Дмитрий Емец - Таня Гроттер и пенсне Ноя Страница 7

«Это она меня, что ли, удавить хочет? Очень милое и естественное желание!» – подумала Таня и, подождав, пока Гурий повернется к Ваньке, чтобы сказать ему нечто дружелюбное, показала тетке язык. Тетя порозовела от негодования, оскорбленно заморгала и вновь повернулась затылком.

Вскоре Пуппер откланялся и улетел, уронив на прощание загадочную фразу:

– Dear Tanjusha! На всякий случай запомни меня таким! Вскоре мы с тобой будем либо очень близки, либо очень далеки…

– Что это он? О чем вы с ним говорили? – спросила Таня, провожая взглядом стремительно удаляющуюся спину Гурия. Пуппер сидел на метле как профи. Он был сгруппирован и одновременно расслаблен. Казалось, нет такой силы, которая сбросила бы его с метлы.

– Э-э… О разном, – неопределенно ответил Ванька.

– В смысле?

– Ну, в основном об очках. По очкам этот парень просто ходячая энциклопедия! У моего прадедушки остались прикольные очки – ободки из консервных банок, в которые вставлены два бутылочных донышка! Я рассказал об этом Пупперу – он едва не умер от восторга. Мечтает заполучить их в свою коллекцию, – заявил Ванька, торопливо изобретая на ходу новые подробности.

Таня с сомнением посмотрела на него. Если по Ягуну и Пупперу заметно было, когда они лукавят, то Ванькин голос ничуть не менялся. Лишь глаза поблескивали насмешливо и хитро. Вот и сейчас Таня догадывалась, что что-то неладно, но никак не могла понять, что же на самом деле произошло между Ванькой и Пуппером.

– А что это была за фразочка про очень близки и очень далеки? Не знаешь, что Пуппер хотел этим сказать? – спросила Таня у Ваньки.

– Вот уж не знаю, – ответил Ванька. – Англия – страна туманов. Они там такого туману понапустят, что держись. Но ты Пуппера на всякий случай запомнила? Можешь представить, если закроешь глаза?

– Да, – неуверенно сказала Таня.

– Чудненько. А меня можешь? – ревниво спросил Ванька.

– Сейчас кто-то схлопочет ядреный запук… Не буду я тебя представлять!

Фыркнув, Таня толкнула его под коленки контрабасом и, взвалив на Ваньку футляр, пошла к Тибидохсу. Позднее она сто раз ругала себя, что была в этот миг такой близорукой. Недаром Ягун, многократно влюблявшийся и столь же многократно терпевший фиаско, утверждал, что любовь делает человека слепым и глухим. «Всякий влюбленный немного кретин, но все равно ради этого стоит жить!» – обычно добавлял он.

В половине четвертого утра в комнате у Шурасика деревянная статуэтка Древнира окуталась вдруг золотистым сиянием и принялась обстреливать бедного владельца заклинаниями бодрости. Эту статуэтку, вырезанную тибидохскими домовыми из лукоморского дуба, Шурасик, как единственный тибидохский отличник, получил еще в прошлом году из рук самого Сарданапала.

Шурасик упорно сопротивлялся. Он и бодрость были понятия совершенно несовместимые, особенно в такой час. Высунув из-под одеяла руку с перстнем, он запустил в статуэтку Дрыгусом-брыгусом, которую деревянный Древнир с легкостью парировал.

– Кофеусрастворимус! – немедленно отвечала умная статуэтка.

– Идиос нафигус! – применял нейтрализующее заклинание Шурасик.

– Чифирюс!

– Гопус-стопус! Отвалеус!

Некоторое время Шурасик и статуэтка Древнира перешвыривались запуками, искрами и сглазами, все больше входя в раж. В результате на сухом дереве фигурки зацвела вишня, а подушка Шурасика была разнесена в пух и перья, точно близким выстрелом из базуки.

Рассерженный Шурасик приготовился ответить чисто конкретным заклинанием калибра 7,62, но вовремя спохватился, что сам вчера заговорил статуэтку, чтобы она разбудила его в это время. К тому же, перебрасываясь со статуэткой атакующей магией, он окончательно проснулся, так что цель в конце концов была достигнута.

– Спасибус не булькус сменяюус пузырюс! – произнес Шурасик формулу общей благодарности, одну из семи универсальных формул Астрокактуса Параноидального.

Астрокактус был знаменитый маг: он начал жизнь, как гений, открытием волшебного спирта, погружающего в состояние вечного удовольствия, и закончил как гений – в психушке с белой горячкой.

Услышав формулу общей благодарности, деревянная фигурка Древнира довольно скрипнула и перестала окутываться сиянием. Можно было отправляться в рощу искать волшебные корни незрим-травы, ради чего Шурасик, собственно, и поднялся на рассвете.

