Смерть и прочие неприятности. Opus 2 (СИ) - Сафонова Евгения Страница 3

— Тебя одного хватит, чтобы устроить локальный апокалипсис. Или глобальный, если я тебя недооцениваю. — Потянувшись за планшетом, Ева демонстративно уткнулась в недочитанную книгу. — Я не заключу с тобой сделку, Мэт. Даже не надейся.

Краем глаза она видела, как тот пожал плечами. Казалось, ни капельки не разочарованный. И это пугало Еву куда больше, чем если бы его лицо исказил гнев.

Он готов был просто терпеливо подождать другого, более подходящего момента. Вопрос, какого.

— Зачем ты так хочешь ожить?

Странный в своей элементарности вопрос все-таки заставил девушку поднять глаза: почти вопреки желанию, наградив демона недоуменным взглядом.

— Не хочу умирать. Разве не очевидно?

— Не хочу умирать, — безо всякого выражения повторил Мэт. — Одно и то же. Почти всегда. — Мерцающий лазурный свет его радужек странным образом потускнел, делая их почти человеческого оттенка. — Люди… Вы такие забавные. Приставь вам ко лбу пистолетное дуло, и вы закричите «я не хочу умирать», но лишь считанные скажут «я хочу жить». Вы страшитесь смерти при том, что мало кто из вас действительно ценит жизнь. Некоторые умирают внутри задолго до того, как перестают дышать. И ходят, и дышат, и говорят… пустышки, медленно гниющие заживо, зачем-то еще существующие. Лишь для того, чтобы дышать, не понимая, что их дыхание само по себе удивительно. — Взгляд демона был устремлен куда-то сквозь нее. — Ваш мозг хранит тысячи терабайт информации. Ваше сердце перекачивает за жизнь миллионы литров крови. Вы рефлекторно совершаете действия, требующие идеально слаженной работы десятка мышц и миллиардов нейронов. Вы сами — филигранный шедевр генезиса, существующий в мире тепла, красок и невероятностей, способный позволить себе роскошь воспринимать все это нормой вещей. Докучливой обыденностью. И только и делаете, что ноете, и жалуетесь, и скучаете, и, подумать только, считаете жизнь надоедливой…

Ева поймала себя на том, что (вопреки всему, включая здравый смысл и чувство самосохранения) ощутила жалость. Потому что за шутовской маской вдруг проступило нечто бесконечно усталое — и столь же древнее, сколь вселенская тьма, открывавшаяся на дне его узких зрачков. Мэт мог сколько угодно прикидываться милым мальчишкой, но не стоило забывать, что на самом деле рядом с ними абсолютно нечеловеческое существо. Абсолютно сумасшедшее, если брать за точку отсчета то состояние психики, которое люди привыкли именовать нормальным.

Абсолютно одинокое.

Его желание вырваться из холодной, безжизненной, бесформенной пустоты Межгранья, лишавшей его даже толкового подобия облика, вполне можно было понять… если не учитывать, что Мэт определенно не смог бы мирно сосуществовать с теми, кто населяет миры вне этой пустоты. И вряд ли собирался.

— Но наш малыш прав. Ты не из таких, — заключил демон внезапно. — Даже сейчас ты живее многих, кто считает себя живыми лишь на основании бьющегося сердца.

Ева вспомнила, кого жалеет. Мигом вновь напряглась, как почуявший ловушку кролик:

— Зачем ты мне все это говоришь?

— Просто будет очень жаль, если в итоге ты так и останешься мертвой. Или не мертвой, но несчастной. Потому что не пожелала рискнуть и пойти ва-банк. — Мэт благостно улыбнулся; глаза его вновь полыхнули потусторонним фосфором. — Будучи мертвой снаружи, ты вскоре умрешь и внутри, ибо долго такое существование выдержать не сможешь. Не ты. Будучи живой и выбрав любой из миров, ты непременно будешь жалеть о том, который в итоге не выбрала.

К счастью, Ева неоднократно за жизнь досаждала своим недругам тем, что категорически не бралась «на слабо».

— Мы с Гербертом прекрасно обойдемся без твоей помощи. И что-нибудь придумаем, — очень уверенно сказала она. — Когда придет время.

Мэт лишь рассмеялся. Высоким заливистым многоголосьем, нывшим в ушах перезвоном ржавых бубенцов.

Очень зловещим полным отсутствием в нем какой-либо зловещести, если не считать звонкую задорную безуминку.

