Ловушка Пандоры 2 (СИ) - Кузнецов Стас Страница 33

Пружина в матрасе больно впилась в ногу. Варя завошкалась, удивляясь себе, что такая мелочь может причинить ей столько неудобств. Матфей отвлекся на нее, взглядом спрашивая, что не так. Она смущенно замерла, делая вид, что все в порядке.

— Я очнулся в чуждом мне мире, — продолжал говорить Бог, — когда люди еще жили в пещерах и охотились на мамонтов. Истина открылась мне не сразу. Казалось, Адаму и Еве доставляло особое удовольствие мучить меня и выдавать правду по крупицам во снах. Я потерял все, оказавшись заключенным здесь, среди ненавистных мне созданий, отрезанный от своих братьев, считая, что все мои создания мертвы. Единственное, что мне оставалось — изучать феномен человечества, надеясь найти способ вернуться в Эдемос и отомстить.

Матфей все-таки догадался, в чем дело, ухмыльнулся и жестом пригласил Варю сесть к нему на колени. Она яростно замотала головой, вспыхнув от макушки до пят. Он ухмыльнулся еще шире, но все же подвинулся поближе к краю, освободив ей место подальше от выпирающей пружины.

Трещины разрастались, отвоевывая у света все больше небесного пространства. Поразительная яркость дня постепенно теряла свои краски: утратила сочность пробившаяся из-под земли первая травка, лужи потеряли брильянтовое сияние маменькиных драгоценностей, и в волосах Матфея больше не пылал рябиновый костер.

— Лишь когда ангелы пришли в себя, мой гнев немного утих. Я начал действовать во благо своих созданий. Земля искалечила их природу: лишила связи с звериными ипостасями, изменила и продолжала менять ангельскую сущность. Но они по-прежнему были мне дороги, и я радовался, что они выжили. В то же время я серьезно опасался, что правда довершит свое дело, и они сойдут с ума, как Адам и Ева сошли с ума в чуждом им мире Эдемоса. Я не мог этого допустить. Из обрывков человеческих воспоминаний я сконструировал миф. Тот миф, на котором этот убогий мир держится по сей день. Каждый сверчок, наконец-то, узнал свой шесток.

И Варя поняла, что то не царя узрели они, но регента, возненавидевшего народ, вверенный ему. Придумывать мифы и страхи, чтобы удержать государство и власть, приходится тогда, когда нет любви. Лишь любовь способна скреплять все в гармонии, в вечности, как рифмы скрепляют слова в бессмертные стихи. Страх может только сбить, словно гвоздями. Так канцелярит арестовывает слова в чиновничьих документах, но при первой же возможности уродливая городушка стремится к распаду.

— Все более или менее уравновесилось, приобрело хотя бы подобие порядка, но Земля все равно оставалась нестабильной и переменчивой в отличие от постоянной статики Эдемоса. Ангелам предстояло существовать здесь в ущерб своей физиологии. Сильнее всего люди повлияли на Михаила и Люцифера. Еще в раю я заметил их привязанность к маленьким Адаму и Еве. Но когда те повзрослели, Люцифер увидел в них низменное, а Михаил возвышенное. На Земле этот факт стал определяющим. Человеческая душа — частица бессмертия — дуальна — в ней есть место и добру и злу. Михаил стал наблюдать за хорошим, а Люциферу пришлось приглядывать за плохим. Я дал «от каждого по способностям, каждому по потребностям».

Души над головой медленно тлели. Хаос жадно пожирал их свет. Сверху падал пепел. Земля вновь содрогнулась, повалив всех в одну кучу. В небо лучами ударили снопы магмы. Это было похоже на пальбу из пушек. Серость расплавилась в огне. Выстрелы гремели, латая, дыры в световом куполе.

Трясло и грохотало долго. С треском вырывались деревья, замертво падали птицы, слышался звериный хрип.

Варя, зажмурившись, пыталась ухватиться за ускользающий воздух, отравленный сладковатым привкусом серы.

Все оборвалось внезапно, точно так же, как и началось. Вдруг тишина — перемирие. Даже рев зверей замолк, отдавая дань этому затишью перед очередной бурей. На головы медленно падали хлопья пепла.

Все еще долго оставались ничком. Потом откашливались. Некоторых даже тошнило, другие трясли слегка контуженой головой.

Варя обнаружила себя лежащей на Матфее и, едва поняв это, подскочила на ноги.

