Аластер Рейнольдс - Дом Солнц Страница 56

— Мне и так неплохо.

Ко мне подошел Аконит и умиротворяюще поднял руки:

— Братан, не вмешивайся. У нас все под контролем.

— Ага, под контролем. Волчник пленных будто косой косит. Осталось только двое. Теперь каждый на вес золота.

— Мне достаточно разговорить одного, — заявила Волчник и снова потянула рычаг влево.

Я вышел из замедления и оказался среди потрясающе естественных восковых фигур. От ярусных скамей я рванул к постаменту, а когда пробирался через электроэкран, скрывающий зрителей, меня слегка кольнуло током. Волчник до сих пор смотрела на мое место, но выражение ее лица менялось — я словно наблюдал за медленным-медленным оползнем. Голова начала поворачиваться вслед за размытым пятном, которым я для нее казался. Раз! — я столкнул ее руку с рычага-регулятора и вернул Бархатницу в глубокий стазис. За спиной у меня засуетились шаттерлинги, один за другим выходившие из замедления. Правая рука Волчник двинулась к хронометру.

Кто-то схватил меня за плечо. Аконит! Он рывком развернул меня лицом к себе.

— Зря ты так, братан, — раздосадованно проговорил он. — Мы перед тобой в вечном долгу, но всему есть предел.

Аконит прижимал меня к стазокамере Бархатницы. Я бы оттолкнул его, да в другую руку как клещами вцепился Маун.

— Она же не ведает, что творит!

Волчник вышла из замедления.

— Убирайся! — зашипела она.

— У тебя от ненависти рассудок помутился.

— Они нас ненавидят. Почему бы не ответить им взаимностью, хоть самую малость?

— Потому что мы Горечавки. И все наши добрые дела на протяжении шести миллионов лет говорят, что мы лучше и выше.

— У тебя свое мнение. У меня — свое. — Волчник кивнула Акониту и Мауну. — Лихнис хочет как лучше, но нельзя, чтобы он срывал мне допрос. Выведите его из зала, а дальше пусть Чистец с ним разбирается.

Чистец, который доселе молчал, поднялся с места:

— Прости, Лихнис, такие выходки мы терпеть не намерены. Покинь зал добровольно, не то тебя выведут. Мне бы этого не хотелось, но раз тебе так нужно внимание… — Чистец отмахнулся с такой безнадежностью, словно не чаял меня понять.

— А если Синюшка не врет? — упирался я. — Если среди нас предатель, гибель пленных ему очень на руку. Тогда никто его не выдаст.

— Уходи, Лихнис! — велел Чистец. — Уходи, пока не наговорил того, о чем потом пожалеешь. Я очень в тебе разочарован. Я считал тебя здравомыслящим, надеялся, что ты забудешь про корабль Портулак и не затаишь обиду на Линию. Очевидно, я ошибался.

— Мы стали жертвами чудовищной атаки, — начал я. — Жестокой, совершенной без предупреждения. Мы должны добиваться справедливости, должны призвать злоумышленников к ответу. А вот попирать моральные принципы, которым всегда следовали, не должны.

— Времена сейчас другие, — заметила Волчник. — К тому же это они нас спровоцировали, а не наоборот.

Тут дверь зала распахнулась — мелькнуло имирское небо, розовеющее в лучах заката. Я с изумлением понял, что просидел взаперти почти целый день. На пороге стояли Лопух, который сегодня патрулировал орбиту, и имириец с крыльями и маской.

— У нас важное заседание, — строго напомнил Чистец.

— Заседание подождет, — осадил его Лопух. — Имирийцы разыскали меня, едва я сошел с шаттла. — Он с имирийцем шагнул в зал и закрыл за собой дверь. — Речь о Минуарции.

— Что с ней?

— Погибла. — Лопух замолчал, справляясь с эмоциями. — Видимо, упала с балкона — и прямо на обелиск Дара Небес, ниже самого низкого уровня города.

Флайер ждал у ближайшей посадочной площадки, молотя крыльями темнеющий воздух. Первым на борт поднялся Чистец, за ним Лопух, Аконит и Донник, следом Калган и Горчица, потом Люцерна и я. Едва я оторвал ногу от площадки, флайер взял с места, а как только я уселся в плюшевое кресло, мы понеслись вниз. Я представил, каково было Минуарции: она падала и понимала, что ни одна сила во Вселенной ее не остановит. Мне довелось стоять на краю скалы десятикилометровой высоты, зная, что малейшая неловкость закончится падением. Только до встречи с Фантомом меня никогда не сталкивали и я не падал. Впрочем, и тогда опасность быстро осталась позади. А Минуарции не повезло. Ожидание смерти, которая не просто близка, а неизбежна, страшнее, чем сама смерть. Я искренне надеялся, что Минуарция была мертва или без сознания к тому моменту, как упала на обелиск, но чувствовал, что выяснить это не удастся.

— Упади Минуарция с другой башни или с моста, она пролетела бы между «пальцами», — предположил Горчица, — а если бы упала в песок, то выжила бы?

