Терри Пратчетт - Правда Страница 23

Вильям неопределенно взмахнул рукой, старясь сгладить неловкость.

– Ну хорошо, я извиняюсь, но…

– Я-то фампир, так уж фышло, – продолжил Отто. – Но если пы я сказал: «Прывет, мой дарагой, как дела, слюшай, да», что пы фы тогда подумали, а?

– Мы были бы очарованы, – ответил Вильям.

– Ф любом случае, ф фашем объяфлении было сказано «факансия», и я решил, что фы протиф дискриминации, – сказал Отто. – А еще, у меня есть фот что…

Вверх поднялась тонкая рука с бледной кожей, под которой просвечивали вены, сжимавшая маленькую черную ленточку.

– О? Вы подписали клятву{39}? – спросила Сахарисса.

– Та, на фстрече ф конференц-зале ф Забойном переулке, – с торжеством подтвердил Отто. – Я хожу туда кашдую неделю, мы много поем песен, пьем чай, едим пулочки и федем фысоконрафственные песеды о закреплении позитифных рефлексоф, посфоляющих фыполнять наши строгие прафила и дершаться подальше от шидкостей челофеческого тела. Я польше не тупой сосун!

– Что думаете, мистер Доброгор? – спросил Вильям.

Доброгор почесал нос.

– Тебе решать, – сказал он. – Если он попытается напасть на моих ребят, долго будет потом свои ноги искать. А что за клятва?

– Это Убервальдское Движение за Трезвость, – объяснила Сахарисса. – Вампиры подписывают клятву и отрекаются от человеческой крови…

Отто вздрогнул.

– Мы предпошитаем гофорить: «слофо на букву ка», – сказал он.

– …от слова на букву ка, – поправилась Сахарисса. – Сейчас это Движение набирает популярность. Они знают, что это их единственный шанс.

– Ну… ладно, – неохотно согласился Вильям. Ему самому вампиры не очень-то нравились, но после такой эмоциональной беседы отказать соискателю было все равно что пнуть щенка. – Как вы относитесь к тому, чтобы разместить свое оборудование в подвале?

– Ф подфале? – переспросил Отто. – Фысокий класс!

«Вначале пришли гномы», – думал Вильям, возвращаясь к своему столу. Их частенько оскорбляли из-за их старательности и невысокого роста, но гномы трудились, не поднимая головы[4] и преуспели. Потом пришли тролли, и с ними обходились немного лучше, потому что люди не так уж часто кидают камни в созданий семь футов ростом, вполне способных кинуть камень в ответ. Потом, как чертики из табакерки, появились зомби. Под дверь просочились один или два оборотня. Карлики интегрировались в общество очень быстро, несмотря на неудачный старт, потому что они были сильными, а если их задеть – даже более опасными, чем тролли; тролль, по крайней мере, не мог забраться к вам в штанину и подняться вверх по ноге. В итоге осталось не так уж много существ, живущих отдельно от людей.

Вампиры влиться в общество не могли. Они вообще общество не любили, даже общество себе подобных, они не думали о себе как о виде, они были неприятно-странными и они – вот уж чертовски верно! – не открывали лавок с традиционной для своего вида едой.

Так что в конце концов у некоторого количества самых сообразительных кровососов зародилась мысль, что люди примут их только в одном случае – если вампиры перестанут быть вампирами. Это была высокая цена за социальную приемлемость, но не слишком высокая, если сравнить ее с отсечением головы и развеиванием пепла над рекой. Жизнь на кровяной колбасе оказалась предпочтительнее смерти на осиновом колу.

– Э, в любом случае, нам хотелось бы видеть, кого мы нанимаем, – сказал Вильям.

Отто медленно и осторожно вышел из-за ящика. Он был худым, бледным, и носил овальные черные очки. Он все еще сжимал в руке черную ленточку, как талисман, которым она по сути и являлась, в той или иной степени.

– Все в порядке, мы вас не укусим, – успокоила его Сахарисса.

– Надеюсь, это будет взаимно, а? – проворчал Доброгор.

– Это безвкусное замечание, мистер Доброгор, – укорила его Сахарисса.

– Как и я сам, – ответил гном, возвращаясь к каменному столу. – Просто хочу, чтобы все были в курсе моего мнения на этот счет.

– Фы не пошалеете, – заверил их Отто. – Я софершенно преобразился, уферяю фас. Итак, какие картинки мне сделать для фас?

– Новостей, – сказал Вильям.

– А что такое нофости, поясните пошалуйста?

– Новости это… – начал Вильям. – Новости… это то, о чем мы пишем в газете…

– Что скажете насчет этого, а? – раздался радостный голос.

Вильям повернулся. Поверх картонной коробки на него смотрело ужасно знакомое лицо.

– Здравствуйте, мистер Вьюг{40}, – поздоровался он. – Э, Сахарисса, не могла бы ты сходить в…

Он не успел. Мистер Вьюг принадлежал к той разновидности людей, которые считали подложенную на стул кнопку верхом остроумия, поэтому прохладным приемом его было не смутить.

