Айзек Азимов - Лаки Старр и большое солнце Меркурия Страница 14

— У него будут свои трудности. Когда я с ним покончу, его мнение не будет иметь никакого веса, — Уртейл твердо держал в руках бластер. — Хочешь получить?

— От тебя? — спросил Бигмэн.

— Как знаешь, — холодно сказал Уртейл.

Бигмэн ждал, ждал, не говоря ни слова, пока рука Уртейла не окаменела и шлем слегка не наклонился, как будто тот целился, хотя в этом не было необходимости на таком расстоянии.

Бигмэн считал мгновенья, пытаясь вычислить, когда ему надо будет сделать отчаянный прыжок, чтобы спасти жизнь, как это сделал Лаки, когда в него целился Майндс. Но здесь с ним не было товарища, который мог бы сбить Уртейла так, как он, Бигмэн, сбил тогда Майндса. Да и Уртейл — не нервный, больной Майндс. Он просто рассмеется и снова прицелится.

Мускулы Бигмэна напряглись для последнего прыжка. Он приготовился к тому, что жить ему осталось не больше пяти секунд.

9. ТЬМА И СВЕТ

Но стоя так, с напряженным до предела телом, с мускулами ног, почти вибрирующими от готовности сжаться и вытолкнуть тело в прыжке, Бигмэн вдруг услышал удивленный хриплый возглас.

Оба они стояли в сером темном мире, и лучи от ламп на их шлемах скрещивались. За пределами этих лучей ничего не было видно, так что намек на какое-то движение, происходившее за пределами видимости, сначала не был понят.

Его первой реакцией, первой мыслью было: Лаки! Неужели Лаки вернулся? Неужели он сумеет стать хозяином ситуации?

Но он опять почувствовал движение, и мысль о Лаки угасла.

Казалось, кусок каменной стены оторвался и медленно, лениво падал, что было характерно для Меркурия из-за низкой силы притяжения.

Это был каменный канат, который непонятным образом растянулся, достал до плеча Уртейла — и прилип к нему. Один такой канат уже опоясал его талию. Еще один двигался вниз и кружился, словно он был частью нереального мира замедленного движения. Но как только конец его обернулся вокруг руки и груди Уртейла и коснулся металлического покрытия, рука оказалась плотно и намертво прижатой к груди. Неповоротливая и с виду хрупкая скала будто обладала могучей силой питона, сжимающего в кольцах свою жертву.

Если первой реакцией Уртейла было удивление, то теперь в его голосе звучал только ужас.

— Холодно, — хрипло прокаркал он. — Они холодные.

У Бигмэна кружилась голова, когда он пытался оценить новую ситуацию. Кусок скалы совсем закрыл руку Уртейла ниже локтя, виден был только приклад бластера.

Наконец, выплыл последний канат. Все они так походили на скалы, что были незаметны пока не отделялись от стены.

Канаты соединялись между собой, словно были единым организмом, но в этом организме не было ядра, так сказать, «тела». Это был каменный спрут, состоящий из одних щупалец.

Ход мыслей Бигмэна будто взорвался.

Он подумал о том, что за долгие века эволюции в скалах Меркурия могла развиться собственная жизнь. Совершенно иная форма жизни, не известная на Земле. Жизнь, которая поддерживается только крохами тепла.

А почему бы нет? Щупальца могут переползать с места на место в поисках необходимых крох тепла, Бигмэн ярко представил, как они ползут к северному полюсу Меркурия, где обосновались люди. Сначала шахты, а затем обсерватория снабжали их нескончаемыми струйками тепла.

Человек также мог стать их жертвой. А почему бы нет? Человеческое тело ведь тоже источник тепла. Случайно в эту ловушку мог попасть одинокий шахтер. Парализованный внезапным холодом и страхом, он не в состоянии даже позвать на помощь. Через несколько минут его радиопередатчик «садится», и он не может дать о себе знать. А потом он вообще замерзает и превращается в ледяную статую.

Сумасшедшая история Кука о смерти в шахтах вовсе не была бессмысленной.

Все это за мгновение пронеслось в голове Бигмэна, пока сам он оставался на месте, все еще потрясенный новым поворотом событий.

Голос Уртейла звучал мольбой и последним хрипом полузадушенного:

— Не могу… Помоги мне… помоги… Они холодные… Холодно…

Бигмэн крикнул:

— Держись! Я иду.

В один миг исчезла мысль, что этот человек — враг, что лишь несколько мгновений назад он собирался хладнокровно убить Бигмэна. Маленький марсианин знал только одно: вот беспомощный человек, зажатый в тисках чего-то нечеловеческого.

С тех пор, как человек впервые покинул Землю и устремился навстречу опасностям и тайнам космоса, сам собой возник неписаный закон: людские распри должны быть забыты перед лицом общего врага, нечеловеческих и бесчеловечных сил других миров.

