Рон Хаббард - Судьба страха Страница 7

— К сожалению, не могу, — отвечал он. — У меня плановая операция. Просто вспомните, куда вы ходили, и там поищите.

Этот мудрый совет пришелся мне по душе. Я отправился в операционную, которой мы пользовались прошлым вечером. Там шла уборка помещения. Нет, зеленого медальона никто не видел.

Я пошел к тому месту, где стоял и глядел в окошко. Нет, на полу ничего, никакого медальона.

Отличная мысль: я позвонил своему таксисту. И ждал на телефоне, пока тот ходил и смотрел у себя в такси. Нет, медальона там не было.

Умоляющим тоном я попросил его съездить в аэропорт, поискать там на полу и позвонить. Он сказал, что съездит.

Я шагал из угла в угол. О боги, ведь Ютанк целыми днями, неделями, месяцами напролет будет кричать, беситься и швырять в меня чем попало. О, это будет настоящий ураган! Этот камень был самым крупным в том ящике. Тысяч на пятьдесят — не меньше! Да к тому же не этих (…) турецких лир, а долларов.

Это напомнило мне о состоянии моих финансов. Скоро на меня снова набросятся хищники-кредиторы. Я не имел никакого понятия, сколько еще оставался им должен после поездки в США, но, наверное, не меньше полумиллиона. Вытряхнуть его от больницы или из Фахт-бея не представлялось ни малейшей возможности. При теперешнем положении дел, может быть, они удовлетворятся продажей виллы с прислугой. Но если я куплю взамен потерянного еще один медальон и влезу в еще большие долги, они, возможно, продадут и меня самого!

Нет, о покупке еще одного медальона не могло быть и речи. У меня кровь застывала в жилах от одной только мысли о новых долгах.

Прошел час. Позвонил водитель такси. Нет, на полу аэропорта он не нашел никакого медальона, никто его не сдавал в администрацию, и теперь я задолжал ему еще пятьдесят долларов. Это здорово меня разозлило. Купив мне новый гардероб по кредитным карточкам, он и так уже, вероятно, склонил чашу весов в пользу нанесения мне телесных увечий, а теперь вот не способен был справиться даже с таким простым делом. Но я не стал на него взъедаться. Ведь он был мне единственным другом. Я просто повесил трубку.

Уныло побрел я назад в приемный покой, которым теперь пользовался как местом для своих наблюдений, вошел и закрыл за собой дверь.

Графиня уже сделала пересадку в Стамбуле и теперь летела в Брюссель, чтобы сделать там следующую пересадку.

Очевидно, в транзитной гостиной она сделала кое-какие приобретения. Там у них имелся довольно приличный бар с журнальным стендом, и она хорошо отоварилась. На коленях у нее лежало множество журналов. Она смотрела, какой из них выбрать, выбрала французский под названием «О lala, la Femme».

Ликование, которое мне следовало бы ощутить при осознании того факта, что ее уже нет в Турции, что с каждой секундой она все больше удаляется от меня, не наступало.

Может, все дело в журнале? Это был журнал мод. Я знал, что по-французски она не читает, но эти большие цветные образцы одежды не нуждались в словах. Что они говорили ее душе, я не знал, но мне они говорили только одно: «Дорого!» Теперь в том, что касалось женских нарядов, я был стреляный воробей!

Однако понемногу настроение у меня улучшалось. Эти роскошные цветные фотографии замысловато позирующих моделей, наряженных в невероятно экстравагантные одеяния, обойдутся Хеллеру в кругленькую сумму! Парижский дизайнер не смотрит на фигуру заказчицы, он смотрит только на ее чековую книжку. Если он считает, что и то и другое должно отличаться большой толщиной, то почему же, дивился я, модели в таких журналах всегда так худы — просто кости да кожа? Удивительный это мир — женская мода. Французы, насколько я мог разобрать, демонстрировали моду под названием «Le Look Garbage» — «Посмотрите, я со свалки».

Кто-то — да, вспомнил: человек в самолете — объяснил мне все это однажды. Он говорил, что дизайнеры мод — сплошь все гомики и женоненавистники, видящие в женщинах конкурентов. Поэтому они втайне стремятся одеть их как можно экстравагантнее, чтобы отпугнуть от них мужчин. Может, он был и прав. Эти картинки заставляли меня еще больше ненавидеть гомиков. Одно дело — одевать женщин в странные наряды, но уж совсем непростительно — одевать их так дорого!