Имириец Лимакс глянул на дюны:

— Боюсь, что нет. Даже если бы она не разбилась мгновенно, падение вызвало бы лавину, и Минуарция задохнулась бы, мгновенно утонув, — с переломанными-то костями. Ужасная была бы смерть, уверяю вас.

— Это не значит, что Минуарции повезло, — заметил я.

— Нет, шаттерлинг, не значит, — хмуро отозвался Лимакс. — Я лишь говорю, что могло быть хуже.

Тут до меня дошло, как сильно случившееся ударит по имирийцам. Мы потеряли еще одного шаттерлинга, что стало бы трагедией, даже если бы нас по-прежнему была тысяча, — только нас в двадцать раз меньше, поэтому утрата переживается куда тяжелее. Началось все с засады. Вне зависимости от обстоятельств, которые мы выясним, гибель Минуарции — часть плана истребления Горечавок. Для имирийцев мы гости, путники, препоручившие себя их заботам. Нам позволили жить в городе и свободно передвигаться, а мы в ответ подчинились местным законам и правилам. Мы с Портулак могли бы встретиться с Фантомом Воздуха без разрешения магистрата или неохотной помощи мистера Джинкса, но обязаны были продемонстрировать, что примиримся с отказом и не станем ни на кого давить. Мы оставили на орбите корабли, оружие, слуг-роботов и прилетели в Имир, взяв с собой лишь самое необходимое. Если бы на Невме проходили наши сборы, вся планета, весь Имир превратились бы в устройство, оберегающее нас от напастей. В таких условиях даже ободрать локоть было бы непросто.

Самый нижний из заселенных уровней Имира остался в сотне метров над нами. К «пальцу»-обелиску Дара Небес он присоединялся побитым ветрами цоколем без единого окна. Тело Минуарции лежало метров на пятьдесят ниже цоколя, в небольшой выемке — в разметке, вырезанной на черной поверхности. Ее либо швырнуло набок во время падения, либо подбросило и перевернуло уже после удара о камень.

Имирский флайер остановился метров на десять ниже этого места. Бушевала пыльная буря, и мы, выбравшись из салона, согнулись в три погибели и ступали с крайней осторожностью, хоть и находились на приличном расстоянии от края обелиска, поскольку существовала опасность поскользнуться на наклонной, гладкой, как мрамор, поверхности, — тогда шансов выжить не осталось бы. Словно муравьи по стволу накренившегося дерева, мы ползли к изувеченному телу нашей сестры.

Зрелище оказалось ужаснее, чем я думал, хотя Лопух меня предупреждал. От удара тело разбилось в лепешку. Одну ногу завернуло за спину, другую согнуло под неестественным углом. Руки сломались в нескольких местах, сквозь прорехи в одежде зияли рваные раны, на коленях и локтях кости продрали кожу. Значит, Минуарция отлетела, ударившись либо о стену башни, либо о «палец» Дара Небес. От головы не осталось почти ничего, лицо, неузнаваемое кровавое месиво, не вызывало даже отвращения. Зато легко узнавались волосы, но лишь там, где ветер не задул их в жуткую красную кашу. Не удержавшись, я погладил длинную прядь, голубовато-белую на фоне моей кожи. Унизанные кольцами пальцы не оставляли сомнений, что это не какая-нибудь другая блондинка. Одна кисть не пострадала, Минуарция раскрыла ладонь, точно умоляла: «Утешь меня!»

— Минуарция! — шепнул я, лишь сейчас осознав суть случившегося. Душу заполнила пустота, напоминавшая пропасть, космический войд, сквозь который дуют ветра Вселенной.

Калган подошел поближе и положил мне руку на плечо:

— Мы найдем тех, кто это сделал. Мы не подведем Минуарцию и обязательно за нее отомстим.

Горчица выдавил на ладонь механогель — получилась черная татуировка. Он опустился на колени и перевернул раскрытую ладонь так, чтобы гель упал на размозженный череп Минуарции.

— Ничего не ощущаю, — проговорил он через несколько секунд. — Я знал, что, скорее всего, это бесполезно, но если бы не попробовал…

— Ты правильно сделал, — поддержала его Люцерна.

— Нужно просканировать ее мозг, — распорядился Чистец. — Вдруг найдутся необработанные воспоминания, которые она еще не ввела в космотеку, или мысли, застывшие в момент смерти мозга?

— Я бы на это не рассчитывал, — заметил я.

Выделять воспоминания у недавно умерших вообще сложно, а уж если трагическая гибель произошла несколько часов назад… Какие мы все-таки слабые и уязвимые! Перемещаем планеты, строим звездамбы, скачем по пространству и времени, как галька по воде, только Минуарции это больше не нужно. Несколько часов назад в этом теле жила душа, а сейчас ни одна сила во Вселенной ее туда не вернет. Мы — как обезьяны, которые сидят у потухшего костра и гадают, почему исчезли свет и тепло.