Айзек Азимов - Лаки Старр и большое солнце Меркурия Страница 15

Все же в некотором отношении она была несравненно интересней: Венера светила чистым белым светом, тогда как свет Земли был зеленовато-голубым.

Больше того, рядом с ней, чуть задевая горизонт, виднелся слабый желтый свет Луны, ее спутника. На небе Земля вместе с Луной представляли уникальное зрелище по сравнению с планетами, вращающимися внутри орбиты Юпитера. Двойная планета, неразлучные планеты, таинственно летящие по небу в компании друг друга, маленькая все время вертится вокруг большой, и это выглядит как медленное качание из стороны в сторону.

Лаки смотрел на эту картину, наверное, дольше, чем следовало, не в состоянии оторваться. Жизнь часто уносила его далеко от родной планеты, и от этого Земля становилась ему еще дороже. Все квадриллионы человеческих существ, населяющих Галактику, происходили от землян. В течение всей истории человечества Земля была практически единственным домом человека. Кто же сможет спокойно смотреть на искорку света, посылаемую Землей?

Покачав головой, Лаки перевел взгляд. Надо было браться за дело.

Твердой походкой он направился к мерцающей короне, стараясь не очень отрывать ноги от поверхности, как и полагается при низкой силе тяжести; лампочка на шлеме была включена, и он внимательно смотрел вниз, чтобы не оступиться.

Он уже примерно представлял себе, что он может найти, но пока это была лишь идея, не подкрепленная никакими фактами. Лаки ненавидел обсуждать подобные идеи, ведь иногда это бывает просто интуиция. Он не любил обдумывать такие вещи даже про себя. Слишком велик был риск привыкнуть к идее и начать воспринимать ее за действительность и таким образом ненамеренно исключить возможность существования других гипотез.

Он видел, как это происходит с полным энтузиазма, легковерным и всегда готовым действовать Бигмэном. Он не раз видел, как смутные предположения превращались в голове Бигмэна в твердые убеждения.

Он нежно улыбнулся при мысли о своем маленьком веселом друге. Тот бывал неблагоразумен, ему не хватало хладнокровия, но он был надежен и горел бесстрашием. Лаки предпочитал, чтобы рядом с ним был Бигмэн, а не целая флотилия вооруженных космических кораблей с гигантами на борту.

Ему сейчас очень не хватало марсианина с личиком гнома. Именно сейчас, когда он парил над поверхностью Меркурия. И, частично ради того, чтобы стереть из памяти неприятные ощущения, Лаки вернулся к мыслям о делах.

Вся беда в том, что здесь слишком много подводных течений.

Во-первых, Майндс, нервный, неуравновешенный, неуверенный в себе. До сих пор так и не ясно, была ли его атака на Лаки моментальной вспышкой безумия или рассчитанным шагом. Во-вторых, Гардома, друг Майндса. То ли он был убежденным идеалистом, поверившим в сказку программы «Свет», то ли поддерживал Майндса по причинам более практического характера? Если так, то что это за причины?

Затем Уртейл, основной очаг беспокойства. В его намерения входило разрушить Совет, и Майндс стал главным объектом его атаки. Однако заносчивость Уртейла, естественно, вызывала ненависть к нему везде, где бы он ни появился. Майндс, конечно, ненавидел его, и Гардома тоже. Доктор Певераль ненавидел его, но более сдержанно. Он даже не захотел говорить о нем с Лаки.

На банкете Кук, казалось, избегал говорить с Уртейлом и даже не поднимал на него глаза. Было ли это просто потому, что Кук хотел избежать острых и едких замечаний Уртейла, или на это были более специфические причины?

О Певерале Кук был не слишком высокого мнения. Повышенная озабоченность старика Сириусом конфузила его.

И еще на один вопрос Лаки очень хотелось бы знать ответ. Кто прорезал его скафандр?

Факторов накопилось слишком много. Мысль Лаки скользила среди них, но пока ниточка была слишком тонкой. Он по-прежнему избегал останавливаться на чем-то определенном. Его ум должен оставаться свободным.

Дорога пошла в гору, и он автоматически изменил походку. Он был так занят собственными мыслями, что ландшафт, который открылся ему, когда он поднялся по склону, буквально ошарашил его — он не был готов к такому.

Из-за сломанного горизонта выползал верхний край Солнца, но еще не само Солнце. Видны были только протуберанцы, окружавшие Солнце, вернее, их маленькие кусочки.

Протуберанцы были ярко-красные, а один, в самом центре картины, состоял из горящих, медленно колыхавшихся ручейков.

Четко видное на фоне скал Меркурия, не затуманенное атмосферой или пылью, это было зрелище неправдоподобной красоты. Языки пламени, казалось, вырывались из-под темной корки, покрывавшей поверхность Меркурия, словно на горизонте планета была объята огнем, или внезапно прорвался гигантский вулкан, и началось извержение.