Возможно, не все соблюдали этот закон, но для Бигмэна он был непреложен.

Одним прыжком он оказался рядом с Уртейлом, пытаясь оторвать его руку. Уртейл промычал:

— Помоги мне…

Бигмэн ухватился за бластер, который все еще находился в руке Уртейла, стараясь при этом не дотрагиваться до щупальца, обернувшегося вокруг сжатого кулака Уртейла. Про себя Бигмэн рассеянно отметил, что щупальца эти не были гладкими, как змеи. Они состояли из отдельных частиц, словно были составлены из многочисленных твердых сегментов, соединенных вместе.

Другой рукой Бигмэн, в поисках опоры, на мгновенье дотронулся до щупальца и тут же рефлекторно отдернул руку. Он почувствовал ледяной холод, проникающий внутрь и обжигающий.

Каким бы способом эти существа ни извлекали тепло, это не было похоже ни на что, о чем ему доводилось слышать.

Бигмэн отчаянно тянул на себя бластер, раскачивая и выкручивая его. Сначала он не обратил внимания на прикосновение врага к своей спине, но потом ледяной холод пронзил его и не отпускал. Попытавшись отпрыгнуть, Бигмэн понял, что сделать этого не может. Щупальце настигло его и обернулось вокруг.

Двое мужчин были так туго связаны, что казалось, они срослись вместе.

Физическая боль от холода нарастала, и Бигмэн рванул бластер, как сумасшедший. Неужели поддался?

Его остановил голос Уртейла, который прошептал:

— Бесполезно.

Уртейл зашатался, затем медленно, под влиянием меркурианской силы тяжести, опрокинулся набок, увлекая за собой Бигмэна.

Тело Бигмэна онемело. Оно теряло чувствительность. Он уже не мог точно сказать, продолжает ли он держаться за дуло бластера или нет. Если да, то действительно ли оно уступило его диким усилиям, или это был последний проблеск его жаждущего сознания?

Лампочка на шлеме светила тускло, так как энергию забирали прожорливые канаты.

Еще немного — и они замерзнут насмерть.

Оставив Бигмэна в шахтах Меркурия и надев специальный скафандр в тишине и спокойствии «Молнии Старр», стоявшей в ангаре, Лаки ступил на поверхность Меркурия и обратил лицо навстречу «белому призраку Солнца».

Несколько долгих минут он стоял не двигаясь, снова вбирая в себя молочное сияние Солнечной короны.

Любуясь короной, он рассеянно сгибал и разгибал по очереди руки и ноги. Скафандр со специзоляцией был сделан лучше, чем обычный космический. Кроме того, он был очень легкий. Создавалось необычайное ощущение, будто скафандра нет. В безусловно безвоздушном пространстве от этого становилось неуютно, но Лаки, отбросив в сторону все неприятные мысли, стал разглядывать небо.

Звезды были так же многочисленны и ярки, как в открытом космосе, поэтому не они занимали его внимание. Его интересовало кое-что другое. Прошло уже два дня по земному исчислению с тех пор, как он видел небо. За два дня Меркурий продвинулся на одну сорок четвертую часть своего пути по орбите вокруг Солнца. Следовательно, больше восьми градусов неба появилось на востоке, и более восьми градусов исчезло на западе. Это означало, что стали видны другие звезды.

И другие планеты. Венера и Земля — обе должны были появиться над горизонтом.

Вот они. Венера была выше. Яркий, как алмаз, кусочек белого света, гораздо ярче, чем когда смотришь с Земли. С Земли Венеру плохо видно. Она находится между Землей и Солнцем, поэтому когда она оказывается ближе всего, с Земли видно только темную сторону. С Меркурия Венера видна во всей своей красе.

В данный момент Венера находилась в трех миллионах миль от Меркурия. Эти планеты иногда приближаются друг к другу на расстояние около двадцати миллионов миль, тогда опытный глаз может увидеть Венеру в виде крошечного диска.

Даже на таком расстоянии, как сейчас, свет ее мог поспорить со светом короны, и, посмотрев себе под ноги, Лаки сумел, как ему показалось, разглядеть двойную тень, протянувшуюся от его ног — тень, отбрасываемую короной (пляшущую) и Венерой (четкую). Он подумал, что в идеальных условиях тень могла бы быть тройной — добавилась бы тень, отбрасываемая Землей.

Землю он также нашел без труда. Она была совсем низко над горизонтом, и хотя светила ярче любой звезды или планеты, видимых на ее собственном небе, свет ее был бледен в сравнении с великолепной Венерой. Она была не столь ярко освещена более далеким от нее Солнцем; на ней было меньше облаков, поэтому она могла отразить меньше света. Кроме того, она была вдвое дальше от Меркурия, чем Венера.