– Сегодня утром я копался в саду, и вдруг увидел вот этот корень пастернака, и я подумал: тот молодой человек в газете просто помрет со смеху, когда увидит такое, потому что моя жена не смогла без смеха смотреть на этот корень, и…

К ужасу Вильяма, Вьюг уже сунул руку в коробку.

– Мистер Вьюг, я не думаю, что…

Но рука посетителя уже тащила что-то из коробки, было слышно, как оно шуршит о картонные стенки.

– Готов поспорить, присутствующая здесь юная леди тоже не против как следует повеселиться, а?

Вильям в ужасе закрыл глаза.

Он услышал, как Сахарисса поперхнулась. Потом она произнесла:

– Ну и ну, совсем как настоящий!

Вильям открыл глаза.

– О, это же нос, – сказал он. – Пастернак с шишковатым лицом и длинным носом!

– Фы хотите, чтобы я сделать картинка? – спросил Отто.

– Да! – с чувством глубочайшего облегчения воскликнул Вильям. – Сделай большую картинку с мистером Вьюгом и его чудесным носатым пастернаком, Отто! Твоя первая работа для нас! Да, конечно!

Мистер Вьюг просиял.

– Давайте, я сбегаю домой и морковку тоже притащу? – предложил он.

– Нет! – в унисон воскликнули Вильям и Доброгор.

– Хотите сделать картинка прямо сейчас? – уточнил Отто.

– Разумеется! – заявил Вильям. – Чем скорее мы отпустим его домой, тем скорее мистер Вьюг найдет для нас еще один удивительно смешной овощ, а, мистер Вьюг? Что это будет в следующий раз? Боб с ушами? Свекла в форме картошки? Какой-нибудь побег с длинным волосатым языком?

– Фы хотеть картинка прямо здесь и сейчас? – еще раз обеспокоенно переспросил Отто.

– Да, прямо сейчас!

– Честно говоря, у меня уже подрастает брюква, на которую я возлагаю большие надежды… – начал мистер Вьюг.

– О, хорошо… фсгляните пошалуйста фот сюда, мистер Фьюг, – скомандовал Отто.

Он скрылся за иконографом и снял крышку с объектива. Вильям успел заметить за стеклом импа, внимательно глядевшего наружу с кисточкой наготове. Другой рукой Отто медленно поднял вверх укрепленную на рукоятке клетку, в которой сидела толстая сонная саламандра; палец он держал у кнопки, освобождавшей маленький молоточек, который был готов стукнуть саламандру по голове с достаточной силой, чтобы разбудить ее.

– Улыбочку, пошалуйста!

– Постойте, – сообразила Сахарисса, – а как вампир вынесет…

Щелк.

Саламандра вспыхнула, заполнив комнату режущим светом и резкими тенями.

Отто закричал. Он рухнул на пол, схватившись руками за горло. Затем снова вскочил и шатаясь на подгибающихся ногах побрел по комнате, выпучив глаза, с трудом глотая воздух. Потом упал за стол, отчаянно размахивая руками и сметая на пол бумаги.

– Аааргхаааргхааргх….

Наступила тишина.

Отто встал, поправил шарф и стряхнул пыль с одежды. Только потом он поднял взгляд на потрясенные лица присутствующих.

– Ну? – резко спросил он. – На что фы устафились? Это нормальная реакция, фот и фсе. Я рапотать над этим. Сфет фо фсех формах – моя страсть. Сфет мой холст, тень – моя кисть.

– Но сильный свет травмирует вас! – воскликнула Сахарисса. – Он вреден для вампиров!

– Да. Это есть пренеприятно, но что поделаешь.

– Такое, э, происходит каждый раз, когда вы делаете картинку? – спросил Вильям.

– Нет, иногда пывать гораздо хуже.

– Хуже?

– Иногда я рассыпаться ф пыль. Но что не упифать нас, то делать нас сильнее.

– Не упифать?

– Конечно!

Вильям взглянул на Сахариссу. Ее ответный взгляд говорил: «Мы наняли его. Хватит ли у нас духу уволить его теперь? И не смейте смеяться над его акцентом, если ваш убервальдский тоже несовершенен, о'кей?»

Отто снова навел свой иконограф и зарядил в него новый холст.

– Ну что, еще картинку? – радостно предложил он. – И на этот раз… улыпнитесь!

Начали приходить письма. Нет, вообще-то Вильям к письмам привык, обычно в них получатели его новостей жаловались, что он не сообщил им о двухголовых великанах, эпидемиях и дождях из домашних животных, которые, по слухам, случились в Анк-Морпорке; по крайней мере, в одном его отец был прав, когда часто повторял свою любимую поговорку о том, что правда пока башмаки надевает, а ложь уже по свету гуляет. Просто поразительно, как охотно люди верили в эту самую ложь.