Дэвид Файнток - Надежда гардемарина Страница 20

– У вас есть еще время подумать.

– Да, двадцать пять дней. Посмотрим. – Он перевел разговор на Надежду. Спросил, не раздумал ли я угостить его выпивкой. Я ответил, что не раздумал, хотя понимал, что это маловероятно. Командир на берегу не гуляет с гардемаринами. Хотя бы потому, что у него нет времени.

После того дня не знаю, что произошло, но командир больше не улыбался мне при встрече в обеденном зале, выглядел мрачным и озабоченным. Четыре часа простоял я на вахте вместе с ним и пилотом, и он почти все время молчал. Возможно, никак не мог принять решение о смертной казни осужденным.

Через два дня мы вышли из синтеза для проведения плановой навигационной проверки. Чем длиннее расстояние, пройденное в режиме синтеза, тем больше вероятность навигационной ошибки. Обычно в таких далеких путешествиях, как наше, синтез прерывают дважды или трижды, каждый раз уточняя координаты.

Мы вышли из синтеза, глубоко погрузившись в межзвездное пространство. Дарла и пилот вычислили курс. Их цифры совпадали с вычислениями Вакса, который, находясь на вахте, тоже проводил расчеты для страховки. Но, вместо того чтобы продолжить путь, командир отложил вход в синтез на одну ночь, и мы дрейфовали в космосе.

За ужином в тот вечер я сидел недалеко от командира, нас разделяло всего два столика. Держался он бодро. Я видел, как он дразнил Йоринду Винсент, а та лишь смущенно смеялась, ничего не отвечая.

Я поискал глазами Аманду. Она сидела на другом конце зала за столиком номер семь. С доктором Убуру. Я мысленно умолял ее посмотреть на меня. И мои мольбы, видимо, были услышаны. Она взглянула на меня с милой улыбкой и отвернулась.

Моя рука с поддетым на вилку куском бифштекса застыла на половине пути. Я видел, как командир тянется к стакану с водой. Вдруг он жестом подозвал стюарда, что-то сказал, и тот побежал к столику номер семь. Во мгновение ока доктор Убуру очутилась рядом с командиром и опустилась на колени. Командир скорчился над столом.

Двое матросов, дежуривших на кухне, помогли ему подняться и, поддерживая, повели в коридор. Он с трудом переставлял ноги. Доктор Убуру шла следом. Я смотрел на них, не веря своим глазам.

Старших по званию, которые могли бы остановить меня, не было. Я извинился, покинул столовую и решительно вышел в коридор. Побежал на офицерскую половину, где был лазарет, но там никого не увидел, кроме дежурного медбрата, и поспешил к капитанской каюте.

Как и следовало ожидать, люк был закрыт. Стучать было бы неслыханной дерзостью, и я решил ждать.

Через несколько минут появилась доктор Убуру. Она захлопнула за собой люк и строго спросила:

– Что вы здесь делаете?

Выражение ее темного широкоскулого лица не предвещало ничего хорошего.

– С ним все в порядке, мэм?

В нарушение устава я назвал ее «мэм», но она не обратила на это никакого внимания.

– Я не вправе обсуждать с вами личные дела командира, – ответила она и направилась в сторону лазарета. Я побежал за ней:

– Может быть, я могу чем-нибудь помочь, я хочу сказать… – Я и сам не знал, чего добиваюсь. Доктор Убуру резко ответила:

– Возвращайтесь в столовую, это приказ.

Мне ничего не оставалось, как подчиниться. Она была офицером, в чине, равном почти лейтенанту, а я – гардемарином.

– Слушаюсь, мэм. – Я повернулся и ушел.

Весь следующий день командира на вахте не было. На мой вопрос, когда мы начнем синтез, пилот лишь пожал плечами. Я знал, что из него слова не вытянешь, и, как только моя вахта закончилась, вернулся к себе. Стал спрашивать, но по сорочьему телефону никто ничего не слышал.

Не пойти ли к Аманде? Я так нуждался в ее утешении. Но тут в дверь кубрика постучали. Это был медбрат.

– Мистер Сифорт, – сказал он, замявшись, – вас вызывают в лазарет.

– В лазарет? – Я надеялся, что меня вызовут в командирскую каюту.

– Это к командиру, сэр. Он теперь там.

Мы с Ваксом переглянулись. Я надел китель и поспешил за медбратом. Доктор Убуру указала палату, и я вошел.

Командир лежал на боку под тонкой белой простыней. От яркого света галогенных ламп было больно глазам. Он слабо улыбнулся, когда я вошел и встал по стойке «смирно».

– Ты все такой же.

– Как вы себя чувствуете, сэр?

Вместо ответа он откинул простыню. На нем были только трусы, и я увидел, что весь бок и спина у него покрыты серо-голубыми шишками.

Я на секунду прикрыл глаза, чтобы не видеть этой картины.

– Вы давно это заметили, я хочу сказать, как давно они?..

– Четыре дня. А появились всего несколько дней назад. – Он снова попытался улыбнуться.

– Это…

– Это Т.

– О, Харв. – По лицу у меня потекли слезы. – О Господи, мне так жаль.

