Иконостас Три Обезьяны - Лития Тахини Страница 2

Поставив иконостас на режим автомат, Сепия тупо уставилась на экран. Святые все мелькали, а учения не заканчивались, но вся эта пестрая, будто бы отличающаяся друг от друга карусель, неплохо просчитывалась. По факту, все было четко структурировано и направлено на человеческие психотипы. Согласно темперамента, образования, социальной среды и миропредставления человека, предлагалось, якобы на выбор, духовное учение, иногда подавая его под видом интеллектуального.

Важно было, чтобы человек непременно соотнес себя с определенным течением из списка. Как только он бессознательно промаркирует свое сознание подобным выбором, то подсовывая ответы на все животрепещущие вопросы, создавая таким образом чувство комфорта и защищенности, ему с большой неохотой захочется постигать что-то за границами познанного. А если ему станет скучно или он поставит под сомнение свое нынешнее мировоззрение, ведь окружающая реальность сурова и отрезвляющая, то всегда можно помочь сделать ему прыжок в любую другую систему мироописания.

Конечно же, не все люди были одурманены паутиной религии, но даже если человек не находился под влиянием этих структур, то ему просто-напросто не хватало психической энергии увидеть, что за его спиной стоит махина Пристрастного Безразличия. Оно словно зеркало, или вода в безветрие — что радостям, что тяготам человеческим, что любви, что ненависти — способна придавать любые черты и подменить любые понятия — какой эмоцией наделишь ситуацию, тем она и становится. Но, хитростью матричного программирования, это Безразличие на физическую жизнь не распространялось, и на прямую, не влияло — оно проецировало мысли людей на психическое зеркало самих же людей. Его беспристрастная поверхность творила чудеса в виде эмоционального раскачивания. В высшие пики таких наваждений, людям казалось, что они сами творят или ломают свое будущее, или еще как-то влияют на обстоятельства своей жизни. При этом, коварно и незаметно, словно красной нитью, всё и вся, было прошито Судьбой, которая всегда сбывалась. И никто понятия не имел, что зеркало Пристрастного Безразличия, служит лишь ширмой, картонной дурилкой, которой прикрывается Судьба.

Человеческое стремление действовать, менять неугодную ему судьбу, или пасовать и осторожничать — это и есть судьба, ибо если бы всё изменялось от случайных желаний людей, то этот мир рухнул бы уже давным-давно!

Руководят судьбой человечества те, кого не видно глазу и не слышно уху, их даже звериным нюхом не учуешь.

Действительной властью встраивать свои нематериальные и некорыстные цели под действующие обстоятельства судьбы, могли люди, увидевшие за зеркалом Пристрастного Безразличия, не свою судьбу, нет — она лишь тягостная данность, а саму изнанку физического мира, или закулисье информационного пространства. Но чтобы ее увидеть, да еще и научиться пользоваться ею, необходимо было соединить воедино две энергии — материального мира и мира снов, одна энергия без другой, не приводит в действие сквозное ви́дение.

Напролом соваться внутренним взглядом туда было опасно, обычно Сепия боковым зрением прокладывала маршруты, а после, составляла карты, накладывая их поверх чьих-то старых, сливаясь с коллективным бессознательным, тем самым, маскируя свое присутствие там. Этот путь вел за грань яви и сна. Там постоянно пахло Смертью. Смерть словно кот, метила эту территорию, тем самым, отпугивала как случайно любопытствующих, так и упорно интересующихся. Но Сепии все же удавалось бывать в этом месте дольше положенного, так как Смерть была не только стражем одного из входов в Изнанку, но и проводником между коридорами Сансары, потому не всегда могла вовремя пресечь незаконное вторжение нарушителей. И поскольку Сепия не пачкала мыслями это пространство и умело пряталась за пластом коллективного бессознательного, то Смерть стала закрывать глаза на ее вылазки за грань дозволенного, а со временем и вовсе привыкла к духу Сепии, так, собственно, они и сблизились. И в итоге, на первый взгляд, такой безобидный пустяк в виде поблажничества, повлек за собою сбой Смерти, из-за которого и завертелась эта история.

Что касается последствий посещения Сепией Изнанки мира, то они не были такими уж безобидными, они все время стремились нанести необратимый удар по ее психике, но Сепия нашла выход, из казалось бы, неподвластной контролю, ситуации. После каждого 99-го посещения Изнанки, она меняла свою личность. Маститые психиатры с радостью диагностировали бы ей шизофрению, но Сепия, по счастью, к ним не обращалась, и как на душевно больных, смотрела именно на слишком уж здравомыслящих людей, не видящих истинную магию вокруг себя.

Как-то Сепии по телепатической связи, пришло голосовое сообщение от своего программиста. Тот в сердцах объяснялся с ней на не совсем понятных ей терминах и сокращениях. Из всего длинного сообщения, она поняла, что он вынужден постоянно усложнять какую-то защиту, переписывать софт и подгружать ее сознание разными усовершенствованными программками, которые она все время взламывает, и он этим, мягко говоря — не доволен!

Сейчас же, сидя перед иконостасом, она поняла, что не такая уж и креативная, раз не может даже открыть двери или окно, и выйти из дому.

И вот так, день за днем, полностью смирившись с ситуацией, опустив руки и отпустив на свободу мысли, Сепия затерялась где-то в лабиринте собственных морщин под глазами, и в этом мысленном бесконтрольном хаосе, одинаково образовывались и бесследно исчезали — новые измерения, осиные гнезда, крысиные норы, природные осадки и прочие пограничные состояния. Ее дом теперь служил вместилищем всему, что только может быть и чего быть не может.

В царившем беспорядке, завелись слова-паразиты, они бегали по стенам, плели свои заговоры, маскируя их под паутину, и этим наводили еще большего мороку на Сепию. Бороться с ними было бесполезно. Сепия окропила углы пучком кинзы смоченным в чесночной настойке, но в отместку, те поселились у нее во рту и неконтролируемым потоком слетали с ее губ сквернословием и прочей бранной чушью, а со временем и вовсе вытеснив ее зубы, проросли в ней своим алфавитом. Было очень сложно и больно пережевывать пищу буквами, поеденными злыми словами, словно кариесом.

Однажды, бесцельно слоняясь по дому, взгляд Сепии метнулся черной кошкой самой себе под ноги и сглазив свои дальнейшие шаги, она упала, и от этого падения, на короткое время пришла в повышенное состояние сознания.

Присев в кресло и глянув на иконостас, она привычно ожидала увидеть Богородицу или какого-нибудь гуру-шиваита со свисающим колокольчиком привязанным к его крайней плоти, или еще какого-то просветленного христианина, но вместо этого, своевольно запустилась программа Экзорцист, обнуляющая систему иконостаса. Мониторы мигнули и на Сепию безразлично