Иван Граборов - Гончая свора Страница 18

– Ай! Что за чёрт?! – болезненно отозвался Аттвуд и наставил на пришельца дробовик. – Ты что только что сделал?

Валлур уже вовсю стрелял и не счёл нужным ему отвечать.

Вдруг он остановился. Перебирая длинными гибкими пальцами, пришелец отвернулся и несколько раз простучал на октеракте чуть выгнутые пластинки, украшенные причудливым изображением переплетающихся линий и, подобно его броне, не отражавших блики настенных светодиодов.

Предмет породил звук, похожий на лязг крупных заводских шестерней, а после стал быстро испускать сияние тёплых лучей, в отблеске которых окружающее пространство словно бы распалось и потеряло изначальную целостность. Лампы, стоявшие в помещении, разорвались тысячами осколков. Белый свет стал синим и затем вновь принял прежний цвет. Они сменяли друг друга, как мчащиеся вагоны метро сменяют льющийся из окон свет или же, как полицейские сирены, подсвечивающие пористые облака над городом. У людей померкло в глазах. Они не чувствовали своего тела, совершенно не могли пошевелиться.

– Да когда вы кончитесь!

Боровшийся за жизнь Лэрд, оскалившись, сорвал с застёжки жилета одну гранату и, полуобернувшись, резким движением вывернутой кисти послал приплюснутый цилиндр в беспрерывный поток склизких тел, нагонявших его. Не останавливаясь в стремлении обогнуть очередной поперечный стол, Лэрд запнулся о край и влетел в то же сияние, что уже поглотило своей яркостью неподвижную троицу.

Сознание Флойда буквально закрылось от него самого. Разум не ощущал вокруг ничего, кроме безмерной пустоты огромных масс бесцветной материи, в которой теперь пребывало и его собственное существо. Звуки и запахи начисто исчезли. До самого конца было слышно лишь тиканье секундных стрелок, круживших по циферблату свои нескончаемые круги, но ранее оберегаемое время, разбросанное на короткие периоды предсказуемой жизни и отмеренное троим людям, попавшим в водоворот, уже ничего не значило. Три чернеющих тени столкнулись с четвёртой, растворившись и слившись с ней в единый сгусток мельчайших частиц.

Перед тем как мутный взор окончательно угас, а сопротивление трансформации иссякло, Флойд увидел как с отблеском мощного взрыва и неистового гула, брызгами чернеющих волн над ними взметнулась рваная плоть.

***

Она бежала словно пантера средь обширных перемежавшихся зарослей синеватых, красных, ярко-зелёных и отцвётших белизной кустарников, достававших ей почти до живота. Колючие иглы, особенно те, что гроздями торчали из красных листов, усеянных лавандово-горчичными пересекающимися линиями, порой ощутимо царапали неприкрытую кожу. Но ни зудящие царапины, ни ливнем шедший дождь, ни предостережения старейшин Фаркхи, не могли заставить бежавшую остановиться и повернуть назад. Всё её естество было вовлечено в старую как сам мир пляску теней.

Святое время одиночества. Сегодня Адайн охотилась.

Рваные жёлтые ленты, встречающиеся Адайн тут и там, развивались по ветру, обмотанные вокруг десятков чив – выходов к поверхности самых старых корней леса, похожих на множество куриных лап, хаотично навешанных вдоль прямой палки. Адайн пересекла около пятнадцати таких полей. Слишком далеко от селения. Она знала, что ещё два участка чив и плодородный предел закончится, начнутся открытые земли. За ними будет верхний предел, а за верхним пределом перевал – очень опасное место. Она знала, но продолжала бежать.

Внешняя красота светло-серой кожи, иссечённой местами тончайшими полосками аспидно-белёсых пятен и ветвившейся, на манер древ, бесконечными селадоновыми венами, сочеталась в ней с выдающимися волей и упорством, заставлявших охотницу бежать и бежать, всё быстрее и ревностнее, средь бесконечной поросли дышащих корней спаржевого цвета, взбухшими жилами распластавшихся на взмокшей земле. Ужатая к раздвоенной пятке стопа ловко вгрызалась шершавой поверхностью в размякшую глину, нагружая голень, образовывавший икроножными мышцами сглаженный равнобедренный треугольник, слегка вытянутый вершиной. Спина, изогнутая как искуснейший лук, исходила на лопатках, тянувшихся по направлению к талии, парочкой едва заметных рядов белёсых волн, служивших охотнице альтернативным, тактильным источником дыхания. Небольшая акрокефалия черепа, с несколько выступающим вперёд волнистым рельефом лобной кости и протяжённого в затылке чуть более чем у людей, ничуть не портила женственности облика, скорее дополняя длинные иссушённые бёдра и стройную талию, переходящую в сильные мышцы подтянутого живота, напрягавшиеся косым наклоном. Подрагивавший за спиной колчан из веламена, перетянутый для верности тугой верёвкой, был сшит на славу и косой линией кожаной лямки ниспадал на небольшую колыхавшуюся грудь. Тонкие разжатые губы, пересекавшие аккуратный рот двумя тонкими лианами, заметно потрескались от лёгкой прохлады, в больших количествах извергая влажный пар, а ушные раковины, закруглённой линией шедшие от виска и закрытые тремя крайне статусными перьями шалтийского чармалла с каждой стороны, подрагивали лёгким завитком, неловко выглядывая из под крайолово-киноварных волос, усыпанных кораллово-красными заколками сердцевины древа дилкадт.

