Джордж Эффинджер - Марид Одран Страница 17

Я опустил парализатор. Все, что сказала Селима, казалось вполне логичным.

— Вот почему ты так трясешься, — произнес я задумчиво. — Считаешь, что Никки грозит опасность.

— Да, я считаю, что Никки грозит опасность, — ответила Селима, — но напугана не этим, Марид. Деви мертва. Ее убили.

Я закрыл глаза и застонал; Ясмин громко охнула и пробормотала еще одну ритуальную формулу — «далеко от тебя», — чтобы защитить нас всех от зла, которое только что упомянули. Я чувствовал себя разбитым и подавленным, словно принял слишком большую дозу жутких известий — и организм не способен справиться с перегрузкой.

— Не говори, я сейчас догадаюсь сам. С ней разделались так же, как с Тами.

Следы от ожогов, содранная кожа и кровоподтеки вокруг запястий; перед смертью ее трахали во все дыры, потом задушили и перерезали горло. Думаешь, кто-то решил убить вас всех, и ты будешь следующей жертвой. Правильно?

— Нет, неправильно, — с удивлением услышал я. — Я нашла ее лежащей в постели; все выглядело так, словно Деви безмятежно спит… Ее застрелили, Марид, с помощью старинного пистолета, который убивает маленькими кусочками металла. Пуля попала прямо в кастовую метку на лбу. Никаких признаков насилия, в комнате ничего не тронуто. Все как обычно — только Деви, у которой снесено пол-лица, и кровь на кровати и стене… Господи, сколько крови! Меня стошнило.

Никогда не видела ничего подобного. Это старое оружие действует так примитивно-жестоко, так… грубо! — Удивительно слышать подобное от женщины, располосовавшей на своем веку немало физиономий несчастным жертвам. — Могу поспорить, за последние пятьдесят лет не случилось ни одного убийства с помощью пули.

Селима явно ничего не слышала о русском (забыл его имя); неудивительно, ведь в Будайине насильственная смерть обычно не вызывает особой сенсации, такое происходит слишком часто. Трупы здесь рассматривают, в основном, как неприятную помеху. Выводить большие кровавые пятна с дорогого шелка или кашмирского ковра — довольно-таки утомительное занятие.

— Ты уже позвонила Оккингу? — спросил я. Селима кивнула:

— Тогда было не его дежурство. Приехал сержант Хаджар и допросил меня.

Жаль, что так получилось.

Я хорошо понимал ее. Хаджар представлял из себя классический тип легавого; именно такой тип возникает в моем воображении, когда я думаю об этой проклятой породе. Он вышагивает по кварталу, словно в задницу засунут штопор, вынюхивая всякие мелкие происшествия, чтобы подвести их под солидную статью. С особым сладострастием Хаджар доводил арабов, которые пренебрегали своими религиозными обязанностями, то есть людей вроде меня, а такие в большинстве и жили в Будайине.

Я положил парализатор в сумочку Ясмин. Настроение полностью изменилось: впервые в жизни я сочувствовал Черной Вдове. Ясмин положила руку ей на плечо, чтобы как-то ободрить.

— Пойду принесу кофе, — сказал я, взглянув на последнюю из Сестер. — Или, может, ты предпочитаешь чай?

Селима была благодарна за доброту и участие, да и просто рада, что оказалась рядом с нами в такой трудный момент.

— Если можно, чай. — Она начала успокаиваться.

Я доставил воду кипятиться.

— Ладно, теперь объясни мне, почему вы трое позавчера так хорошо меня отделали?

— Да простит меня Аллах! — произнесла Селима. Она вынула из сумочки сложенный клочок бумаги и протянула мне. — Это обычный почерк Никки, но по всему видно, она страшно спешила.

Послание было нацарапано по-английски на обратной стороне конверта.

— Что там написано? — спросил я. Селима бросила на меня взгляд и быстро опустила глаза.

— Только: «На помощь. Быстрее. Марид». Вот почему мы так поступили.

Обычная ошибка. Мы решили, что ты виновен в том, что с ней случилось, — что бы там ни произошло. Теперь я знаю, что ты помог ей, договорившись с этой скотиной Абдуллой, и она задолжала тебе деньги. Наша девочка хотела, чтобы мы сообщили тебе, что она нуждается в помощи, но времени хватило только на несколько слов.

Наверное, ей повезло, что вообще удалось их нацарапать.

Я подумал о кошмаре, который они мне устроили; о том, как несколько часов пролежал без сознания; о мучительной боли, которая до сих пор еще дает себя знать; о бесконечно долгом и страшном ожидании в госпитале; о бешеной злости на Никки и тысяче киамов, потерянных по ее вине. Я сложил все это и попытался разом выбросить из памяти. Нет, не получается. Внутри все так же кипела неведомая прежде ярость, но теперь, кажется, я лишился объекта ненависти… Я посмотрел на Селиму.

