые обижены катастрофой и испорченным отдыхом, а потому считают, что им все и везде должны. У них есть свои выборные Избранные, свои корейские шпионы с пластидом, свои взгляды на справедливое распределение и профсоюзные объединения, и даже проповедник сайентолог. Как долго при этих условиях вы сохраните спокойную жизнь? А ваш Пожизненный Диктатор власть над вашей спокойной жизнью? Догадываетесь? Тогда не задавайте глупых вопросов.

Поскольку Лэм Бенсон сроду не задал ни одного глупого вопроса, и уж кончено не такой был дурак, чтобы добровольно устраивать в поселке монголо-татарское нашествие, то…

— Вы двое, направо, — и ПД небрежным жестом указал на обоих Избранных. — А также вы, вы, и вы! Тоже направо! — небрежный жест настиг мисс Авас, Пита с дредами и Чака с пейсами.

Все, на кого указал небрежный жест, послушно перешли направо.

— А зачем? — хором спросили перешедшие.

— А затем, что вы пойдете со мной, — ласково ответил им Лэм. — Остальные свободны. В ограниченных пределах, само собой. Ты, Фломастер, ступай с ними и проводи на пляж. И скажи, пусть сколько угодно пьянствуют и предаются разнузданным скучным оргиям. Но не переходят черту!

— Какую черту? — не понял Данила Марамоевич, и от растерянности добавил: — Аз есмь?