– Спасибо.

– Может, она… Они что-нибудь сделают, сэр? Рентген, противораковые?

– Это еще не все, Ники. Она нашла меланому у меня в печени, в легких, в желудке. Сегодня я почувствовал, что слабеет зрение. Она полагает, что затронут мозг.

Мне было наплевать, каковы будут последствия. Я взял его за руку. За подобную фамильярность меня могли расстрелять.

Он сжал мои пальцы:

– Все хорошо, Ники. Я не боюсь. Я хороший христианин.

– Но я боюсь, сэр.

Создавшаяся ситуация касалась и меня.

– Поэтому мы не начинаем синтез?

– Да. Я думаю… Я не уверен… Не надо ли повернуть назад? – Он откинулся на подушку и закрыл глаза. Дышал он медленно, накапливая силы. Мы пробыли вместе еще несколько минут. Теперь я знал, что надо делать.

– Командир, – заговорил я медленно и внятно. – Вы должны сделать Вакса лейтенантом. Немедленно.

Он очнулся:

– Я не хочу, Ники. Ему нельзя давать власть. Он груб, и если одернуть его будет некому…

– Он изменился, сэр. Он справится.

– Не знаю… – Командир закрыл глаза.

– Командир Мальстрем, ради Господа Бога, ради спасения нашего корабля, назначьте Вакса, пока вы в состоянии!

Он снова открыл глаза:

– Думаешь, это необходимо?

– Уверен. – Страшно подумать, что может случиться, если он этого не сделает.

– Пожалуй, ты прав. – Он снова впал в забытье, а очнувшись, сказал:

– Я запишу в журнал. Утром. Как только проснусь.

– Я могу сейчас принести журнал, сэр.

– Нет, надо еще раз все хорошенько обдумать. Принесешь утром.

– Есть, сэр. – Когда я подходил к люку, он уже спал. Доктор Убуру ждала меня в приемной.

– Он приказал мне объявить о своей болезни, – сказала она. – Чтобы прекратить ненужные слухи.

– Знаю, – ответил я, – сам кое-что слышал.

Я был благодарен за улыбку, которой она меня одарила. Теплую, ласковую.

– Я останусь с ним на ночь, – сказала Убуру.

– Спасибо, мэм.

Она кивнула, дав мне понять, что пора уходить.

В кубрике меня ни о чем не спрашивали. Лишь выжидающе смотрели. Но мне нечего было сказать. Сообщить Ваксу, что скоро он станет лейтенантом, нельзя, пока командир не принял решения. По радио передали короткое объявление доктора Убуру, мы прослушали его молча, после чего я выключил свет.

Утром Вакс должен был заступить на вахту, но я сделал так, что Сэнди его заменил. Мы быстро позавтракали и вместе с Ваксом пошли в лазарет.

Дремавшая в приемной доктор Убуру сразу проснулась, когда мы вошли, и сказала, что главный инженер по требованию командира уже принес журнальный чип.

– Командир хочет вас видеть. Состояние у него неважное, – добавила она хмуро.

Мы вошли к больному и вытянулись по стойке «смирно». Командир был в забытьи, но, услышав, как хлопнула дверь люка, открыл глаза.

– Вакс, Ники, привет, – с трудом произнес он. Корабельный журнал был в головиде, стоявшем на прикроватной тумбочке.

– Доброе утро, сэр, – сказал я. Он не ответил. – Командир, мы здесь. Сделайте, пожалуйста, то, о чем мы с вами вчера договорились.

– Я обедал, – сказал он вдруг громко.

– Да, и вам стало плохо, сэр. – Я старался ввести разговор в нужное русло. Вакс, ничего не понимая, переводил взгляд с меня на Мальстрема, – Командир, вчера вечером мы говорили с вами о мистере Хольцере. Помните?

– Да, – ответил командир с улыбкой. – Вакс – грубиян.

По спине у меня побежали мурашки. Я хотел было подойти к командиру, но он не скомандовал «вольно».

– Сэр, – произнес я в отчаянии, – мы говорили о назначении Вакса. Вспомните, прошу вас!

Командир окончательно проснулся:

– Ники. – Он смотрел на меня. – Мы говорили. Я сказал, что…

Он повернулся к Ваксу:

– Мистер Хольцер, оставьте нас одних, нам надо поговорить.

– Есть, сэр. – Вакс лихо отдал честь и вышел. Воспользовавшись этим, хотя команды «вольно» так и не последовало, я взял журнал и обратился к командиру:

– Позвольте мне помочь вам, сэр. Я сам напишу, а вы только поставьте свою подпись.

Командир Мальстрем заплакал:

– Прости меня, Ники. Приходится отдать ему предпочтение. У него больше опыта, чем у тебя. Другого выхода нет! Нет…

– Понимаю, сэр. И очень хочу, чтобы это случилось. Вот здесь я напишу. – Я взял лазерный карандаш. – Я, командир Харви Мальстрем, милостью Божьей назначаю гардемарина Вакса Стэнли Хольцера лейтенантом Военно-Космического Флота Правительства Объединенных Наций. – Я знал эти слова наизусть, как и каждый гардемарин.