Аноним Эйта - Васка да Ковь (СИ) Страница 6

Сын Вагнета, Терпеш Предусмотрительный, который с папашей был на ножах в буквальном смысле (поговаривали, именно он престарелого папашу на нож и насадил, все шестнадцать раз), оказался умнее. Посмотрел на резко возросшее количество утопленников, разорванных волками, замороченных, на взявшую слишком большую силу церковь Отца-солнце и основал Академию.

Официально Академия вместе со всеми своими приграничными отделениями была создана, чтобы учитывать всех имеющихся в стране магиков и контролировать. Реально — чтобы хоть кто-то из человеческой мажьей зелени смог дожить до совершеннолетия и войти в силу, не прикопанный где-нибудь в овражке особо истовым верующим. Ну и чтобы урезонить особо обиженную нечисть.

Учили, конечно, не так, как в древнейшей Школе, основанной еще до смены династии — кто же в здравом уме будет обучать деревенских детей так же хорошо, как детишек древних магических родов? Но основы вколачивали накрепко.

Дочитав, Ковь одобрительно хмыкнула, достала из рукава заколотую туда на подобный случай иголку, надколола палец и оставила на пергаменте свой кровавый отпечаток. Шепотнула, чтобы никто сглазить не смог, подождала, пока окончательно побуреет, и отдала документ терпеливо обтекающей русалочке.

— У Васки чтоб не смела ничего требовать, узнаю, за жабры над костром повешу и прожарю хорошенько! — грозно сказала Ковь и протянула ладонь, — Задаток!

Русалочка ссыпала в ладонь мелкий речной жемчуг. Очень скоро ладонь переполнилась, а жемчуг все сыпался и сыпался из сложенных ковшиком ладошек, рассыпаясь по полу, закатываясь в щели между досками. Его было уже гораздо больше, чем могло поместиться в широких Ковиных ладонях, что уж говорить о русалочьих. Однако Ковь даже и не подумала кинуться собирать или хотя бы подставить мешок.

— Так не честно! — пискнула русалочка, — как я могу наполнить твои ладони с верхом, если ты расслабила руку?

— В следующий раз умнее будешь, — ухмыльнулась Ковь, — В любом договоре можно найти лазейку и обернуть в свою пользу. Твоя — просто таки классическая.

— А… — Кирочка быстро-быстро заморгала глазами.

— Поэтому иногда стоит просто поверить. Все. Задаток получен, я в деле. Разве я могу отказаться?

— А…

— Считай это платой за мою науку. Что у вас за речка такая, над каждой жемчужинкой трясетесь — обеднеете, что ли, сильно с пары лишних? Жадность — это плохо. Скажи спасибо, что я не позвала Васку, у него ладони больше моих… Тоже лазейка, между прочим. Ковшик разный бывает.

Русалочка оскалилась:

— Вот поэтому про вашу честность только легенды и ходят! На практике никто не подтвердил!

Ковь поморщилась:

— Я же вовсе не хочу с вами ссориться, делать мне нечего! Забирай все, что сверху рассыпала, ползай на коленках, коль спину не ломает, жалко мне что ли? Я свою меру знаю, и свою медяшку всегда заработаю, хоть одна, хоть с Ваской; с Ваской, конечно, оно сподручнее… С братом познакомишь?

Такой резкий переход сбил русалочку с толку. Вместо того, чтобы склониться за «лишним» жемчугом, она закрыла лицо ладонями и опасливо глянула из щелочки между пальцами:

— А почему… именно с братом? Как поняла, что родной?

— А кто еще-то? — вздохнула Ковь, — батюшка — водяной, оно понятно. Сестрицы — другие русалки. А брат кто?

— Мавка брат, — русалочка дрогнула плечами, — мавка… на пять лет младше, на пятьдесят мудрее. У батюшки учится, дело принимать будет. С тобой говорить давно хотел, но ему от реки уходить нельзя: приметный больно.

— Мавка — у водяного в учениках? Еще скажи, сродственник…

— Так мужчина же. Мавки-мужчины — большая редкость, может, и не мавка вовсе… Но вот так вот… Получилось. Спины нет, не родился толком… мавка, как еще назвать? Брат он мне единоутробный, а может и родной — кто баронов различит-то? Говорят, они любили в молодости вместе порезвиться.

— Это что же, мать твоя…

— Беременная была. Совсем немножко не доносила…

Русалочка разрыдалась.

— Ладно, тухлятина, не хлюпай. Лучше сбегай, Васку растолкай — пойдем с твоим братцем поболтаем.

В отличие от Кови, Васка был свеж и весел. Кирочка нашла его на заднем дворе, где он лихо размахивал мечом. Вокруг него столпилась стайка восторженных девушек; Кирочке почему-то показалось, что тренировка в одних штанах проводится отнюдь не во славу воинского искусства.

— Тятя! — Пискнула она, и тут же поймала на себе парочку оценивающих девичьих взглядов.

