Рон Хаббард - Испытание смертью Страница 62

И прыгнула прямо на меня!

Я изо всех сил отшвырнул ее.

Она пролетела через комнату, ударилась о стену и с грохотом свалилась на пол.

Наконец Крошка поднялась, неуверенно сделала несколько шагов, как-то странно посмотрела на меня и удалилась в гостиную. Там она поставила новую пластинку. Забили барабаны, и моя головная боль немедленно вернулась.

Раздался высокий визгливый голос. Мужской? Или женский? Кто это разберет? Зазвучала песня, сопровождаемая воем гитар и мощным припевом:

Не переставай меня (…)!

Не мешай мне проникать вглубь

И сожительствовать с тобой.

Пусть музыка звучит!

Пусть твои ноги топают в лад!

Я знаю, что ничего не могу,

Но что это значит.

Мне так одиноко,

Когда ты перестаешь меня (…)!

Это «произведение» кончалось пистолетным выстрелом и звуком падения тела. И хриплый, надтреснутый голос произносил: «Это конец!»

После ужасающего воздействия, произведенного барабанами на мой мозг, мне показалось, что в черепе у меня засела пуля.

Раскачивая своим хвостиком — назвать его косой язык не поворачивался, — вернулась Крошка.

— Ну как? Прошла голова?

От боли у меня даже не было сил встать с пола, найти пистолет и пристрелить ее.

— (…) тебя, — прохрипел я. — Убирайся к черту! И немедленно, немедленно!

— Ничего себе отношение! — возмутилась она. — Я же пытаюсь помочь тебе! — Ее глаза приобрели ужасное выражение, и Крошка топнула ногой. — О! Я поняла. Все дело в тебе самом, ты, (…)! Ты ничтожество! Я протягиваю тебе руку помощи, а ты что делаешь? Ты меня ударил! Ты не умеешь себя вести! Где, к черту, твои манеры? Послушай, (…), у тебя самый лучший инструмент для секса, я-то в этом разбираюсь, можешь мне поверить! И что ты с ним делаешь? Ничего! Ты злой, самовлюбленный, низкий, подлый, коварный садист и болван! — Крошка умолкла. У нее кончился запас слов. Ее глазищи сверкали, словно у разъяренной пантеры. — И, кроме того, ты не джентльмен! — наконец добавила она.

Я попытался возразить. Но каждое ее слово впивалось мне в голову, словно его заколачивали молотком.

Я хотел отстранить, отодвинуть ее. Но комната плыла у меня перед глазами.

— Значит, тебе нечего сказать, — произнесла Крошка. — Ладно, это хорошо, потому что я хочу кое-что сказать! Сегодня я пришла сюда, потому что думала, что ты поможешь моему горю. Ты богат. А у меня даже работы теперь нет. У меня нет работы, потому что я не получила полного образования. Я пришла сюда в надежде, что из милосердия ты дашь мне денег, чтобы я окончила школу. Но ты отвратителен, ты умеешь только портить людям нервы. Поэтому мне осталось только одно средство.

Я ужаснулся, подумав, что она хочет поставить еще одну пластинку. Но то, что случилось, оказалось гораздо хуже.

— Знаешь, что сделаю? — спросила она. — Я останусь здесь и займусь тобой, пока ты не подобреешь настолько, чтобы походить хотя бы на собаку. Я буду пилить, пилить, пилить тебя, пока ты не поймешь, что в мире существует еще кто-то, кроме тебя самого. Я буду…

— Подожди, — взмолился я, потому что уже не мог этого выносить. — Что тебе дать за то, чтобы ты ушла и никогда не возвращалась?! Никогда!

— Пять тысяч долларов, — ответила, она. — Мне нужно закончить образование. Я живу на чердаке одна, поэтому на жизнь у меня уходит немного, но образование стоит дорого. Одна проститутка, китаянка из Гонконга, организовала школу и учит всем тонкостям секса. Я смогу оплатить ускоренный курс. Тогда я буду знать, что делать! Мне нужно забыть все, чему меня учили психиатры и психологи, забыть даже то, что написано в учебнике по грамматике секса. Я должна получить настоящее образование! Я понятливая: приходится быстро все усваивать, если живешь в Нью-Йорке и хочешь остаться в живых. Она возьмет меня в ученицы, несмотря на мой возраст. Но мне нужно пять тысяч долларов. Тогда я смогу чего-то добиться в жизни. Я смогу сделать карьеру. Я смогу сделать людей счастливыми и…

Ее голос в буквальном смысле перемалывал то, что осталось от моих мозгов, в манную кашу. И я решился.

— Если я это сделаю, ты поклянешься мне всеми святыми, что я больше ни разу в жизни, никогда, никогда не увижу тебя?

— Чтоб я сдохла! — ответила Крошка.

