Юлия Васильева (U.Ly) - Сельскохозяйственные истории [СИ] Страница 28

Я же разошлась вовсю: то ли боги не обделили актерским талантом, то ли сказывалось нервное напряжение минувшей ночи. Чтобы не чувствовать себя совсем уж идиоткой, я сквозь слезы рассказала им о своих злоключениях. Наверно, не стоило делать это в лицах, потому что Ефим уж очень проникся и даже под руку проводил меня до спальни, а няня принесла мне горячего молока и заставила выпить целую кружку перед сном, невзирая на то, что я его ненавижу.

Утром (или, если быть совсем уж точной, поздним утром в районе обеда) я проснулась семидесятилетней… по ощущениям. Тело ломило, в особенности нижнюю его часть, передвигаться удавалось только при поддержке стен и предметов обстановки. А ведь и правда так когда-нибудь будет: просыпаетесь, а вам семьдесят: за стенкой басовито похрапывают внуки, хотя, казалось бы, еще вчера вам было столько же, сколько и им.

Я помотала головой и, одевшись, мужественно поковыляла к выходу из комнаты. Если когда-то и буду старушкой, то очень бодрой старушкой из тех, что до самой смерти задают перца своим родственникам. На пороге комнаты я обнаружила мнущегося Оську. Неужели бережет мой покой?

Не тут-то было.

— Там к тебе посетитель! — выпалил мальчишка и, еще немного помявшись, решил уточнить. — Мужчина!

С этими словами братец в буквальном смысле сбежал, как бы застеснявшись чего-то. Надо же, что это с ним? И что за мужчина? Может быть, расчувствовавшиеся поутру няня и Ефим решили на всякий случай послать за доктором?

Эммм… ни за что на свете не покажу сэру Мэверину место, которое сейчас у меня болит больше всего, будь он хоть сто раз врач и тысячу дипломированный.

Но в гостиной меня ждал отнюдь не доктор.

— Добрый день, господин Клаус! — приветствие получилось удивленным, на тон выше, чем обычно. — Присаживайтесь.

Я взяла себя в руки и постаралась сесть как можно естественнее, но движения все равно выходили словно у деревянной игрушки, а уж выражение моего лица при этом было очень далеким от светского. Фабрикант тоже сел, и я не без удовольствия отметила, что гость, похоже, в полной мере разделяет мои страдания. Хотелось выразить ему свое понимание и сочувствие по этому поводу, но я держала себя в руках, так как осознавала, что без некоторого ехидства сделать это не получится.

— Судя по вашей улыбке, леди Николетта, вы должны были уже догадаться о цели моего визита, — отчего-то крайне недовольно начал фабрикант.

Я же еще даже сказать ничего не успела, а он уже сердится и смотрит так, будто это я вчера украла его лошадей.

— К сожалению, не имею ни малейшего понятия, — моя улыбка тут же спряталась. — Наверно, хотите поговорить о вчерашнем происшествии.

Я небрежным движением положила правую руку на подлокотник кресла так, что поддернувшийся рукав во всей красе открыл запястье, на котором багровели три отпечатка пальца фабриканта. Да-да, смотрите, господин Клаус, это мне сейчас полагается быть не в настроении и бросать на вас хмурые взгляды.

При виде моего запястья гость стал мрачнее тучи, встал со своего места — хотя это явно доставило ему массу неприятных ощущений — и принялся расхаживать по комнате. Что вообще происходит? В чем я опять провинилась?

— Леди Николетта, мы с вами знакомы не так давно, — начал издалека фабрикант, меряя шагами коврик и не глядя на меня. Лучше бы уж сидел: ковер у нас ветхий, так и дорожку протоптать недолго. — Но у меня сложилось впечатление о вас как об относительно здравомыслящем и рассудительном человеке…

Интересно, «относительно» чего или кого? Я приподняла брови от такого вступления. К чему он клонит?

— Вы не боитесь работы, хотя ваши решения порой…хм…, - гость замялся, видимо, подбирая более тактичный эпитет, — экстравагантны и нетипичны… Именно поэтому я тешу себя надеждой, что вы будете небесполезны для моего дела…

Мне надоело слушать его сбивчивый монолог, поэтому я решила перебить и расставить все на свои места:

— Господин Клаус, иными словами, вы делаете мне предложение…

Фабрикант закашлялся и отчего-то сконфуженно вытер лоб рукой:

— Да-да именно предложение…

— …работать на вас?

