Камиль Фламмарион - Неведомое Страница 38

Во всяком случае каждая мысль и каждая ассоциация идей представляют мозговое движение, вибрацию физического порядка.

Итак, эти колебания, психическое действие на расстоянии, каково бы оно ни было, объясняют телепатические явления. Галлюцинации тут нет, а есть простое, реальное физическое впечатление.

Вы пускаете из воздуха в комнате какую-нибудь определенную ноту, голосом ли, скрипкой ли, или каким-нибудь иным способом — допустим, что это si-бемоль. Струна соседнего рояля, дав этот si-бемоль, будет вибрировать и звучать, между тем как остальные 84 струны останутся глухими и немыми. Если бы эти струны могли мыслить, то, заметив возбуждение струны si-бемоль, они сочли бы ее за одержимую галлюцинацией, за нервную фантазерку только потому, что они сами оказались нечувствительны к воспринятию вибрации, для них чуждой.

Каждое ощущение, как и каждая мысль, соответствует известной вибрации в мозгу, движению мозговых частичек И взаимно, каждое мозговое раздражение порождает ощущение, мысль, как в состоянии бодрствования, так и во сне. Естественно допустить, что вибрация, переданная и воспринятая, дает начало психическому ощущению.

Наоборот, всякая мысль, исключительно внутреннее впечатление, мозговое сотрясение могут вызвать физиологические результаты более или менее серьезные и даже причинить смерть. Много бывает примеров, что люди умирают внезапно от волнения. Давно известно, какое влияние оказывает воображение на самую жизнь человека. Все помнят случай, разыгравшийся еще в 1750 году в Копенгагене с одним приговоренным к смертной казни, которого отдали в руки врачей для того, чтобы они подвергли его опыту подобного рода. За ним проследили до самой смерти включительно. Этого несчастного крепко привязали к столу ремнями, завязали ему глаза и объявили, что ему перережут артерию и выпустят всю кровь до полного истощения. Затем сделали ему незначительный укол в коже на шее, а у его головы поставили сифон с водою так, чтобы ему на шею непрерывно лилась струйка воды и с легким журчаньем стекала в таз на полу. Осужденный, уверенный, что он потерял, по крайней мере, 7–8 фунтов крови, умер от страха.

Другой пример. Один сторож в колледже навлек на себя ненависть учеников. Несколько мальчиков схватили его, заперли в темную комнату и, шутя, подвергли его допросу и суду. Припомнили все его провинности и решили, что одна смерть может служить ему достойным наказанием. Словом — приговорили его к обезглавливанию. Принесли топор, установили среди зала плаху и объявили осужденному, что ему дается три минуты, чтобы принести покаяние в грехах и примириться со своей совестью. Затем, по истечении трех минут, ему завязали глаза, поставили на колени перед плахой с обнаженной шеей; потом проказники изо всех сил хлопнули его по шее мокрым полотенцем, и, смеясь, велели встать. К их изумлению, человек не шевельнулся. Его стали трясти, щупать его пульс, — он был мертв!

Наконец, не так давно в одном английском журнале, «Lancet», было рассказано, что одна молодая женщина, желая покончить с жизнью, съела известное количество порошка от насекомых, затем легла на постель, где ее и нашли мертвой. Произведено было следствие и вскрытие тела. Анализ порошка, найденного в желудке, обнаружил, что этот порошок был совершенно безвредным для человека, а между тем молодая женщина от него умерла.

Мой ученый друг Ш. Рише рассказывает (Revue des deux Mondes, 1886 год), что его отцу предстояло однажды сделать операцию камнесечения одному больному в Hotel-Dieu: больной умер от страха в тот самый момент, когда хирург просто намечал ногтем на коже ту линию, по которой должен идти надрез.

Все психические и физиологические явления помогают нам уразуметь телепатию.

Разумеется, доискиваясь объяснения столь странных явлений, встречаешь на своем пути немало возражений. Первое заключается в том, что эти явления умирающих происходят не всегда и даже не часто, причем случаются вовсе не при таких условиях, при которых их более всего можно бы ожидать, а именно, когда, например, трагическая смерть внезапно разлучает два нежно любящих сердца, или какая-нибудь драма сразу разбивает несколько жизней, или когда тот, кто умирает, положительно обещал, надеялся, желал явиться и дать остающемуся в живых доказательство своего загробного существования. На это можно ответить, что мы не знаем, как совершаются эти проявления, что существуют неведомые законы, трудности, невозможности, что необходимо, чтобы два мозга находились в гармонии, в синхронизме, для того чтобы приходить в содрогание от одного и того же влияния, что близкое единение двух сердец еще недоказывает синхронического равенства двух мозгов, и т. п. В самом деле, подобные явления происходят лишь иногда и то при довольно обыкновенных условиях; поэтому это возражение остается в силе, и оно довольно серьезное.

