Надежда Первухина - Мастер ветров и вод Страница 5

Но в загадочную рыбку, по всей вероятности, была встроена система синхронного перевода. Потому что рыбка мне ответила (вот оно, китайское волшебство, — еще и рыба говорящая). Ответила, правда, на китайском:

— Человек к тебе добр. Он послал меня предупредить. Бойся неожиданной встречи. Бойся старой дружбы. Несчастья идут с востока, а у тебя нет черепашьего панциря...

От волнения я тоже перешла на упрощенный китайский:

— Кто этот добрый человек? Какой старой дружбы я должна бояться? И, ради всех святых покровителей Китая, зачем мне черепаший панцирь?

Но рыбка принципиально смолкла. А затем осыпалась мне на ладонь крошечными алыми и серебристыми чешуйками.

— Ничего себе поздравленьице! — сказала моя дочь, приходя в себя.

— Это не поздравленьице, — пояснила я, тщательно вытирая салфеткой ладонь. — Это больше похоже на предупрежденьице. Предупрежденьице о том, что у твоей мамы, Кэтнян, начались слуховые и зрительные галлюцинации. Потому что таких волшебных рыбок даже в Китае не бывает!

— Мам, я в одной книжке читала, что галлюцинации не могут быть у двух людей одновременно, — заявила Кэтнян.

— Что за книжка?

— Фантастика.

— Они напишут... Но если это не галлюцинация, то что?

— Может, у тебя есть какой-то тайный враг, вот тебя об этом и предупреждают... Причем как волшебно предупреждают!

— Да уж, действительно волшебно. Интересно, каким образом можно добиться такого эффекта — не голограмма же это... Дочь, погоди, я не уловила главного. Враги. Кэтнян откуда возьмутся враги у человека моей мирной профессии?

— Враги есть у всех, даже у кролиководов, — глубокомысленно заявила моя знающая жизнь дочь. Но к чему она приплела кролиководов, не пойму...

Мы порассуждали на тему волшебной рыбки и ее предупреждений еще с полчаса, а потом позвонила кузина Синлинь и позвала нас к себе — отведать праздничных лепешек с кунжутом, которые у нее получались просто божественные.

У кузины Синлинь мы остались до позднего вечера. Она уговорила Кэт остаться и заночевать, а я, не терпевшая спать вне стен родного дома, вызвала такси и отправилась к себе. Предварительно взяв с кузины обещание, что утром она не позволит Кэт съесть более пяти лепешек (иначе несварение желудка моему чаду обеспечено) и самолично отвезет девочку домой.

О красоте ночного Пекина можно слагать оды, исполнять хоралы и сочинять симфонии. Впрочем, красота эта — на любителя, и мне повезло, что я как раз из числа таких вот любителей. А когда проезжаешь мимо площади Тяньаньмэнь — сияющей, всегда многолюдной, переливающейся огненными иероглифами, — тебя охватывает трепетное чувство гордости за эту удивительную страну.

Мы покинули центр Пекина, углубились в переплетение улиц, улочек и переулков, которых в этом городе имеется великое множество. С неба сыпался снег, серпантин и конфетти — везде ощущалось присутствие новогоднего настроения. Красота!

Я попросила шофера ехать помедленнее, а сама, приоткрыв окно, любовалась всполохами неона на небоскребах, сверкающими гирляндами фонарей над лавчонками и супермаркетами, шумом, суетой, велорикшами в ярко белевших шляпах-конусах...

Вот с одним из таких велорикш и столкнулось мое медленно едущее такси.

И как только их угораздило?!

Нет, ничего трагедийного, ни рек пролитой крови, ни хруста проломленных черепов. Вообще, в Пекине такие маленькие аварии не редкость и, как правило, даже не требуют вмешательства полиции, если дело обошлось без членовредительства. Велорикша свалился, его коляска опрокинулась и явила нашим взорам (шофера и моего) не очень представительную даму явно европейской наружности. Рикша немедленно принялся то кланяться своей пассажирке, то грозить кулаком нам — виновникам аварии. Шофер и рикша начали монотонно выяснять отношения, а я тем временем повнимательнее пригляделась к даме. А она — ко мне...

— Еще раз прошу прощения за этот неприятный инцидент, — сказала по-английски я, а в ответ услышала неожиданное и абсолютно русское:

— Ларина, ты, что ли?!

Я так и застыла соляным столпом. А незнакомка продолжала, теребя свой полотняный шарф, явно купленный в районе пекинских магазинов распродаж:

— Нилка Ларина, ну это надо же?! И где — в Пекине!!! Вот уж воистину мир тесен! Нилка, да хватит тебе притворяться, что ты меня не узнаешь. Сонька я, Сонька Вязова, теперь вспомнила?!

