Владимир Жариков - Четырнадцатое, суббота Страница 21

— А вот и стражники, полицаи то бишь, — прокомментировал капитан. — Разгонять смутьянов сейчас будут.

Капитан жил в ветхой избе с женой и тремя ребятишками. В дом заходить мы отказались, расположились на лавочке во дворе. Капитан слазил на чердак и достал оттуда безразмерные кирзовые сапоги и побитый молью ковер. Отдавая за все это богатство три рубля золотом, я пришел к выводу, что деньги эти я выбрасываю. Окинув взором еще раз наши покупки, я засунул их в предусмотрительно захваченный из номера пустой рюкзак.

— Отчего ж долбонами не берешь? — спросил я хозяина.

Капитан поморщился.

— А ну их к долбаной матери, рупь, он надежнее!

— Да, — произнес я в задумчивости, когда мы возвращались обратно. — А говорили, тут все в алмазах купаются.

— Действительно, слухи о несметных богатствах стольного града оказались сильно преувеличены, — поддержал меня Вольф.

— Да и вообще, не ладно что-то в Датском королевстве.

— Послушайте, ребята, — сказал Лева, — яблоки там, секретный прибор — еще куда ни шло, а вот это дело, с похищением Шема Ханской царевны, уж больно попахивает политическим скандальцем!

— Боишься, отваливай хоть сейчас! — резко высказался Лешек.

— Да я не в этом смысле, я просто…

— Может вообще, — перебил Лешек, — доставим сюда эту царевну, и войны никакой не будет.

— Скорее наоборот, — сказал Вольф. — Похищение инфанты спровоцирует акт возмездия со стороны Шема Ханства.

— Послушайте, — сказал я. — Когда я ворвался в приемную, секретарь беседовал с кем-то по телефону…

— По дальнослову?

— По дальнослову, да. И я уловил что-то там про Шема Ханство и полный афронт. Я понял, с какой миссией ехал встреченный нами курьер: колье и браслет в шкатулке предназначались в подарок царевне. Похоже, старый балбес… Простите, Великий Маг и Чародей собирался свататься, а она ему отказала. Теперь он хочет применить силу и использовать меня, то есть прибегнуть к нашей помощи.

— Ну и шут с ним, — сказал Вольф. — В конце концов, чему быть, того не миновать. Все равно он сделает по-своему, нашими руками или не нашими. Доставим ему эту принцессу, пусть сам разбирается с ней, с ее папашей, с ее страной… Ежели пройдет вариант стерпится-слюбится, то и присоединение Шема Ханство будет мирным, а нет, так повод для войны всегда найдется.

— Ой, смотрите, — сказал Лева. — Сколько народу! Что-то там происходит. Опять митинг?

— Давайте позырим, — предложил Лешек.

Вдоль дороги раскинулся обширный пустырь, на котором собралась немалая толпа зевак. Они обсуждали что-то, размахивали руками и, даже, заключали пари. До нас доносились обрывки фраз:

— Емеля… полетит…

— Аки птица?

— Не-а, не полетит!

— А откуда знаешь?

— Уж больно махокрыл не видный какой-то…

— Зато легкий!

— Ну и что, что легкий? Рассыплется…

— Не рассыплется, веревки крепкие…

Подойдя ближе, мы увидели конструкцию, напоминающую аэроплан братьев Райт или что-то в этом роде. Такие часто показывают в кадрах кинохроники про начало эры авиации. Пилот, он же, видимо, и конструктор, был одет в кожаный костюм, а на голове его блестел медный гладиаторский шлем. Он завершал последние предполетные приготовления — подтягивал веревочки, тяги, проверял крепежи и отгонял зевак подальше от аппарата. Когда приготовления были закончены, пилот уселся в свой аппарат среди этих самых веревочек, тяг и колесиков, перекрестился и дернул рычаг. Аппарат захлопал крыльями и оторвался от земли, что вызвало взрыв восторга одной половины толпы и унылое разочарование другой половины. Зато эта другая половина злорадно загудела, когда на высоте около десяти метров аппарат прекратил набор высоты и начал разваливаться. На землю посыпались обломки, заваливая собой уже достигшего земли незадачливого пилота. Из толпы донеслись возгласы:

— Убился Емеля!

— Это судьба. Не может человек летать, аки птица.

— А ковер-самолет?

— Так то ж магия! Это совсем другое дело!

— Крепче строить надо, тогда не развалится!

— Дык тады и не взлетит из-за тяжести…

— Тут тебе не хухры-мухры, точный расчет нужен…

Почему-то развитие воздухоплавания заботило зевак больше, чем судьба самого воздухоплавателя. Это меня шокировало и будировало. Пробравшись сквозь толпу до груды обломков, я стал отбрасывать в сторону лонжероны, элероны и обрывки перкаля. Мои товарищи активно помогали мне на этом поприще.