Да, весьма серьезное. Что касается меня, то мне не раз в жизни случалось терзаться разлукой с любимыми существами. В дни отрочества у меня умер близкий друг, товарищ по классу, — умер, обещая доказать мне свое существование за гробом, если это возможно. Мы так часто обсуждали с ним вместе этот вопрос! Позднее один из моих самых дорогих коллег-писателей предлагал мне такую же сделку, взаимно принятую обоими нами. Еще позднее лицо, особенно привязанное ко мне, исчезло из списка живых как раз в тот момент, когда загадка о загробной жизни увлекала нас обоих, и, расставаясь со мной, уверяло, что его единственным желанием было, чтобы его безвременная смерть послужила мне к разъяснению этой истины. И никогда, ни разу, невзирая на все мои ожидания, мои мечты, я не испытывал никаких таких проявлений. Ничего, ничего и ничего! Ни мой отец, ни мой дед и бабушка, горячо любившие меня, никогда не являлись мне ни в момент своей смерти, ни после разлуки с жизнью.

Мозг мой, вероятно, не способен воспринимать этот род эфирных волн. Никакое ощущение не предупреждало меня о смерти этих близких людей и никакое сообщение ни разу не доходило до меня.

Но роль ученого исследователя, как и роль историка, требует, чтобы он оставался безличным; наши личные впечатления не должны влиять на нас. Во всяком случае правда, добросовестность, откровенность — прежде всего.

Другое возражение — это нелепость некоторых проявлений, как мы уже замечали раньше. Если на расстоянии совершается действие одного ума на другой, то зачем это действие порождает такие странные иллюзии: захлопывается или открывается окно, сотрясается кровать, слышится стук в мебели, катается шар по полу, скрипит дверь и т. п.? Казалось бы, это действие должно быть чисто интеллектуальным, проявиться, например, в слышании голоса любимого существа, видении образа покидающей нас особы, словом — оставаться в пределах психических и духовных.

Это возражение уже слабее предыдущего. Большая часть проявлений состоит из видений и звуков. Что касается других случаев, то мы можем предположить, что сотрясение, происходящее в мозгу умирающего, передается известным клеточкам, известным фибрам другого мозга и создает в этой мозговой области какую-нибудь иллюзию, какое-нибудь впечатление. Волна световая, теплородная, электрическая, магнетическая, поражающая, пронизывающая какой-нибудь предмет, скажем, например, губку, встречает различные сопротивления, смотря по свойству губки, различию в ее плотности, благодаря минеральным веществам, в ней попадающимся, и т. д., и каждая часть губки подвергается влиянию в различных степенях. Прихотливость молнии представляет странности еще более разительные. То молния просто сожжет человека, как вязку соломы, то она испепелит ему руки, оставляя перчатки в целости, то спаяет кольца железной цепи, как на кузнице, то убьет охотника, не разряжая ружья, которое он держит в руках, или рассечет серьгу, не тронув уха, или разденет донага человека, не принеся ему самому никакого вреда, а то довольствуется тем, что похитит у него обувь и шляпу, то, наконец, сфотографирует на груди у ребенка гнездо, схваченное им на вершине дерева, в которое ударила молния, позолотит монеты в портмоне, занимаясь гальванопластикой во всех его отделениях, но не трогая его владельца; иной раз она мгновенно разрушает стену толщиной в шесть футов, опрокидывает вековой замок и ударяет в пороховницу, не производя в ней взрыва.

Словом, в проделках молнии встречается гораздо больше необъяснимых странностей, чем в телепатических явлениях.

В искании истины наш долг запрещает нам оставлять без внимания всякое, хотя бы малейшее возражение. Но возражения, приведенные мною, не мешают фактам существовать и единственным объяснением этих фактов, по моему мнению, может быть только действие на расстоянии одного духа на другой.

Теперь пойдем дальше. Существуют ли вне порядка вещей, рассмотренного нами, примеры, дающие нам возможность допустить вероятность, реальность такого действия? Имеем ли мы проверенные опытом, неоспоримые доказательства передачи мысли без посредства чувств?