Дэвид Файнток - Надежда патриарха Страница 30

– Вы разместили…

– Господин Генеральный секретарь!

Так было всегда. Я просто немного подождал. Когда шум начал стихать, я показал на второй ряд:

– Слушаю вас, мистер Серлз?

– Сэр, можете ли вы что-то сказать по поводу Лиги экологического действия?

– Террористы, именующие себя Лигой экологического действия, будут задержаны и допрошены. Я полагаю, они будут казнены. – Меньшего наказания законодательство для таких случаев не предусматривало.

Я указал на другого журналиста.

– Правительству известно, кто они такие? Генерал Доннер хотел, чтобы я сказал, будто нам все известно, но это была полная ерунда.

– Пока нет, – честно ответил я.

– Сэр, ходят слухи, что вы собираетесь объявить военное положение. Значит ли это…

– Мы не будем этого делать, – произнес я, точно бичом ударил.

– Мистер Валера вчера сказал, что Закон о военном положении уже обсуждался.

Мой заместитель на посту Генсека всегда действовал слишком поспешно. Я твердо заявил:

– Этот закон не будет принят. – По залу пробежала волна удивленных возгласов. Я публично поставил ему подножку. Он и вся партия придут в дикую ярость. И у них будут основания не одобрять моего переизбрания.

– Означает ли это, что среди супранационалистов возникли разногласия?

Я немного замялся:

– Нет, это означает, что я все еще Генеральный секретарь.

По рядам прокатилась волна одобрительного смеха. Вдруг мне удалось завоевать доверие зала, и характер вопросов изменился.

– Когда вы выйдете из госпиталя?

– Сегодня.

Я кивнул корреспонденту «Всего мира на экране».

– Сэр, когда вы возобновите работу в Ротонде?

– Когда потребуется провести совещание, которое нельзя отменить. Я предпочитаю работать дома.

– Господин Генеральный секретарь, вы будете когда-нибудь ходить?

Я постарался посмотреть на все голографокамеры разом:

– Не знаю.

Стоявший неподалеку Бранстэд содрогнулся. Нет, так не годится. Надо ему быть больше политиком. А пока он лучше всего помнит о том, что служил во Флоте.

Я неохотно повернулся к пожилому журналисту из «Всего мира на экране».

– Мистер Канло? – Ему тоже была дана возможность задать вопрос.

– Сэр, что вы можете сказать по поводу обвинений, будто вы несете ответственность за гибель ваших помощников?

Непонятно почему у меня перехватило дыхание. Потом я понял, что этим вопросом он хотел загнать меня в тупик.

– Ничего не слышал о подобных обвинениях. А вы?

– Да.

– От репортеров в баре?

В зале послышались нервные смешки. Но Канло не терял почвы под ногами:

– Вы ответите на вопрос, сэр?

– Уточните ваши обвинения. За что я несу ответственность?

– Бомба была заложена в Ротонде. Разве Генеральный секретарь не отвечает за комплекс зданий ООН?

– Я отвечаю за все Объединенные Нации. – Я сделал паузу, чтобы унять в себе возмущение. Господи, как я ненавижу пресс-конференции! – Но это не значит, что вы можете предъявлять иск мне персонально, если решите присутствовать на заседании Генеральной Ассамблеи.

Зал взорвался смехом. Неужели я стал на склоне лет политиком? Небеса это запрещают.

– Я очень тяжело воспринял гибель пресс-секретаря Карлотти и офицера безопасности Бэйлса, как и моего лучшего друга капитана Тамарова и сотрудника службы связи Ван дер Борта. Но я не считаю себя за это ответственным.

Или все-таки считаю? Не охоться «зеленые» за мной, Алекс был бы сейчас дома, с Мойрой и детьми. А Чарли служил бы на горячо желанном корабле. Я поспешно нашел другую поднятую руку:

– Мистер Гир?

Канло продолжал стоять:

– А что вы скажете по поводу призывов уйти в отставку?

– Я сделаю это, если люди потребуют.

Или патриархи. Меня под курткой прошиб пот. Я посмотрел в сторону, где за кулисами, невидимый из зала, Фити показывал журналистам кукиш. И тут же хладнокровие ко мне вернулось:

– Мистер Гир?

– Какие меры вы принимаете для поимки террористов?

– Мы анализируем их письма, просеиваем информацию, чтобы найти какие-то зацепки, проверяем, кто имел доступ в Ротонду, опрашиваем свидетелей. Мы ищем сотрудничества, – я едва удержался, чтобы не скривить губы, – с легальными экологическими группами, рассчитывая выявить среди них фанатиков, которые могли пойти на этот беспрецедентный акт.

Насколько можно было судить, все они были фанатиками, но я этого прессе не сказал. Пока не сказал.