Наконец графиня отложила французский журнал в сторону и взяла в руки толстый американский под названием «Современные морды». Опять фасоны модной одежды. Как ни странно, они сильно отличались от французских. И дело не в том, что выглядели они менее экстравагантно, что модели имели больше мяса на костях, что эти (…) гомики меньше изощрялись в стремлении обезобразить внешний вид женщины и тем самым завлечь мужчин в свои собственные постели — нет; просто они были совершенно другими. Американские геи проталкивали в моде «the marionette look» — «кукольную внешность». Журнал был полон набросков, изображающих марионеток с переплетенными, перекрещенными и неестественно изогнутыми ногами и с удушающими их шнурами.

— Милочка, вы, я вижу, рассматриваете фасоны. — Незнакомый голос. Крэк взглянула на свою соседку по ряду. Пухлая краснощекая блондинка лет сорока — впрочем, блондинка явно ненатуральная. — Понимаю, уже пора! — Она улыбнулась. — Я Мамми Бумп, возвращаюсь в Большое Яблоко — Нью-Йорк и к ярким огням. А вы кто?

Вот что мне нравится в путешествующих американцах. Прямо к делу. Без лишних слов.

— Я Рада Крэкл — так мне велено называться, — представилась графиня Крэк. — Как поживаете?

— Да вполне прилично, спасибо, — особенно после моего турне по горячим точкам Среднего Востока. Я известная певица. Эти арабы нагрузили меня кучей бабок, и вот я возвращаюсь в Божью страну, чтобы их истратить. Господи, просто не верится, что наконец-то по прошествии года мне удастся поспать в нормальной кровати! Но, душечка, у вас такой вид, словно вы побывали в верблюжьей аварии!

— В самом деле?

— Ну да, эта одежда, — и Мамми Бумп презрительно указала на плащ графини. — Где вы достали такое тряпье?

— Меня три года держали в крепости в плену, — сказала графиня Крэк. — Они украли всю мою одежду.

— Не может быть! Вот (…)! — посочувствовала Мамми. — Господи, эти (…) арабы способны на все. В наши дни жизнь девушки дорого стоит, если она уезжает из США. Только не вздумайте спускать им такое с рук! Не надо терять головы. В Марокко со мной случилось почти то же самое. Но я сказала королю, да, я так и сказала:

«Послушай, мужик, если не принесешь мне бриллиантов, я не только ампутирую тебе (…), я добьюсь того, чтобы ты больше не получал американской помощи», — поэтому он просто наполнил мои карманы старинными камешками и отпустил. Посмотри-ка, вот один из них! — И она показала Крэк массивное кольцо с бриллиантом, ладно сидевшее среди многих других на пухлой ее руке. — Бриллианты — лучшие друзья девушки, — добавила она.

— А изумруды и рубины тоже ценятся на этой планете? — спросила графиня.

— Да, конечно, деточка. Не возражаешь, если я помогу тебе с этим журналом и покажу, отчего мужики действительно просто звереют?

Внезапно меня пробрал холод, словно по жилам пронесся арктический ветер. Вдруг вспомнилась яркая сценка: как графиня Крэк в неожиданном приступе нежности целует меня в щеку. Что совершенно не в ее характере!

Ловкость рук! Она же в этом деле профессионалка. Обучила всем этим штучкам десятки фокусников. Ей и нужно-то было только одной рукой расстегнуть застежку, а другой поймать то, что падает.

Точно! Медальон с изумрудом теперь у графини Крэк. Все сходилось. Делая мне под гипнозом внушение, она убеждала меня позволить ей унести все, что она захочет. А когда она в первый раз увиделась с Хеллером, как она переживала из-за своей внешности!

Теперь-то я точно знал, что она намерена делать. Она приземлится в Нью-Йорке. Накупит себе ворох одежды. А расплатится — медальоном! Тем самым медальоном Ютанк стоимостью в пятьдесят тысяч долларов, на возвращение которого я потерял всяческую надежду.

О, без всякого сомнения, графиня была преступницей! Я сразу же поверил во все, что имелось на нее в полицейских досье, — во все до последней точки! Воровка!

Хоть и разрывался я между яростью и отчаянием, мне поневоле пришлось принимать своеобразное участие в этом полете.

Фасоны, фасоны, фасоны. Одежда, одежда, одежда. Высоко над Дунаем в снегах — фасоны, фасоны, фасоны и одежда, одежда, одежда. Перелет через Альпы и Германию, пересадка в Брюсселе — фасоны, фасоны, фасоны и одежда, одежда, одежда. Над оконечностью Англии и над штормами Атлантики — все фасоны, фасоны, фасоны и все одежда, одежда, одежда. Они даже пренебрегли обедом: графиня Крэк — потому что она не могла понять, как его едят, а Мамми Бумп — потому что и так чересчур растолстела и уже больше не влезла бы во все эти фасоны, фасоны, фасоны и одежду, одежду, одежду.