Ловушка Пандоры 2 (СИ) - Кузнецов Стас Страница 2

— Я в «добить» участвовать не буду! — вякнуло из кармана. — Она — вон какая красивая! Матан, если ты — то ты….

— Заткнись Сидор! — кусая губы, попросил Матфей. В нос, глаза, уши, рот забился горячий песок, отчего звуки выходили наружу по-бандитски сипло. — Я, ясен пень, никого убивать не собираюсь. Надо ее как-то починить и валить отсюда. Тут такая жарища, что я скоро во фри обращусь.

— Как там тебя?.. — Матфей склонился над девушкой. — Варя, ты меня слышишь? Ты можешь встать? Давай, я помогу тебе?

— Пожалуйста, оставьте меня, — прохрипела девушка. — Прошу вас… Уходите!

Она с мольбой смотрела на Матфея своими чудными глазами невероятного сиреневого оттенка. Матфей подумал, что не помнит какого цвета у Ани глаза, то ли зеленые, то ли серые, а тут, даже если б и захотел — забыть не смог бы.

Варя смотрела как будто сквозь него и как будто в самую душу. Во всём её облике, во всей её манере чувствовались такая боль и мука! Матфею на миг показалось, что он стоит перед солдатом, которого разорвало на куски миной. Руки и ноги раненого отлетели на сотни метров, но жизнь каким-то жутким образом еще теплилась в его глазах, а на губах шевелилась мольба о смерти.

Матфей невольно отшатнулся. Но тут же тряхнул головой, отгоняя наваждение. Усилием воли подавил в себе приступ жалости к девушке. Наоборот же — при ней вот и руки, и ноги, и тело целехонькое, даже красивое тело — значит, может идти, значит, может бороться. А она лежит и строит из себя страдалицу.

— Да с хрена ли?! Я не палач и не маньяк, чтобы убивать девчонок… Или еще хуже — оставлять в пекле на медленную смерть, — суровая складка проступила между его бровей, — Хватит распускать нюни. Всем тут не оч. прикольно. Вставай, или я тебя на себе потащу!

Варя вздрогнула от несправедливых упреков. Она про себя вспомнила, что лучше будет подвержена самым страшным пыткам, чем позволит кому-то себя тащить, став обузой. Его слова попали в цель. Сделалось обидно и стыдно за слабость, за безволие. Ведь она княжна, ей с детства маменька внушала, что она внучка самого царя, что она должна соответствовать великому роду Романовых, даже если официально не принадлежит к их дому.

Варя попыталась подняться. Нащупала дрожащими руками опору, оттолкнулась, сделав отчаянный рывок, но налитое свинцом тело рухнуло обратно. В воздухе взвился сноп кровавой пыли. От унижения и боли в глазах защипало.

Матфей потянулся к ней, видимо желая помочь, но она шарахнулась в сторону. Опасаясь, что он выполнит угрозу и потащит её на себе, Варя, стиснув зубы, собрала волю в кулак и все-таки сумела принять вертикальное положение.

Её качнуло. Варя взмахнула руками, стараясь сохранить равновесие. Матфей осторожно придержал её за локоть. Бережное прикосновение его теплых сухих пальцев обожгло и, как ни странно, придало сил. Она выправилась.

— Благодарю, я справлюсь, — сухо выразила признательность Варя, смутившись и не зная, как реагировать на собственные чувства.

Он нехотя убрал руку. Она плотнее закуталась в черный изодранный плащ, перекинув тяжелые волосы вперед, чтобы хоть немного прикрыть бесстыдную наготу.

— Ладно, давай сама, а я просто рядом пойду, на всякий случай, — согласился Матфей.

Пошатываясь, Варя сделала шаг, другой, потом еще и еще… Каждый следующий шаг давался легче, чем предыдущий, но всё равно, все движения приходилось совершать через силу. Хотя виной тому была уже не её душевная изможденность, а горячий песок, в котором вязли ноги, нестерпимая жара и гнетущее ощущение застывшего плотного мира. И как у Алисы: чем дальше, тем всё чудесатее и чудесатее, потому что куда бы они ни шли — они продолжали стоять на месте.

Вскоре она совсем перестала замечать происходящую статику, всё глубже погружаясь в себя. Через жару и усталость голодными псами прорывались воспоминания, разрывая в клочья её сознание. Она топталась на одном месте, в одной точке боли.