— Ладно, забудем об этом.

Нашу гостью никак не тронуло мое великодушие и благородство. Сначала было немного обидно: могла бы хоть как-то показать, что ценит подобный жест, — но потом я вспомнил, что имею дело с Черной Вдовой.

— Не все проблемы решены, Марид, — напомнила мне Селима. — Я все еще тревожусь за Никки.

— Но, в принципе, то, что написано в письме, вполне может оказаться правдой, — сказал я, разливая чай. — А улики, о которых ты говорила, объясняются вполне невинными причинами.

На самом деле, я не верил в это. Просто хотел немного успокоить Селиму.

Она взяла чашку и сжала ее в ладонях.

— Не знаю, что теперь делать.

— Возможно, какой-то тронутый тип решил всех вас укокошить, — предположила Ясмин, — и лучше на время спрятаться.

— Я думала об этом, — отозвалась Селима. Теория Ясмин казалась мне не очень убедительной. Тамико и Деви убиты совершенно разными способами. Конечно, здесь мог орудовать убийца, наделенный творческим воображением; несмотря на старые полицейские изречения насчет «неповторимого почерка», я не понимал, что запрещает нашему маньяку разнообразить методы. Но свои соображения оставил при себе.

— Ты можешь пожить в моей квартире, — сказала Ясмин, — а я переберусь к Мариду.

Селима и я были одинаково ошарашены таким предложением.

— Спасибо, ты очень добра, — ответила Селима, — я подумаю об этом, моя сладенькая, но сначала хочу Попробовать несколько других вариантов. Я дам тебе знать.

— С тобой ничего не случится, если будешь просто все время настороже, предупредил я. — Несколько дней не занимайся своей работой, не связывайся с незнакомыми людьми…

Селима кивнула. Она протянула мне чай, который даже не пригубила.

— Я должна идти. Надеюсь, теперь между нами не осталось никаких обид.

— Сейчас у тебя есть заботы посерьезнее, Селима. Мы никогда не были в особо дружеских отношениях. Кто знает;, возможно, эти страшные события в конце концов сблизят нас.

— Слишком высокую цену пришлось заплатить, — ответила Селима.

Да, это точно. Она хотела что-то добавить, но передумала, повернулась и вышла, осторожно прикрыв за собой дверь.

Я стоял возле плиты с тремя непочатыми чашками.

— Ты будешь пить чай?

— Нет, — сказала Ясмин. — Я тоже, — и вылил чай в раковину.

— Одно из двух, — задумчиво пробормотала Ясмин, — либо где-то бродит один совершенно сдвинутый ублюдок, либо, что еще хуже, два разных поганца убивают людей почти одновременно. Знаешь, даже страшно идти на работу.

Я сел рядом и погладил благоухающие духами полосы.

— На работе бояться нечего. Главное, помни, что я сказал Селиме: не связывайся с клиентом, которого не встречала раньше. Оставайся здесь, со мной, вместо того чтобы в одиночку добираться до дома.

Ясмин слабо улыбнулась:

— Я не могу водить сюда клиентов.

— Да, это точно, — подхватил я значительно. — Вообще, забудь о таких вещах, пока убийцу не поймают. У меня хватит денег, чтобы какое-то время содержать нас обоих.

Она обняла меня за пояс и положила голову на плечо.

— Ты парень что надо.

— Да и ты ничего, когда не храпишь, как ифрит, — ответил я.

В наказание Ясмин провела своими длинными кроваво-красными ногтями по моей спине. Потом мы плюхнулись на подушки и порезвились еще полчасика.

Я вытащил Ясмин из постели примерно в половине третьего, заставил немного перекусить в промежутке между душем и одеванием и чуть ли не силой выталкивал из дома, чтобы ее опять не оштрафовали за опоздание: полтинник есть полтинник, не уставал я повторять ей.

— Ну что ты дергаешься? Все бумажки в пятьдесят киамов совершенно одинаковы. Отберут одну, принесу домой другую, тебе-то какая разница?

Никак не могу растолковать своей подруге, что если она немного организует себя и перестанет опаздывать, то будет приносить в наше гнездышко две бумажки вместо одной.

Ясмин спросила, что я собираюсь делать вечером. Она немного завидовала тому, что я уже заработал достаточно хрустиков, чтобы протянуть несколько недель, и мог позволить себе целыми днями сидеть в какой-нибудь кофейне, болтая о том о сем, обмениваясь сплетнями с дружками разных танцовщиц и девочек. Я заверил Ясмин, что тоже займусь делом.