Большинство магических отваров сохраняют свои свойства лишь несколько мгновений. К примеру, то, что только что было эликсиром привлекательности, превращается в смертельный яд спустя ровно секунду после приготовления, и маг, замешкавшийся сделать глоток, имеет больше шансов стать трупом, хотя, никто не спорит, чертовски привлекательным. Та же или почти та же история повторяется с настойкой вечной жизни, растиркой красоты или бальзамом всеведения. Незрим-трава – и это главное ее свойство – делает связи других магических составляющих долговечнее. Правда, даже она не гарантирует, что бальзамы или эликсиры будут храниться вечно, но поднести кубок ко рту успеть можно.

Нет смысла объяснять, что в мире магов незрим-трава ценится куда больше золота, произвести которое из обычного свинца способен всякий нерадивый аспирант кафедры общей магии, помнящий формулу всеобщности и способный вычертить перстнем по воздуху пару рун.

Лопухоидам незрим-трава неизвестна по двум простым причинам: первая та, что трава живет только один день и бесполезно искать ее назавтра там, где она была вчера. Вторая та, что трава невидима и поиски ее превращаются в гонку за призраком.

Прежде Шурасик выменивал незрим-траву у малютки Клоппика, но теперь тот растранжирил все запасы, и Шурасику волей-неволей пришлось искать ее самому. Он собирался уже неделю, но все время просыпал, пока не догадался заговорить фигурку. Шурасик вооружился ржавым турецким кинжалом, взял вилочку из скелета лягушки и отправился в рощу. Здесь он остановился и задумался, соображая, откуда начать поиски.

«Главное, ничего не перепутать. Нож держать в левой руке. Корень брать не рукой, а вилочкой из скелета лягушки, зарытой в муравейнике. Через все препятствия перешагивать левой ногой. На солнце не смотреть. По дороге не оглядываться», – напомнил себе Шурасик.

Задача перед ним стояла непростая. В «Справочнике мага-травника»[2] черным по белому было написано, что незрим-трава любит солнце, но не переносит света. Предпочитает низины и овраги, но растет исключительно на возвышенностях. Требует постоянного полива, но ненавидит влагу. Кроме того, незрим-трава растет наоборот – на рассвете она до колена, в полдень чуть выше ступни, на закате же втягивается в землю, чтобы завтра появиться невесть где.

Шурасик безуспешно раскапывал кинжалом землю, как вдруг вспышка семи радуг Грааль Гардарики заставила его торопливо опуститься на четвереньки и резво отползти в лопухи. Он хорошо помнил правило номер пять настоящего мага-травника: когда ищешь незрим-траву, не попадайся никому на глаза – или в тот день точно ничего не найдешь.

Прячась в лопухах, Шурасик видел, как, скользнув между деревьями, на поляну опустились Гурий Пуппер и Прун. Оба были на метлах, оба в темных плащах. Бледный и благородный нос Пуппера был украшен тоненькими очками в стиле «мальчик-вамп» (№ 45 его уникальной коллекции). Попутно очки Гурия были снабжены особыми стеклами, позволяющими определять тип атакующей магии и ее интенсивность. Возможно, по отношению к Ваньке, который не имел таких очков, это было не совсем честно, но, как шутил семейный адвокат Пупперов Хадсон: «Справедливость – понятие несправедливое».

Демонически скрестив руки перед грудью, Гурий прохаживался по роще, пылая от негодования. Изредка он взмахивал рукой, как если бы уже сейчас сокрушал Джона Валяльку боевой искрой.

Зато Прун ощущал себя явно не в своей тарелке. Всю сегодняшнюю ночь он кричал во сне. Его мучали кошмары, что сделают с ним тети Пуппера, если Гурий погибнет. «Бросят в зыбучие пески и, пока я буду погружаться, станут читать мне нотации! А то и того хуже: превратят в подставку для сапог-скороходов», – мрачно размышлял он.

А еще он думал так:

«И подложили же мне свинью! Почему Гурий не выбрал секундантом Гореанну? Женщина-секундант – это так необычно! К тому же у Гореанны есть сглаздамат. От теток она бы как-нибудь отбилась».

Пока Шурасик, выглядывая из лопухов, соображал, что делают здесь Пуппер и Прун, послышался рев двух приближающихся пылесосов. С одного пылесоса спрыгнул Ванька, с другого – Гуня Гломов. Гуня был единственным, кого Ванька сумел разбудить в этот час. Узнав про дуэль, Гуня воодушевился и заявил, что сам будет драться с Пуппером, если тот одолеет Ваньку.

– Как ты с ним будешь драться? У тебя же с магией неважно! – улыбнулся Ванька.