Елена Ковалевская - Записки средневековой домохозяйки Страница 51

– Вот еще глупости ты говоришь! – отмахнулся герцог, игнорируя возмущение сына. – Да ей, можно сказать, повезло, что дурень Кларенс поверил, будто бы она его судьба! И она тоже должна радоваться. А то была бы женой какого-нибудь бродяги и сидела бы в продуваемой всеми ветрами каморке с орущим дитем на руках! А так хотя бы маркиза… – Его светлость поерзал, устраиваясь на подушках поудобнее, и продолжил наставительным тоном: – Вы же считаете себя умными, старших не слушаете… Думаете, что знаете, как вам своей жизнью управлять, а на самом деле без подсказки стариков трем свиньям корму разлить не сможете!.. – Себастьян не стал перебивать отца, чувствуя, что сейчас он услышит что-то важное. – Знали бы все досконально, так толпы молодых парней и девиц на выданье не болтались бы каждое полнолуние по парку, желая обрести счастье. Только желать-то вы все желаете, а о последствиях не задумываетесь. Не думаете, что коли судьбу призываете, то потом ни с кем другим, кроме призванного, судьба-то не сложится и отпрысков, кроме как от того человека, не будет. Ну да ладно… Ведь как написано в легенде? «Семь друзей, несходных цветом, статью и душой, и один, – он выделил это слово особо, – должен загадать желание». Так почему вы считаете, что один из них?! Ох, дети, дети… Один – это сторонний человек, не связанный узами дружбы с этими семью. Так что Аннель повезло, что она попалась Кларенсу. Или Кларенсу повезло… Тут как посмотреть. Порода-то у Мейнморов гнилая насквозь, а так авось Аннель встретит свою судьбу в столице, наставит рогов Кларенсу и понесет. Она девушка умная, болтать о таком не должна, а племяннику деваться некуда будет, все равно дите его признают. Заодно Терца, мамаша его, к такому событию раскошелится…

– То есть выходит, что Аннель – судьба другого человека? – ошарашенно уточнил Себастьян.

– Тебя это никоим образом не должно волновать! – отрезал герцог. – Она по своей воле стала маркизой, вот пусть теперь и пьет чашу несчастья до дна с человеком, не предназначенным ей. Тебе-то какое дело, как ее жизнь дальше сложится?.. Главное сейчас – честь рода Мейнмор и нашего, а вот народится ли кто у Кларенса с Аннель или нет… По мне, лучше нет. Все равно титул дальше семьи не уйдет. А Аннель… Раз решила погнаться за богатством, так пусть теперь и расхлебывает все беды, что на нее впоследствии свалятся.

– Но она не соглашалась! – возразил Себастьян, возмутившись отцовским цинизмом. – Ее без сознания, силой привезли в храм. Кажется, даже опоили и силой же заставили…

– Ты так говоришь, словно там был, – отмахнулся от его слов отец. – Больше слушай чужие россказни! В жизни не поверю, что она не знала, за кого замуж выходит, и что перед этим не подумала! Да любая девица потом, чтобы обелить себя, и не такое поведает. Как поняла, какой муженек достался, когда он ей по сусалам за неосторожное слово съездил, сразу на попятную пошла.

– Я там был и видел все собственными глазами, – возразил Себастьян. – В этот вечер я лично присматривал за принцем. Мы тогда еще только начали разбираться, кем является на самом деле его сестра… – Тут он осекся, поняв, что сказал лишнее, и перевел взгляд на отца.

Тот с посеревшими губами, ни жив ни мертв, лежал в постели и, кажется, даже не дышал.

Себастьян спешно вскочил и, выглянув в коридор, потребовал:

– Доктора! Срочно пошлите кого-нибудь за доктором!

Но, уже вернувшись, услышал слабое:

– Нет… Никого звать не надо…

– Отец, молчи. Тебе нельзя…

– Не зови… – настойчиво прохрипел его светлость. Себастьяну ничего не оставалось, как выполнить волю отца. – И дверь закрой, – последовала новая просьба.

– Но, может…

– Там капли на столе, налей и дай мне. Отпустит, – так же тихо продолжил распоряжаться герцог.

Маркиз выполнил все, как велено, и подал отцу стакан. Его светлость выпил, и постепенно на его лицо стали возвращаться краски.

– Теперь закрой дверь, – вновь довольно слабым голосом, но уже более требовательно приказал герцог. – Никто не должен слышать, что я собираюсь спросить у тебя. И сядь поближе.

Себастьян передвинул свой стул к изголовью и даже наклонился вперед, чтобы лучше было слышно.