– Господин Генеральный секретарь, делаете ли вы…

– Я не закончил. Я призываю всех граждан, где бы они ни находились, прийти нам на помощь. Напасть на Организацию Объединенных Наций, на правительство, действующее от имени Господа Бога, значит оскорбить самого Господа. – Мой голос задрожал. – Это больше, чем государственная измена. Для обозначения этого деяния нет слов. «Есть силы, которым отдает распоряжения сам Господь. И если против этих сил выступят какие-то люди, то они выступят против воли Господа. И будут прокляты Господом». Я прошу помощи у всех, кто располагает какой-то полезной информацией. Святым именем Господа Всемогущего, если вас заботит ваша бессмертная душа, я молю вас сказать свое слово, чтобы избежать адского огня.

В зале стояла гробовая тишина. Я развернул свое кресло и выкатился со сцены.

Фити встретил меня за кулисами, его глаза блестели. Не говоря ни слова, он наклонился и поцеловал меня в Щеку.

– Сынок, отвези меня домой.

– Подождите, сэр. Еще несколько минут. – Марк Тилниц выразительно поднял руку.

– А теперь в чем дело? – Мое кресло было у самых Дверей госпиталя.

– Здесь кругом много людей. Это небезопасно. Карен устраивает кордоны.

– Чего они хотят?

– Увидеть тебя, – ласково похлопал меня по плечу Фити.

– Зачем?

Глупый вопрос. Толпы людей охотятся за мной повсюду. Именно по этой причине мою резиденцию пришлось окружить высокими стенами. С тех самых пор, как я привел «Гибернию» домой… я все время пытаюсь от них спрятаться.

Но сейчас-то мне надо на них посмотреть.

– Откройте двери, – прорычал я.

– Только не сейчас, – покачал головой Марк.

– Немедленно. – Я покатился к дверям, – Дайте им возможность меня увидеть.

– Папа!

– Все в порядке, Филип. Вперед, кресло! – Прежде чем они успели меня остановить, я толкнул дверь и выкатился в темноту впереди.

Карен и ее помощники скакнули ко мне через газон:

– Господин Генеральный секретарь!..

Раздались крики. Толпа ринулась вперед, сметая все барьеры. Мои секьюрити, с лазерами наготове, окружили меня, повернувшись лицом к приближающимся людям.

– Не стрелять! – рявкнул я Карен. – Держитесь! – В отчаянии я катнул кресло на цепь моих охранников. – Вперед, кресло! На улицу!

Я боялся оглянуться назад. Карен и Марк с ужасом! на лице последовали за мной, их помощники трусили сзади.

Чтобы остановиться, я быстро развернулся. Вокруг! замелькало множество ладоней. Кто-то разводил руки, преграждая путь ко мне:

– Дайте ему воздуху!

Я вцепился в подлокотники:

– Все в порядке. Спасибо вам за то, что пришли.

– Господин Генеральный секретарь…

– Мы молимся за…

– Я всю свою жизнь ждал… – Рука человека вытянулась вперед и тут же спряталась.

Я протянул ему свою руку, и он пожал ее.

– Я в порядке. Спасибо вам.

– Я так сожалею, что они…

– Идите с богом. – Я пожал чье-то запястье. У пожилого человека блеснули слезы на глазах.

Марк врезался в здорового парня, наклонившегося было надо мной, и оттеснил его.

– Нет! – возвысил я голос, чтобы меня услышала охрана. – Окружите меня, если это необходимо, но оставьте свободный промежуток. Пусть проходят по несколько человек за раз. – Я поправил одеяло на своих беспомощных коленях. – Благодарю вас. Со мной все в порядке.

Я пожимал тянувшиеся ко мне со всех сторон руки:

– Спасибо, что пришли, ребята.

Медленно, рассыпая проклятия, кипя от ярости, мои секьюрити навели порядок и устроили нечто вроде церемонии. Слова передавались по цепочке людей, и сформировалась очередь – поначалу нетерпеливая, но потом, когда все узнали, что я остаюсь, подуспокоившаяся.

Больше двух часов я провел в толпе потных людей, пока не пожал последнюю руку и не похлопал по последнему плечу.

Усталый, я разминал пальцы.

Ф. Т. посматривал на меня сверху вниз с уважением, к которому добавлялось еще какое-то чувство.

– В чем дело, сын?

– Это как если бы… Ты слышал о королевском прикосновении?

– Я не исцелял этих бедных людей.

– Может, незаметно для себя.

– Как у Генсека у вас нет больше других дел, как показывать себя людям, – устало проворчал Марк.

– Как у Генсека у меня есть дело до всего.

В моей резиденции все было предельно знакомым, но каким-то странным. Простое дело – вроде подъема по ступенькам в мою спальню – сделалось невероятно сложным мероприятием. Мне все это жутко надоедало, и я был уверен, что ни одна сила на земле не заставила бы меня всю жизнь провести в этом проклятом кресле.