— Вспомнила, — медленно выговорила я. Нет, я вовсе не притворялась, что не узнала в этой негламурного вида даме свою бывшую однокурсницу. Ее действительно невозможно было узнать. В те благословенные годы, которые я проводила под крышей Московского универа, Сонечка Вязова была прелестна, как цветущий лотос, и легкомысленна, как стайка колибри. Студенческие одежды Сонечки Вязовой заставляли преподавателей-мужчин страдать от самых сладострастных мыслей, а нам, однокурсницам, предоставляли возможность молча изнывать от зависти. Сонечка Вязова блистала и искрилась, внося в серую атмосферу аудиторных занятий и семинаров этакий аромат солнечного зайчика, помещенного в хрустальный флакон с дорогими духами. Надо ли говорить, что все контрольные и курсовые работы ей засчитывали исключительно за шарм и голые коленки (потому что преподавательский состав у нас был сплошь мужским)... Но это все детали, которые мне услужливо подсовывала моя память, отравленная воспоминаниями о студенческих годах. А женщина, что стояла передо мной и называла себя Соней Вязовой, ну никак не отождествлялась в моем сознании с тем призрачным, мишурно-ярким образом, что всплыл из памяти, как медуза на гребень волны! Теперешняя Сонечка Вязова выглядела невнятно, блекло, уныло и как-то автоматически напрашивалась на жалость и соучастие. Если прежняя Сонечка могла бы стать звездой бразильского карнавала, то теперешняя явно пришлась бы ко двору какому-нибудь женскому монашескому ордену. С очень строгим уставом.

— Нила, — жалобно повторила она. — Неужели ты меня не узнала?

— Узнала-узнала, — успокаивающе сказала я и добавила ложь во спасение: — Ты совсем не изменилась, Сонечка.

— Правда? — просияла она и тут же одарила меня объятиями вперемешку с некоторой долей слез.

Когда с объятиями было покончено, она спросила:

— Как ты оказалась в Пекине?

— Тот же самый вопрос я только что хотела задать тебе, — усмехнувшись, сказала я. — Но у меня предложение. Ты не против посидеть где-нибудь и поболтать? Здесь неподалеку есть приличный ресторанчик...

— Там не очень дорого? — забеспокоилась Сонечка, и мне опять стало ее жалко. — А то я еще с рикшей не расплатилась.

— Рикшу я беру на себя, — снова улыбнулась я, ощущая, что в моей улыбке явно проступают черты забытого периода моей американской жизни.

...Рикша, как видно почувствовав во мне бывалого пекинского жителя, торговаться и набивать иену за ремонт своего помятого велосипеда не стал, утешившись сравнительно малой мздой. Разобравшись с рикшей, я обратилась к водителю такси:

— Отвезите нас в ресторан господина Фу, пожалуйста.

Ресторан господина Фу славился отменно приготовленными рисовыми кексами-мигао и, разумеется, фаршированной уткой. А сколько там было соусов и приправ, из которых имбирь и древесный гриб-муэр, поверьте, самые прозаические и невинные! У господина Фу я бывала нечасто, но он, как истинный китаец, не только помнил всех своих клиентов в лицо и по имени, но еще и знал о подробностях их семейной жизни.

— Здравствуйте, госпожа Чжао, вы сегодня без маленькой Кэтнян, но зато с гостьей! Какая честь для моей забегаловки, — поклонился господин Фу.

— Кэтнян вчера объелась кунжутных лепешек у кузины Синлинь, за что будет мной посажена на строгую диету... Представьте, господин Фу, это моя подруга из России. Удивительно, как мы встретились в Пекине, правда?!

— Чудеса! — развел руками господин Фу. — Ну да Пекин полон чудес! Ради такого случая я приготовлю особый стол. Прошу вас, присаживайтесь вот сюда. Не пройдет и четверти часа, как все будет готово. Не подогреть ли вина?

— Ты пьешь вино подогретым? — спросила я у Сонечки. Сама-то я давно привыкла к тонкостям местного употребления алкогольных напитков. А Сонечка растерянно моргала. — Впрочем, у господина Фу всегда есть европейские рислинг и вермут...

— Тогда я буду рислинг, — сказала Соня.

— Вам, госпожа? — обратился ко мне господин Фу.

— Вашего традиционного маотайского, господин Фу. Но совсем немного, у меня столько дел на сегодня, грех будет потерять голову и последние деньги в кошельке!

— Хорошо, госпожа Чжао. Уверяю вас, скоро вы выучитесь пить, как настоящий китаец.

— А разве я уже не выучилась?

Господин Фу улыбнулся мне глазами и ушел, точнее, плавно переместился в сторону кухни — бамбуковые занавески почти и не всколыхнулись. Столь же плавно появился официант, поставил перед Соней бокал рислинга, а передо мной чарочку маотайского.