Пожалуй, эти протуберанцы были значительнейшим явлением на Меркурии. Лаки знал, что протуберанец, на которой он смотрит, достаточно велик для того, чтобы проглотить сотню таких планет, как Земля, или пятьсот таких, как Меркурий. Вот он горит атомным огнем, освещая Лаки и все вокруг.

Он повернул свою лампочку в другую сторону и огляделся.

Поверхность всех скал, повернутых прямо к протуберанцам, была омыта ярко-красным светом, остальные поверхности были черные, как уголь. Словно кто-то нарисовал бездонную яму с полосками красного цвета. Вот уж поистине «красный призрак Солнца».

Рука Лаки отбрасывала черную тень ему на грудь. Поверхность, по которой он шел, была полна опасностей, так как пятна света, попадавшие на каждую неровность, обманывали глаз: казалось, что можно правильно оценить ландшафт.

Лаки снова повернул свою лампу и двинулся вперед по направлению к протуберанцам, видневшимся над изогнутым горизонтом, и с каждой милей Солнце поднималось над горизонтом на шесть минут.

Это означало, что меньше, чем через милю будет видно уже само Солнце, и он выйдет на освещенную Солнцем половину Меркурия.

Лаки и не догадывался, что в тот самый миг Бигмэн был на пороге смерти. Поворачивая в сторону солнечной стороны, он думал только об одном: там кроется опасность и загадка, и разгадка проблемы — тоже там.

10. СОЛНЕЧНАЯ СТОРОНА

Протуберанцы стали лучше видны. Их красный цвет стал еще ярче. Корона не пропала (здесь не было атмосферы, которая рассеяла бы свет протуберанцев и размыла мерцающий блеск), но теперь казалась не столь значительной. Звезды были видны и останутся видны; Лаки знал, что на Меркурии звезды видны, даже когда Солнце в зените. Но кому сейчас нужны были звезды?

Лаки бежал вперед ровно и быстро; он мог так бегать часами, не уставая. При необходимости он мог так бежать даже на Земле, невзирая на силу тяжести.

А потом безо всякого предупреждения, без предварительного зарева, без единого намека — он увидел Солнце!

Вернее, он увидел тончайшую, как волос, линию, и это было Солнце. Это была линия невыносимой яркости, обрисовавшая обломок скалы на горизонте, словно какой-то неземной художник обвел эту серую скалу ярко-белой краской.

Лаки оглянулся. На неровной почве, по которой он шел, метались всполохи красного цвета от протуберанцев. Но прямо у его ног нарождался прилив белого цвета, и кристаллы начинали играть в солнечном свете.

Он опять пошел вперед, и линия света превратилась сначала в маленькое пятнышко, затем пятнышко стало увеличиваться.

Граница Солнца была четко видна, она чуть-чуть поднималась над горизонтом в середине и нежно закруглялась с обеих сторон.

Человеку, привыкшему к очертаниям Солнца на Земле, эта почти плоская кривая внушала благоговение и страх.

Протуберанцы не утопали в солнечном сиянии; словно огненно-красные волосы, они выползали из края Солнца и шевелились, точно змеи. Разумеется, протуберанцы окружали Солнце целиком, но увидеть их можно было только у края диска. На фоне самого Солнца они терялись в мощном сиянии.

И над всем этим простиралась корона.

Любуясь этой картиной, Лаки не переставал удивляться, как удачно приспособлен к подобным условиям скафандр со специзоляцией.

Одного не защищенного специзоляцией взгляда на край Солнца здесь, на Меркурии, было достаточно, чтобы ослепнуть. Видимый свет сам по себе чрезвычайно ярок, а ведь все кругом насыщено ультрафиолетовыми лучами, и это излучение, не смягченное атмосферой, было губительно для зрения и, в конечном счете, смертоносно.

Стекло же лицевой пластины спецскафандра по своей молекулярной структуре было устроено так, что прозрачность его уменьшалась пропорционально яркости света, попадавшего на пластину, и Лаки мог без всякого риска смотреть на Солнце, почти не ощущая дискомфорта. В то же время свет короны и звезд проходил сквозь стекло неизмененным.

Спецскафандр защищал его и в других отношениях. Он был пропитан свинцом и висмутом, это не сильно увеличивало его вес, однако препятствовало проникновению солнечного ультрафиолетового и рентгеновского излучения. Наличие у костюма положительного заряда позволяло отразить большинство космических излучений в одну сторону. Собственное магнитное поле Меркурия было слабым, но приближенность к Солнцу обусловливала высокую плотность космических лучей. (В то же время космические лучи состоят из положительно заряженных протонов, а одноименные заряды отталкиваются.)