Подпустила волосы личины рыжины и повторила:

— Тятя! Мамка сказала, хватит тут торсом вертеть, дело есть!

Васка резко остановился, зло усмехнулся.

— Тятя? Мамка, говоришь, сказала? Что, так и сказала? Цитируешь, мелочь?

— Я таких слов не знаю, чтобы цитировать! — возмутилась Кирочка.

— Пошли, мелочь.

— Ага! — счастливо согласилась Кирочка, беря Васку за руку.

Когда они отошли немного, Васка холодно осведомился:

— Ну и откуда тебе столько наглости? «Тятя», тоже мне… Ковь тебе за «мамку» голову открутит. Что случилось-то?

— С братиком моим пойдем знакомиться, — выпалила Кирочка, не выпуская Васкиной руки, — младшеньким. А тятя ты, потому что иначе как объяснишь, что я к вам в комнату захожу, старый ты извращенец?

— Ой ли? — насмешливо спросил Васка.

Кирочка отвернулась, чуточку покраснев.

— Ты хороший, Ковь хорошая. Извини, очень уж искусительно. Дай помечтать, а?

Васка немного помолчал, потом сказал тихо:

— Мечтай. Вот только сводить нас не смей: упокою.

И как-то так он это сказал, что Кирочка сразу поняла, упокоит. Как решит, что ее магию на себе почуял, так и упокоит. Видимо, из тех кто до последней капли крови отстаивает свою и чужую свободу воли.

Но руку Кирочкину не отпустил.

Добрый.

— Меня зовут Гьетемох. Гьетемох Дитьерлих. Можно просто: Етель.

Васка хотел было спросить, по какому праву этот нечистик примерил аристократическую фамилию и знает ли, что за это бывает, но наткнулся на взгляд мальчишки, и язвительное замечание замерло на языке.

У парня были иссиня-черные волосы, белокож он был почти до прозрачности, да и нос его, тонкий, прямой, гордая посадка головы — все говорило о чистоте породы. От матери он не взял почти ничего — ничего заметного.

Однако не внешний вид заставил Васку промолчать.

Глаза у мальчишки были серые, почти белые, рыбьи глаза. И читалась в них всепоглощающая ненависть к живым.

Такой проклянет и не заметит.

Кирочка сжала Васкину ладонь. Эта несносная девчонка как вцепилась в него, так и не отцеплялась, и Васка не видел особой надобности прерывать эту ее странную забаву. Однако сейчас он понял Кирочку чуть лучше.

Ей действительно очень не хватало семейного тепла.

Мальчишка сидел на камне почти у самого берега, скрестив ноги. По щеке его поднималась ко лбу полоска чешуи. Ковь подошла к нему, будто и не замечая, что бредет по колено в воде.

— Боги! Ха! Кирочка, чеж ты не сказала, что брат-то у тебя живехонек? Мавка, мавка…

Ковь обошла камень и рванула на застывшем от изумления мальчишке рубашку. Та была уже порядком драной и ветхой, и клок ткани со спины остался у Кови в руках. Она довольно кивнула:

— Тухлятина, у твоего брата на спине просто огроманный шрамище. Ну, и сколиоз жуткий, его бы к костоправу сводить, спина слабая, вот и… Какая-то тварь небось куснула до того, как водяной его подобрал. Но он не мавка.

Тут мальчишка ожил:

— Да как ты… как ты…

Вода вокруг Кови закипела. Та попятилась. Васка напрягся, готовый нестись и вытаскивать эту дуру — вечно она сначала делает, потом думает. Положение спасла Кирочка:

— Елль! Елль, не кипятись! Это та самая магичка, она нам поможет, я предупреждала, что она та еще хабалка, помнишь?

Кирочка отпустила Васкину руку и понеслась в воду, обняла брата за шею… Ковь же выскочила из реки как ошпаренная (хотя почему «как»?), и Васке захотелось дать ей подзатыльник: надежды было мало, но вдруг мозги на место встанут?

— Ну, ну Васка, ты только подумай! — Восторженно тараторила Ковь, — Ты только подумай, такой магик, такой магик, такой сродственник, что нечисть его за своего приняла! Да что там нечисть, он сам был уверен, что мавка! Ты прикинь, а, какая силища у этого парня должна быть! Его же водяной небось сам высидел!

Васка все-таки не удержался и влепил Кови щелбан.

— Хватит, а? Успокойся. Извините нас, сэр Гьетемох. Моя напарница немного несдержанная, увлекающаяся, вздорная особа, которой плевать на чужие чувства. Мы оскорбили вас.

Конечно, мальчишка лет десяти на вид не мог быть сэром. Но Васка искренне надеялся, что такое обращение ему польстит и тут не развернется магическая битва.

Кирочка всхлипнула:

— Живо-о-ой!

Етель глубоко вздохнул, успокаиваясь. Вода вокруг его камня перестала бурлить. Теперь он смотрел на Васку.