Галина Полынская - Чужая звезда Бетельгейзе Страница 13

Теперь пустой мешок и фляги были ни к чему, их выбросили, чтобы не обременяться лишней поклажей. С мутных небес свисала снежная завеса, покачивающаяся под случайными порывами ветра. За исключением зверя, отогревшего Захарию, никаких других живых существ им больше не встретилось.

Чтобы нарушить отупляющую тишину, да мерный скрип снега в такт шагам, Захария сказал:

– Кара, расскажи о твоем Тарте. Что у вас там есть интересного?

– Ничего, – ответила Кара, и на этом ее рассказ закончился.

Оказалось, что живой огонь не имеет права рассказывать людям с поверхности о Тартре.

И снова тишина, голубые, почти что синие сумерки, да мирное похрустывание снега.

Аджи оказалась сообразительной, проворной и не задавала вопросов. Она ловко красила кровью птицы дроды изображения странной головы, получались густо черные контуры на бледно красном. После покраски пластины отправлялись сушиться на подоконник. Кровь сохла быстро, и вскоре Апрель уже брал очередную пластину, чтобы вырезать картинку. Руки его двигались с мастерской точностью, ни разу он не допустил неверного или лишнего надреза. Завершив, он сразу же наносил краски, рассчитывая закончить к утру.

– Грэм, я так устал, что с ног валюсь, – тихо сказал Захария.

Грэм слегка удивился, они прошли не так уж и много, да и не было у Захарии привычки жаловаться на усталость.

– Ладно, давай передохнем.

Грэм огляделся. Подходящего для остановки места не виднелось, – меж стройных древесных колонн, лежали никем не тронутые гладкие сугробы, глубокие и рыхлые, они казались мягкими и уютными. Ни тропинки, ни полянки, ни поваленного дерева.

– Захария, давай пройдем немного…

Захария вдруг споткнулся обо что-то под снегом, неловко взмахнул руками и стал падать на спину. Все произошло быстро, за какие-то доли секунд, но Грэму показалось, что время специально застыло, дабы он смог увидеть эту картину во всех подробностях. Из сугроба вылезли широченные острые шипы какой-то неизвестной твари, на них с размаху и упал Захария. Шипы пробили его грудь с легкостью, и вместе со своей добычей, стали уходить обратно под снег. Кара пронзительно закричала, и это стряхнуло с Грэма оцепенение. С каким-то глухим звериным рыком, Грэм бросился назад по тропке и успел схватить, снять Захарию с шипов, и они быстро ушли под снег, так и не показав своего обладателя. Отбежав прочь, Грэм положил Захарию на спину и стал разрывать куртку на его груди. В уголках его рта надувались и лопались красные пузыри, дыхание со свистом вырывалось из ран.

– Захария, Захария, скажи что-нибудь, – Грэм пытался зажать сразу все его раны одновременно. – Дружище, не молчи! Только не молчи! Захария! Дыши!

– Не кричи, Грэм, – прошептала Кара, – разве не видишь? Он мертв…

Жаркие лучи Бетельгейзе растревожили туманные горизонты Альхены, наступал новый яркий, насыщенный жизнью день.

С помощью Аджи Апрель закончил с картами. Все пятьдесят две штуки лежали вряд на столе. Глаза девушки слипались, она то и дело клевала носом.

– Умница, – похвалил ее Сенатор, – сейчас принесу твою награду.

Услышав о награде, она мигом проснулась и заулыбалась. Апрель вышел и вернулся с двумя цепочками, одна блестящая, желтая с крупным красным камнем, другая почти белая, с синим кристаллом.

– Это тебе за старательность, – он протянул Аджи желтую цепочку, – а это за молчание. Ты поняла?

– Да, – радостно кивнула она, поклонилась и, будто легкий сквозняк, выскользнула за дверь.

Как только девица исчезла, Апрель мигом выбросил ее из головы.

– Возможно, мне придется воспользоваться ими только один раз, – бормотал он себе под нос, рассматривая карты, – но все равно, дело того стоит.

Стоя на коленях перед мертвым Захарией, Грэм осторожно вытирал снегом кровь с его губ и груди. С запрокинутой головой, в разорванной куртке, он казался каким-то слишком уж маленьким и хрупким. Грэму казалось, что он спит наяву, такими медленными и неуверенными были его движения, а под сводами гулких арок кто-то бегал, спасаясь от собственного крика, помноженного эхом на сотни голосов.

Апрель с особой тщательностью подобрал одежду. Он практически ничего не знал о Земле, но мог предположить, что мироустройство на обитаемых планетах схожее. Тем более, он считал себя и себе подобных порождением Земли, так что больших сложностей не предвиделось. Он не собирался прямо сразу совершать переход, для начала надо было посмотреть, куда вывел коридор, что там такое…

Надев легкие черные брюки, туфли, сшитые по собственному заказу, он отбросил в сторону рубаху, сразу взяв идеально скроенную по его фигуре куртку из плотной материи с глухим, под горло воротником. Подойдя к зеркалу, он долго смотрел на свой смуглый торс, под гладкой, безволосой кожей жили стальные мышцы, закаленные долгими тренировками. Даже если с размаху, что есть силы ударить кулаком ему в солнечное сплетение, эффект получится равносильным удару в стену – кулак пострадает, а сплетение нет.