Романовых больше нет. Они все погибли. Тот мир, которому она принадлежала, разрушен. Варя сама стала причиной хаоса двадцатого века. Перед её внутренним взором развернулись две страшные кровавые войны. Она ненасытной тенью проносилась над полями сражений, над оккупированными городами, над вымершими селениями, питаясь душами гибнущих людей.

Проникший через неё Хаос долго лютовал на Земле и готов был пожрать весь мир. Но мир противился.

Мир оказался Хаосу не по зубам — люди давали отпор.

Тогда был заключен великий договор с Богом. И Бог указал другой путь.

Мир перестроился, приспосабливаясь к появлению нового чудовища и отводя для него особую роль в бытии. Хаос позволил Варе немного обуздать свою жажду. Она облачилась в черное и стала смертью этого Мира.

В жертву Варе стекались хлипкие души, которые колебались между добром и злом. Их не успевали принимать ни ад, ни рай, зато успевала пожирать она…

— Что опять за на хрен, такое?! — вызверился Матфей.

Варя вздрогнула. Судорожно пытаясь понять, что она сделала не так. Что, если он узнал, что она натворила? И теперь…

Нет, Матфей обращался не к ней. Он раздраженно размахивал руками перед почти узнаваемым стариком.

В воздухе загустели красные крупинки. Они так уплотнились, что даже дышать стало тяжело. Магма над головой разжижилась еще сильней и, казалось, вот-вот начнет стекать им на головы.

— Мы же идем, почему мы стоим?! — допрашивал он старика.

— Полагаю, здесь для того, чтобы ходить, нужно стоять как можно быстрее, — устало прокряхтел старик. — Ох-ох, не по летам мне такие путешествия.

Варя старалась не смотреть на этого сухонького старика — коленки начинали дрожать, и хотелось бежать, бежать, как можно дальше. Она почти вспомнила его, но от этого становилось так страшно, что она сама же и отталкивала свои воспоминания.

А Матфей с ним так говорил… Так раздраженно, так смело, так бездумно… А ведь это и не старик вовсе.

— Что?! — взвыл Матфей. — Не время сейчас для вашей ерундистики!

Песок шипел, выпуская пар. Туманное марево песчинок сгущалось, размывая все вокруг до едва уловимых контуров. Пару капель магмы упали Варе под ноги. Горло зажгло. Варя закашляла, на ее белой-белой коже проступили красные пятна.

— А что ж ты хотишь, милок, чтобы всё в миру работало, как на серединных землях?! Я здесь вот тоже не бывал. Сынок, знаешь ли, больно осерчал и в гости меня не звал.

— Как я его понимаю — я бы тоже вас никуда не звал!

— Вот оно значит как, Матюша, — хихикнул старик. — Вы с ним по темпераменту похожи с сыночком-то моим. Оба горячие, да за горячностью своей ничего вокруг не наблюдаете.

— Меня мутит от этого дерьма вокруг! — взвыл Матфей. Сверху тяжелыми каплями им под ноги стекала магма. Он беспокойно огляделся и наткнулся взглядом на Варю. — Эй, ты! Ты же нас сюда затащила?! Теперь вытаскивай!

Варя вся подобралась. Выпрямилась, сжала губы и, насколько это было возможно, смерила его надменным взглядом, давая понять, что столь грубое обращение в отношении неё неприемлемо.

— Ты оглохла?! — не понимая намека, продолжал давить Матфей.

— Вежливость вам не повредит, я все-таки девушка, — прямо заметила Варя, встретившись с ним глазами.

Глаза у него, что две расплавленные, золотые монеты, смотреть в них было больно и вместе с тем томительно. Матфей смутился, и первый потупил взгляд.

Но эта маленькая победа вовсе не порадовала Варю. Наоборот, она как нельзя остро ощутила всю свою глубинную ничтожность. Разве она имеет право требовать от него вежливости, уважения, обходительности? Она — чудовище, пожравшее собственную мать. Она, сотворившая столько горя, столько страданий, заслуживает только презрения. А он слишком добр к ней, он должен быть еще жестче. Как она посмела перечить ему в его праведном гневе?

Душа споткнулась об эту истину и полетела прямо в пекло. От этого в висках застучало, по щекам поползли слезы. Сознание затопила боль. Отдаваясь этой боли, она медленно стала оседать на песок.