Матфей встал нарочито медленно, с неохотой. Казалось, ему доставляет особое удовольствие её смущать, а ей отчего-то приятно было смущаться. Лишь немного погодя она заметила у него кровь на голове, падая, он сильно ударился о камень.

— Да черт тебя дери! — хохотом взорвалась ругань Люцифера. — Старый засранец! Столько лет водил нас за нос, считая за идиотов! — от смеха Люцифера согнуло пополам. Варя серьезно испугалась за рассудок отца. — А мы ведь тебя все равно сделали! Что, недооценил нас, да?! Если вся эта чушь — правда, тогда я даже рад, что мы все сгинем! В топку все твои выдумки и тебя, и нас! А сирот этих убогих все же жалко!

— Это не может быть правдой, — шептал Михаил, продолжая сидеть на земле и раскачиваясь взад-вперед. Свет вокруг его головы как будто замкнуло, и лампочка, истерично мигнув в последний раз, погасла, оставив его разум блуждать в темноте. — Неужели я все делал зря, зачем же я бросил тогда Марию и прятал от Люцифера его жену? Зачем все это? И столько злости скопил… Кому её теперь?

Подурневшие и побитые ангелы и демоны с тревогой поглядывали на своих предводителей, тихо переговариваясь меж собой, некоторых все еще тошнило, другие, мучаясь глухотой, заложившей уши, старательно позевывали.

Бог же, как будто даже стушевался, поглядывая себе под ноги, но вскоре причина его беспокойства стала очевидной, и она оказалась далекой от угрызений совести.

Земля умирала, её соки иссыхали, почва приобрела нездоровый асфальтовый оттенок. От корней деревьев, тех, которые не свалило землетрясением, медленно поднималась все та же болезненная серость, обращая молоденькие березки и гордые сосны в трухлявых, немощных старух.

Совсем рядом с Варей росла полянка крупных подснежников. Нежные, хрупкие бутоны увядали на глазах, обращаясь в прах.

Варя наклонилась, и, в тщетных попытках спасти, сделала то, чего никогда не позволяла себе прежде — сорвала еще не тронутые тленом цветы, отняв их у щедрой кормилицы — земли. Она с грустью вплела уцелевших три подснежника в свою косу. Пусть это совсем ненадолго продлит им жизнь, но все же для иных существ и мгновение — это целая вечность.

— Благодаря моим выдумкам, вы жили и в ус не дули, пока сами все не испортили! — жестко процедил Бог, и вокруг рта у него появилась неприятная обезьянья складка. — Разве ж я вас не предупреждал не сношаться с земными женщинами? Я как чувствовал, что из этого ничего путного не выйдет.

— У меня получилась отличная дочь! — возразил Люцифер, пуская дым из ноздрей. — И, если бы ты не отнял её у меня, я бы сумел её защитить от Адама и Евы. Зачем они открыли ящик и впустили в них бездну? Хочешь сказать — это все без твоего участия случилось?

Бог помрачнел, буквально чернея и поглощая свет вокруг себя. Они обменялись долгими пристальными взглядами, словно испытывая волю друг друга. И Люцифер все же начал сдавать, даже шаг назад ступил. Но в этот момент к брату подошёл и встал рядом Михаил, а к ним примкнули и остальные ангелы и демоны, как один выжидающе глядя на Бога.

— Значит все против меня одного, да? Вот она сыновья благодарность! — проворчал Бог, но, казалось, скорее довольный, чем сердитый. — А я вас действительно недооценивал.

— Зачем был открыт ящик против наших детей? — с отсутствующим, флегматичным видом повторил вопрос Люцифера Михаил.

— Когда я узнал, что земная женщина носит дитя Люцифера — я обеспокоился, мало ли, что за урод мог родиться. Поэтому решил лично все проконтролировать. Нефилим с виду был ничем не примечателен. Я быстро потерял к нему интерес. Как оказалось зря. Именно эта девочка могла стать ключом к моему возвращению в Эдемос. Как дитя двух миров — она свободно, даже не осознавая того, переходила из одной реальности в другую. И если бы я это понял, то непременно воспользовался бы проводником.

Варю задел такой утилитарный подход к ней. Она была вовсе не ключом и не проводником, а ребенком, который даже не подозревал, какие вокруг нее крутятся интриги. Все эти путешествия она считала за сны. Слишком много невероятного там с ней случалось, вплоть до того, что она ощущала себя не собой, а крылатой ящеркой.