— Посмотрим, златовласка, — прошептал демон, прежде чем раствориться за гранью зримого. Предоставляя Еве возможность хоть всю ночь невидящим взглядом смотреть на электронную вязь книжных строчек: теперь, в безнадежно испорченном настроении, резавшие глаза и чувство вкуса невыносимой тошнотворной бездарностью. — Посмотрим.

Глава 2. Con fuoco

(*прим.: Con fuoco — с огнем (муз.)

— Честно сказать, я удивлен, — задумчиво изрек Миракл, следующим вечером заглянувший в замок Рейолей.

— Чему, лиэр? — вышагивая рядом с ним по садовым дорожкам, осведомилась Ева.

— Мирк, — мягко поправил тот. — Даже при дворе нареченные зовут друг друга по имени. Привыкайте… вернее, привыкай. — Он вскинул руку чуть выше, освещая путь фонарем, внутри которого мерцал волшебный кристалл. — Удивлен, что вы с Уэртом все же сошлись.

Скрывая обескураженность, Ева сощурилась на белый свет фонаря, разгонявший сиреневую вечернюю мглу. Им Миракла заботливо снабдил Герберт, когда тот предложил Еве повторить прогулку по саду — наедине; и лишь абсолютная невыразительность лица некроманта в этот миг подсказала Еве, что восторга по поводу этой прогулки он отнюдь не испытывает.

Согласилась она на предложение, не особо пристойное после перемены в их с Гербертом отношениях, по одной причине: ей было, что обсудить с Мираклом без лишних ушей. Ему, как она подозревала, тоже.

— Это так заметно? — спросила Ева наконец, не видя смысла отрицать.

При посторонних они с Гербертом друг от друга не шарахались, но и вольностей себе не позволяли. Поутру некромант и вовсе встретил ее в тренировочном зале опущенными глазами, прохладным небрежным тоном и осторожными взглядами искоса. Всем своим видом безмолвно говоря «боже-что-я-вчера-творил», выдавая (как Ева и опасалась) жуткое похмелье после вчерашнего эмоционального запоя — и явно опасаясь в ее лице увидеть то же.

К счастью, разубедить его в этом удалось довольно быстро.

«Хватит так на меня смотреть», — потребовала Ева, вновь проявив инициативу приветственным поцелуем.

Немое «как?» она прочла в его пытливом и немного опасливом взгляде.

«Как будто я — объект жертвоприношения, которому бестолковые жрецы забыли в рот засунуть кляп. А ты — рогатое чудище, которое громкие вопли приводят в состояние неконтролируемой паники, не говоря уже о том, что напрочь отбивают аппетит. — Дождавшись, пока Герберт фыркнет, Ева удовлетворенно привстала на цыпочки, чтобы чмокнуть его в нос, окончательно разбивая тоненькую корочку бесчувственной наледи на его лице. — Я вчера была в здравом уме и твердой памяти, не сомневайся».

«Насколько вообще возможен здравый ум в подобном состоянии», — пробормотал некромант.

«Неживом?»

«Неровно дышащем, скажем так».

«О, тогда тебе точно не о чем беспокоиться, — заверила его Ева, вновь коснувшись паркета невысокими широкими каблучками домашних туфель. — Мое дыхание по причине отсутствия смело можно считать самым ровным в мире. Ровнее не бывает».

Погасив мелькнувшую улыбку, Герберт посмотрел на нее почти сурово:

«Только спуска от меня по такому поводу не жди».

«И в мыслях не было».

Герберт слово сдержал: разучивание заклятия левитации на протяжении двух часов кряду оставило Еву совершенно без сил (и, если б не регенерация, оставило бы еще с разбитыми локтями, коленками и носом). Зато паутина неловкости, соткавшаяся за ночь, больше между ними не возникала.

— Я научился замечать то, что люди стараются сделать незаметным, — сказал Миракл, потрескивая тонкой корочкой льда на лужах, бьющейся под его шагами. — Полезный навык для бойцов и королей.

— И шпионов. Уверен, что не ошибся с выбором профессии?

— С трона шпионить куда приятнее.

— А еще трон делает тебя куда заметнее. И куда… мишенистее.

Не сбиваться на «вы» пока стоило Еве немалых усилий. Тем необходимее было к этому привыкать.

— В том-то и дело, — произнес Миракл весело. — Беспечные люди смотрят вперед и не замечают того, что таится у них за спиной. Люди осторожные привыкли жить с оглядкой — и отвыкают всерьез относиться к тому, что нахально маячит у них под носом. — Он рассеянно оглянулся на окна замка, светившиеся за их спиной. — Значит, тебе удалось к нему пробиться.