Преодолев протяжённый подъём и едва не поскользнувшись на подвернувшемся гладком камне, охотница замедлилась, поняв, что голосистые птицы дзу-дзу могут проснуться. Она всё более сменяла бег размеренной и осторожной трусцой.

Впереди, меж корней, сверкнула вспышка света, но то было не сияние молнии, хоть громовой раскат и пронёсся эхом по древнему лесу, перебудив добрую половину его обитателей.

Адайн присела, надёжно зарыхлившись четвертинками коленной чашечки в мягкий грунт и теперь изучала маячивший на небольшом удалении силуэт, словно бы зажатый в куски раскрашенных металлических пластин, полностью прятавших его тело.

На заплутавшего Кайгарльца не походил, да и давно их не видели в этих краях. Тень едва ли не бежала быстрее него самого. Бесконтрольное дыхание прерывалось паром, как у загнанного зверя. Он спотыкался и при каждой лишней возможности оборачивался, размахивая в разные стороны тем предметом, что судорожно сжимала правая рука.

Адайн поправила притороченный за спиной шестидесятидюймовый резной лук с новой тетивой из мочёного гусла и двинулась вдоль кустарника синеватого цвета, укрывавшего завёрнутыми трубочкой листьями склон холма.

Пятьдесят ночей до Эшту и пятьдесят после – сезон дождей. Ливень три дня как не стихал. Её длинные крайолово-киноварные волосы по традиции ещё небыли заплетены в догем, а потому мокрыми прядями свисали в вечернем сумраке, цеплялись за кусты и нередко мешали целиться. Но Адайн не жаловалась, они ей нравились любыми.

В очередной раз, откинув преграждающую комфортный обзор прядь, она понемногу вытянулась вперёд, чтобы лучше разглядеть свою находку: та запиналась о пронизывающие низину корни вековых деревьев и постоянно оглядывалась. Да, ей владел страх и она вероятно понятия не имела куда шла.

Огоньки серебристых глаз полыхнули в сумраке и Адайн стала потихоньку спускаться ниже по глиняному утёсу, чтобы подобраться как можно ближе.

Традиции Фаркхи благоволили скорой охоте. Считалось что убивать следует быстро, дабы старые боги не разгневались и не покарали охотника за жестокость и тьму, взявшую верх над сердцем. Молодая охотница, как и подавляющая часть молодёжи, набравшейся повадок от кайгарльцев, в богов не верила, но уважала заведённые порядки общины, нарушение которых, к прочему, каралось различными мелкими повинностями. Сейчас же она, как и раньше во время охоты, была одна и могла позволить себе любое вольнодумство. Ей хотелось лучше узнать того, кого исторг из своих залов древний храм, что вот уже несколько тысяч лет стоял запертым.

Охота отошла на второй план.

Мягко переступая на поросли пропитавшегося влагой мха она медленно вытянула из-за пояса короткий обоюдоострый клинок с плоской, украшенной незамысловатой резьбой костяной рукояткой.

Метким броском нож был всажен в дерево на удалении нескольких шагов от топочущего существа. Секундой позднее гром скользнул по коре и прожёг древо насквозь. Адайн могла поклясться именами четвёрки великих, что никогда ничего подобного не видела.

Послышался шум со стороны пригорка и возле вековых стволов, в блеске подлинной молнии, распоровшей светом лесной сонм тьмы, мелькнули тени. Пятеро, шестеро, нет – семеро. Всё дальнейшее случилось очень быстро.

Стремительно, с рёвом и диким, совершенно чуждым смехом на закованного в металлические листы пришельца набросились гуманоиды, вооружённые копьями, крюками и короткими раздвоенными клинками. Большие головы, усеянные рубцовыми отметинами, расширялись в горизонте двумя скосами, вклиненными в широкую центральную кость, топорщившуюся пугающими выступами. Лица были вдвое меньше чем у вольного народа, а зубы, поваленным забором растущие из дёсен, склонных к местной разновидности пульпита, вызывали у любого другого существа отвращение физического уровня. Пары толстых мускулистых рук и ног имели вместо трёх, типичных для иных видов, четыре сгибаемых сустава, позволявших им наносить удары в два раза быстрее и в трёх дополнительных плоскостях, что, однако, компенсировала небольшая длинна самих конечностей. Костлявые спины извивались двойным верблюжьим горбом. Подобие коленей и локтей, покрытых толстым слоем истёртой кожи, усечённой трапецией отходили от основной плоскости суставов на небольшое удаление. Стянутые по глубоким зауженным впадинам, четыре глаза у всех поголовно блестели потусторонним карим.