Но мои мысли дальше не побежали, потому что гость сконфузился еще больше и выдавил из себя:

— Нет, предложение… выйти за меня замуж…

Тут уже пришла моя очередь кашлять. Я, конечно, иногда бываю очаровательна, но не до такой же степени! Или это сон? Тот разбойник на дороге огрел-таки меня дубинкой, и на самом деле мое тело сейчас смирненько лежит под каким-нибудь кустиком с сотрясением мозга?

— Я знаю, ваша семья не богата и много предложить вы не сможете, — вдруг поспешно заговорил господин Клаус, все также продолжая расхаживать по комнате, не глядя на меня. — Но того куска земли, который ваша матушка использовала в качестве залога, будет вполне достаточно в качестве приданного. Можете не беспокоиться, впоследствии я не упрекну вас ни словом, ни делом.

Некоторое время я была слишком поражена, чтобы говорить, но потом взяла себя в руки и задала единственный вопрос, который не давал мне покоя на протяжении всей его речи:

— Что…что здесь происходит?

Фабрикант замолк и наконец-то посмотрел на меня, будто впервые увидел.

— Я делаю вам пред…

— Это я поняла. Почему вы его делаете?

Как ни крути, но даже самая самовлюбленная особа решила бы, что господин Клаус похож скорее на приговоренного к эшафоту, нежели на сраженного внезапным чувством человека.

— Леди Николетта, вы еще не видели никого из знакомых, после того как вернулись? — осторожно спросил мой собеседник.

Я едва успела вздремнуть, какие уж тут знакомые. Свой велосипедный тур и криминальную обстановку наших дорог я буду описывать позднее. Думаю, на мои выступления можно будет даже продавать билеты.

— Нет, а что-то случилось?

У фабриканта был такой вид, словно он готов меня ударить.

— Что случилось?! Вы возвращаетесь на исходе ночи вместе со мной, в подранном платье, с отпечатками пальцев на запястьях! У соседей может быть только один ответ на вопрос, что случилось!!!

— И ты ему отказала? — воскликнула Алисия, вся вытянувшаяся в струнку, словно гончая на охоте.

— Что я могла еще сделать? К тому же, не ты ли сама об этом просила?

— Да, но совсем при других обстоятельствах! И что он ответил?

— Он вздохнул… глубоко… от облегчения…

— По крайней мере, это было благородно с его стороны.

— Я бы сказала, глупо.

— Одно другому не мешает.

— А что ты конкретно ему ответила? Почему не захотела даже подумать о браке? Ведь такая ситуация…

— О чем тут думать! Я вообще сначала решила, что господин Клаус предлагает мне работу у него на фабрике! Если бы я согласилась, это было бы все равно что собственноручно отдать себя в рабство. Собственно, почти что это я ему и сказала…

Тут не выдержала и вмешалась мать Алисии, которая до этого усиленно делала вид, что занята вышиванием, но на самом деле сосредоточилась на нашем разговоре. Пусть слушает, надо же будет потом кому-то разнести по округе мою версию событий.

— Николетта, ты и впрямь не понимаешь, что происходит.

— Ошибаетесь, леди Карин, прекрасно понимаю. Я получила письмо от леди Рады, где она упрекала меня за то, что я такой неблагодарностью ответила на ее благосклонность, а также в красках, на пяти листах расписала мне, что ожидает девиц слишком вольного поведении. Как будто это не разбойники напали на меня, а я на разбойников!

— Но что ты собираешься делать со всеми этими слухами? — встревожено спросила Алисия.

— Ничего… посижу дома… годков до шестидесяти, а там все и забудут. Или вспоминать будет некому…

— Николетта!

Возвращаясь от Алисии, на пороге дома я столкнулась с взлохмаченным учителем математики. Глаза его горели фанатичным огнем, губы шевелились, выговаривая какую-то абракадабру. Бедняга пытался запихнуть в портфель штангенциркуль, не обращая никакого внимания на геометрическое несоответствие открытого кармана и вышеуказанного прибора. Заметив мою скромную персону, учитель почему-то долго жал мне руку и плакал, а когда смог, наконец, заговорить — выдал какую-то белиберду:

— Поздравляю! От души поздравляю! Ваш брат, Ерем, только что доказал теорему листа! Теорему листа! Вы даже себе не представляете! — математик был готов меня расцеловать, но, к счастью, какая-то более светлая мысль отвлекла его. — Я должен немедленно написать об этом в математическое общество!

Я некоторое время смотрела вслед его воодушевленно удаляющейся фигуре, а затем зашла в комнату брата.

— Ерем, ты правда доказал какую-то теорему?

Мальчик безразлично покачал головой и отвернулся, не испытывая ко мне никакого интереса.

— Тогда почему же учитель был так рад?