Хорошо, что при мне был мой рюкзак, который я прихватил для транспортировки наших приобретений, потому что под клапаном его покоилась наша походная аптечка, весьма удачно не оставленная мной в номере вместе с другими вещами. Я привел Емелю в чувство нашатырем, обработал кровоточащие раны перекисью водорода и йодом, крупные перевязал, мелкие залепил пластырем.

Пока я оказывал своему пациенту первую медицинскую помощь, он почти не реагировал на меня и бубнил что-то про Кузькину мать и перечислял имена тех, кому собирался ее показать. В список предполагаемых созерцателей этой самой матери вошел и сам властелин Алмазной долины без полного упоминания всех его титулов, а панибратски названный просто Бэбэ. Еще Емеля сетовал, что предупреждала же его, мол, щука, и вообще, кой черт понес его на эту галеру, то есть на государственную службу. Потом, отойдя немного от шока, он попытался сфокусировать взгляд на моем лице:

— Ты лекарь?

— Вообще-то нет. Я только оказал вам первую помощь.

— Спасибо, — произнес он. И учтиво добавил: — Я очень признателен.

Толпа практически разошлась. Только два пацаненка бегали вокруг и выкрикивали дразнилки типа: «А наш дядя Емельян был сегодня слишком пьян!». Лешек цыкнул на них, и пацаны испарились. И еще два мужика дрались неподалеку.

— Эй! Эй! В чем дело? — спросил Вольф.

— Он мне должен два гроша!

— Нет, это он мне должен два гроша!

Не прекращая своего занятия, ответили мужики.

— Я поставил два гроша на то, что Емеля полетит.

— А я — на то, что НЕ полетит.

— Стоп, стоп, стоп! — сказал я. — А ну-ка, брейк! Давайте разберемся.

Мужики нехотя перестали мутузить друг друга и уставились в мою сторону.

— Короче, Емеля взлетел или не взлетел?

— Ну, взлетел.

— Значит ты, — я ткнул пальцем в одного из мужиков, — платишь вот ему за то, что он полетел.

— Так я и говорил, что он полетит!

— Тогда он платит тебе два гроша.

— Но он же упал! — возмутился второй.

— Погоди. Поскольку полет не состоялся, ты получаешь с него свои два гроша обратно. Ясно?

— Ясно. Так мы что, выходит, оба при своих остались?

— Выходит так.

— Ну, тогда ладно, пошли домой.

Тем временем Емеля собрал в кучу обломки своего аппарата и пытался взвалить их на себя.

— Погоди, не парься, — сказал Лешек. — Дай помогу.

По примеру Лешека мы все вызвались помочь незадачливому авиатору.

— Куда нести-то?

— Да вон, рядом. Туда, за поле.

Примерно в пятистах метрах от места аварии виднелся сарай, за ним изба и вдалеке еще какие-то строения. В ту сторону Емеля и махнул рукой. Пройдя пустырь, мы оказались на подворье, обнесенном реденьким плетнем. Это был крайний двор небольшой пригородной деревушки. В сарае, куда мы и внесли обломки, располагалась вполне прилично оборудованная мастерская. Тут был верстак, тиски большие и малые, точило, токарный и сверлильный станочек с ножным приводом как у швейной машинки. Емеля пожал нам руки и осыпал благодарностями с ног до головы. Мы уже собрались откланяться, но он остановил нас:

— Послушайте, господа, у меня есть прекрасное заморское вино. Не сочтите за дерзость предложить вам пропустить со мной по стаканчику.

Я хотел со столь же изысканной вежливостью отказаться, сославшись на занятость и отсутствие времени, но Вольф опередил меня, приняв предложение.

— Отчего бы ни выпить вина с хорошим человеком!

Емеля потянулся к шкафчику над верстаком. Я подумал, он достанет оттуда бутылку, и мы расположимся прямо тут, в мастерской, среди реек, трубок и всяких инструментов, но Емеля достал не бутылку, а одежную щетку. Приведя в порядок свой кожаный прикид и повесив на гвоздик гладиаторский шлем, он пригласил нас пройти в избу.

Глава 9. ИСТОРИЯ ЕМЕЛИ

С крыльца ему навстречу кинулась моложавая женщина неопределенного возраста с распущенными волосами.

— Убился! Покалечился! Горюшко ты мое! Говорила, и мне надо было идти с тобой, почему не позволил? — заголосила она, бросаясь Емеле на шею.

— Потому, Марьюшка, что я тиран, деспот и самодур, — ответил он, обнимая жену. — Чего расстроилась, ничего же не случилось! Ну, довольно реветь, стыдно же перед гостями. Собери-ка нам на стол лучше.

Мы вошли в избу и уселись за широкий дубовый стол. На столе в мгновение ока (куда там бабкиёжкиной самобранке) появилась картошка с грибами, моченые яблоки, домашняя колбаса, сало и кувшин с вином. С печки за нами с интересом наблюдали две пары любопытных глаз. Глаза принадлежали двум девчонкам, очевидно близняшкам, октябрятского возраста. Лешек состроил им рожу и глаза спрятались в дальнем углу.