– Отец, я не думаю, – попытался было возразить он, но герцог оборвал его:

– Слушай и молчи!.. Нет, сначала ответь мне на несколько вопросов. – Себастьян кивнул – если хочет, то пускай задает. – В тот вечер в парке, когда появилась Аннель, ты следил за принцем? – утвердительно спросил он.

– Да.

– Ты один следил за принцем? – продолжил допытываться его светлость.

– Естественно, нет.

– Хорошо, – облегченно выдохнул герцог, немного расслабившись, но тут Себастьян продолжил:

– За парком приглядывали люди, но внутрь они не входили. Мы оцепили его, а в самом парке были я и… Ну, в общем, еще один.

Его светлость, проявив неожиданную для больного силу, вцепился сыну в руку.

– Он был далеко от кавалькады?! Или близко?! Ну же!!! – в страшном нетерпении уточнил он.

Себастьян пожал плечами. Странные, чтобы не сказать страстные, вопросы отца настораживали и нехорошо холодили в груди.

– Я был в одном конце парка, а… он, в общем, был в противоположном, – осторожно ответил он.

– Ты… ты видел, как появилась Аннель? – сбивчиво уточнил герцог, но, не давая ответить, тут же высказал предположение: – Или ты увидел ее сразу с Кларенсом?!

– Видел, – односложно произнес Себастьян, стараясь отвечать отцу так, чтобы как можно меньше волновать его. – Я видел, как она шла по аллее, а потом ее окружили всадники.

– О господи!.. – едва слышно простонал его светлость, будто все силы разом оставили его.

Себастьян бросился было к дверям, но герцог замахал рукой.

– Не ходи, не ходи… – прошелестел он, – лучше иди сюда, нам надо закончить разговор.

Себастьян нехотя повиновался.

– Достань там, в бюро… книга. Достань книгу… – продолжал тихо приказывать герцог.

Себастьян открыл бюро и вытащил небольшую, переплетенную в кожу книжицу, заполненную корявым, похожим на детский, почерком.

– Там, где закладка, прочти… Внимательно прочти… – продолжал настаивать отец. И, когда сын открыл на нужной странице, еще тише выдохнул: – Не думал, что все обернется так…

Себастьян, осторожно посматривая на отца, не стало ли тому хуже, заскользил глазами по строчкам.

– Но… но это же всем известная история Флоренс Пришедшей, бабки нашего короля! – с удивлением протянул он. – Я не совсем понимаю…

– А ты читай, внимательно читай! – неожиданно для сына прикрикнул герцог. – Это не та версия, что рассказывают влюбленным юнцам! Это то, что на самом деле происходит с теми, кто готов призвать свою судьбу!

Все в хрониках писали, какой мы были красивой парой, как красиво любили, как дополняли друг друга. Но хронисты, как всегда, врут. Мы не были красивой парой, мы были посмешищем, нелепыми уродцами при дворе, немощный король и королева гренадерского роста, которая таскала его на руках. Короля уже мало кто помнит, разве что по парадным портретам, где его изображали преувеличено мужественным и красивым, а меня стройной и миловидной… Так пусть все сторонние так и запомнят, а я же хочу, чтобы мои потомки помнили, какой на самом деле была Флоренс Пришедшая, как меня здесь назвали или как там – Флоренс из Оклахомы.

Его величество Даниэль Первый родился весьма слабым и болезненным ребенком. Но поскольку у короля Филиппа Четвертого он был единственным наследником мужского пола (восемь дочерей наследницами считать не хотелось), его выхаживали всем двором и всем двором оберегали в дальнейшем. Однако не уберегли. В шесть лет мальчик упал с пони и повредил спину, вследствие чего его здоровье еще сильнее пошатнулось, а потом лейб-медики заметили, что ребенок как-то неправильно растет. Уже к девяти годам у несчастного сформировался горб, что отнюдь не добавило ему особой популярности при дворе и среди подданных. Однако Даниэль был ребенком сообразительным и, несмотря на увечье, часами изучал науки, постигал методы управления государством и уже к девятнадцати годам стал опорой и помощником своему венценосному отцу.

Его сестры-принцессы были выданы замуж за принцев и курфюрстов соседствующих стран, и его величество король Филипп счел, что обеспечил спокойное правление своему сыну, однако все вышло не совсем так.

Со временем вожжи, натянутые сильной и уверенной королевской рукой, начали ослабевать – Филипп Четвертый постарел, его влияние на сопредельные государства упало, а сын, сколько бы он ни помогал отцу, из-за собственной непопулярности не то что в сопредельных государствах, но даже и у собственного народа так и не смог восстановить это равновесие. И когда король внезапно отбыл в мир иной, то наспех коронованный принц понял, что не удержит долго власть в своих руках, если за его спиной не будет опоры – человека, которому он сможет довериться всей душой без остатка.