Надевая куртку, он с удовольствием ощущал прохладные прикосновения материи к голому телу. Затем снял с волос зажим, тщательно расчесал и снова собрал в хвост длинные до плеч иссиня черные волосы с седыми нитками. Прищурив глаза цвета подкрашенного зеленой краской льда, он улыбнулся, как долгожданное лакомство, предвкушая встречу с планетой Земля.

– Грэм, – Кара подлетела ближе, – Грэм, ты меня слышишь?

Уже долгое время он стоял на коленях перед телом Захарии и не двигался, казалось даже – не дышал.

– Грэм, больше всего на свете я сейчас сожалею о том, что не умею плакать, и значит, никак не могу облегчить свою боль, а ты умеешь. Плачь, Грэм, плачь, пожалуйста.

– Я не могу его оживить, Кара, – он поднял на неё тяжелый взгляд почерневших страшных глаз, – я могу разрушить и убить, а создать и оживить не могу, вот что значит быть демоном, да? Это оно и есть?

– Я не знаю… – слабым эхом ответила она.

– Он был моим единственным другом, он умер, а я не могу даже достойно похоронить его.

– Почему ты никогда не говорил ему, что он – твой друг?

– Разве это не было очевидно без слов?

Кара лишь вздохнула в ответ. Грэм встал на ноги, снял с Захарии мечи, перебросил их крепления через плечо, и поднял тело, попутно отряхивая с него мокрый багровый снег.

– Что ты делаешь?

– Я не могу взять и зарыть его тут в сугроб, не могу, понимаешь?

– Понимаю.

Тяжело ступая, Грэм пошел дальше, следом полетела Кара.

С волнением первооткрывателя Апрель вошел в центральный коридор, вибрирующее напряжение силовых потоков ощущалось довольно сильно, в обычных коридорах такого не встречалось. Потоки рассержено гудели, при каждом движении Апреля. Приблизившись к искрящейся дымке, он помедлил мгновение и шагнул вперед.

Ландшафт заметно менялся. Встречались сугробы выше человеческого роста. Иногда попадались самые настоящие пещеры, образованные стволами, ветками и коркой плотного обледенелого снега. Вскоре они вышли, как показалось на первый взгляд, к необыкновенному стеклянному городу в россыпях ярких голубых огней. Лишь присмотревшись, Грэм понял, что гладкие крыши домов, причудливые переплетения балок, столбы и колонны не рукотворны, это сплошной лед, намерзший так по прихоти природы. Грэм замедлил шаг, когда вошел в этот пустой, никому не принадлежащий город. Время от времени какая-нибудь ледяная трубка отламывалась, из нее хлестала вода и тут же застывала причудливой горкой или гладким стеклом. Увидев просторную пещеру, внутри которой лед намерз так, что стал похож на полупрозрачное ложе, Грэм решил оставить тело друга в ней. Он вошел внутрь, а Кара осталась мерцать снаружи при входе. Уложив Захарию на спину, Грэм убрал с его лба упавшие волосы, соединил на груди края разорванной одежды, и присел рядом на гладкий ледяной край. Глядя на плотно сомкнутые веки, опущенные темные ресницы, Грэм прошептал:

– Прости, что не сумел тебя защитить, не смог предотвратить непоправимое. Надеюсь, высшие существа со звезды Бетельгейзе встретили тебя с теплом и радостью. Будь счастлив среди них, друг мой.

Перед Апрелем возникла стеклянная преграда, и он понял, что это чье-то зеркало там, на Земле. Прозрачная непробиваемая стена стояла между ним и его целью, но Апрель был уверен, что и эту последнюю преграду он преодолеет, а пока что стал рассматривать интерьер нового мира. Судя по всему, если мир не был сумеречным, то в нем царила ночь. В не зашторенное окно бил яркий, чистый свет круглого белоснежного светила, благодаря этому свету комната была видна со всеми деталями. У окна полированный стол, на нем ваза с цветами, их пышные сиреневые и белые грозди наверняка приятно пахли. Узкая кровать, странный прямоугольный ящик у стены, большая коробка с одной мутной стеклянной стенкой на тумбе в углу. С потолка свисало нечто странное и некрасивое, Апрель решил, что это какой-то осветительный прибор, или символическое изображение светила, на вроде того, что весит у них в Сенате. Обитателей видно не было, дом пустовал, он Апрель надеялся, что кто-нибудь рано или поздно вернется, ведь без помощи землянина ему не преодолеть последней преграды.