О Боже, это была сумма. Но сделка стоила того. Я бросился за деньгами. Я отсчитал пять тысяч долларов.

И эта девка их взяла. Пересчитала. Положила в карман пальто, заколола булавкой и… прежде чем я успел отстраниться, смачно поцеловала меня своими влажными губами и счастливо улыбнулась.

— Прости, что мне пришлось сказать правду о тебе, — проговорила она. — Но иногда за правду платят. Ты уверен, что я больше ничем не могу помочь тебе? Сделать тебе еще бхонг? Поставить еще пластинку? Успокоить тебя с помощью секса?

— Убирайся, — простонал я.

— Ладно, — согласилась Крошка. — Я не такая неблагодарная, как ты. Если ты когда-нибудь передумаешь и захочешь меня видеть, я живу на чердаке старого дома в Тюдор-Сити. — И она сообщила мне номер дома. — Нужно подняться по пожарной лестнице и залезть в окно. Оно всегда открыто. Тюдор-Сити, это к югу от здания ООН — нужно лишь переехать через мост около Сорок второй улицы. Там при каждом доме когда-то был свой маленький садик, но сейчас все заброшено, а в садиках в основном выращивают марихуану. По крайней мере, я так делаю. Так что, пожалуйста, не забудь номер дома. — И она снова дважды повторила его. — Если ты, конечно, не против пожарных лестниц, пыли и старых чердаков, мы можем там заниматься этим самым сколько душе угодно, пока спина не устанет. Но тогда я могу поработать, чтобы ты отдохнул. Я к этому привыкла, правда, и мне ни капельки не трудно. А когда спина отдохнет, мы сможем снова делать все как надо. А потом ты снова сможешь отдохнуть, пока я…

— Убирайся! — взвыл я.

— Уже иду, — сказала она. — Я держу слово. Только не забудь номер дома. — И она снова его повторила. — Если передумаешь. Пока! Счастливо оставаться, хотя обидно расходиться, когда у нас весь день впереди…

Я заткнул уши.

Крошка надела пальто и вышла, как и вошла, — через заднюю дверь. Взобравшись на забор, она помахала мне рукой. И я наконец-то остался один.

Как часто в жизни бывает, что человек попадает в первую из серии катастроф и даже не подозревает, что это еще не беда, а всего лишь предупреждение? Ах, если бы только можно было изменить прошлое. Как преобразилась бы вся жизнь. Я должен был убить ее — ведь у меня имелся такой шанс!

На следующее утро голова у меня болела в два раза сильнее, чем за день до того.

Причину установить было нетрудно. Стремясь подготовить меня к выполнению, своих обязанностей, Адора, к несчастью, неверно истолковала мою мольбу дать мне что-нибудь выпить. Горло у меня пересохло, словно пустыня. Она нашла бхонг с остатками травки.

— А, так ты побывал в «Акапулько-Голд», — сказала она. — Вот отчего тебе так хочется пить.

Она принесла высокий стакан, до краев наполненный прекрасной прозрачной и холодной жидкостью, похожей на воду. Я с благодарностью выпил все до дна, тремя большими глотками.

Водка!

Эффект оказался потрясающим. Прошла не только головная боль, сама голова у меня исчезла. Она взорвалась на мелкие кусочки!

Поэтому у меня нет ни малейшего представления о том, что еще случилось в тот вечер. Если там и были две лесбиянки, которые ушли уже бывшими лесбиянками, то я ничего об этом не помню. Но так как проснувшись я не обнаружил полицейских, которые пришли бы арестовать меня за двоеженство, я сделал вывод, что вполне справился со своими обязанностями.

Мне было так плохо, что потеря памяти меня совершенно не расстроила.

Я побродил по пустой квартире, потом принял аспирин, вышел в сад и с отвращением взглянул на яркий солнечный день. Затем я вернулся в комнату и посмотрел на экраны.

Кроуб проводил опыты с помощью электрического шока, и показатель уровня его эмоций стоял на отметке «удовлетворение» каждый раз, когда пациента накрывали простыней и увозили по направлению к моргу. Ну что ж! Доктор выполняет свои обязанности, как и любой нормальный земной психолог. Ни за что не догадаешься, что он инопланетянин. Смотреть не на что. Я выключил его ненадолго.

Экран Крэк по-прежнему оставался черным, поэтому я не беспокоился. Это доказывало, что она была далеко, — например, на Северном полюсе или еще где-то.

На экране Хеллера виднелось море. Он стоял, опираясь на перила, и тяжело вздыхал.

— Ох, — говорил он, — она была права. Я потерял форму.

— Ну, я бы этого не сказал, мистер Хэггэрти. Тот, кто может десять раз подряд забраться на грот-мачту и спуститься с нее, находится в отличной форме. — Голос прозвучал как-то странно, и Хеллер оглянулся.