Анастасия Карабанова - Тетрадь с обидами Страница 4

Полина не выдержала, выбралась из шкафа и помчалась вслед за матерью. Там, на улице, она увидела её стоящей на дороге, в пальто нараспашку. Мать кричала её имя, и голос срывался на визг. Прохожие шли мимо и смотрели непонимающе, иные отворачивались, будто стыдясь.

Часть III

Проходя как-то мимо соседней комнаты, пустующей со дня смерти старухи, Полина на минуту остановилась — ей показалось, что внутри происходит какое-то движение. Она стала приглядываться — на дверце шкафа висело пыльное зеркало, а прямо из него на неё смотрело чьё-то лицо. Она открыла дверь шире и шагнула в комнату. Внутри не было ни души, поверхность зеркала была чиста и не отражала ничего, кроме стены, края дивана и её самой, в коротком бежевом халате, стоящей на пороге.

Время на исходе весны выдалось особенно тихим — студент инженерной академии отправился на практику в инновационный центр, хозяйка взяла отпуск и уехала к родственникам в Украину, а у Полины начались каникулы. «Скорее бы в деревню, к озеру с высокими камышами, к скрипучему деревянному дому, к запаху сена и травы — и не возвращаться до самой осени», — думала она. Целыми днями Полина проводила дома в ожидании, когда мама вернётся с работы. Все её друзья разъехались — кто в детские лагеря, кто на юг с родителями, но Поля по ним не скучала. Ей доставляло странное удовольствие бродить одной по пустому коридору квартиры, изучать каждый предмет, рассматривать грани на посуде из кухонного серванта, читать книги, которых никогда не читала. Иногда она гуляла одна или с подругой из соседнего дома, девочкой с вечно расцарапанными локтями и коленками. Они брали два мороженых на входе в парк аттракционов, шли по аллее до самого конца и говорили о том, какое это необычное время — преддверие лета. Солнце словно бы живёт на каждой улице, стучится в каждое окно своей нежной тёплой рукой — а из сердца будто кто-то украл всю радость. Долгими ясными вечерами Полина отчего-то думала о доме на опушке волшебного леса, о людях, которые бесследно исчезли из соседней комнаты, и о той стране, куда все так просят друг друга вернуться, но никто не возвращается.

Дверь в соседнюю комнату не запиралась уже полгода — замок сломался, когда выносили тело старой квартирантки. Каждый день, проходя мимо, Полина по привычке заглядывала внутрь — там ничего не менялось: шкаф с зеркалом на створке, телевизор, диван. Только пыль темнела по углам.

Весной, когда начались дожди, Полина стала замечать в комнате напротив изменения. Они были настолько мелкими и незначительными, что она порой думала, будто всё это ей чудится: то штора окажется приоткрытой, то книги, стоящие стопкой на журнальном столе, будут сложены в другом порядке, то на пыльном телевизоре вдруг появятся отпечатки. Полина знала — хозяйка приходит раз в месяц, мама и студент инженерной академии не заходят в комнату. Ночью ей казалось, что она слышит шаги рядом чей-то тихий сломанный голос.

— Мама, там за стенкой кто-то поёт.

— Бог с тобой, доченька, там ведь не живёт никто. Мне хозяйка жаловалась на днях, что никак не может найти жильцов. Это ей, между прочим, приносит большие убытки.

Однажды, вернувшись из магазина, Полина обнаружила в комнате по соседству незнакомого человека. Он сидел на диване и смотрел в потухший экран телевизора. На нём был мешковатый свитер, джинсы и ботинки, слишком тёплые для начала лета.

— Вы наш новый сосед? — спросила Полина.

Мужчина посмотрел на неё и улыбнулся уголком рта.

— Да. Можно и так сказать.

— Но ведь хозяйка уехала к родственникам. Как же она передала вам ключи от двери?

— Ни ключи, ни двери мне не нужны — я давно не пользуюсь ни тем, ни другим.

— Как же вы тогда вошли?

— А я и не выходил. Я здесь давно живу, еще до покойницы-старухи, до мальчика Кости и даже до того пьяницы, который всем не давал спать. И еще раньше….

— Но я вас никогда не видела…

— Это потому что я жил в зеркале. Неудобно, знаешь ли, делить помещение с кем попало. Из всех квартирантов меня видела только бабка перед смертью да тот алкоголик — да и то, когда много выпьет. Вначале он меня боялся, а потом, бывало, даже разговаривал со мной, да только я не понимал половины.

— Но ведь хозяйка может сдать комнату кому-то другому.

— Не сдаст. К концу лета она попросит всех освободить квартиру, а к новому году продаст её втридорога и уедет жить к родственникам в Украину — тем самым, с которыми сейчас говорит о своей молодости.

— Откуда вы знаете? — не унималась Полина.

— Я много чего знаю, — ответил незнакомец и растворился в стене.

Каждая новая встреча с призраком для Полины была полна открытий. Сначала с опаской, а потом с охотой и радостью, она приходила к нему, и они беседовали часами. Окна в комнате были открыты настежь, со двора звучала жизнь, лучи солнца осторожно прокрадывались внутрь. И в этом ласковом свете человек в мешковатом свитере и старых потёртых джинсах почти растворялся, Полина слышала только его голос, который говорил с ней откуда-то из центра комнаты. Говорил он всегда как будто в полубреду, но в то же время ясно и неторопливо, и всё о каких-то землях, куда не ступала ещё нога живого человека, о чудесах и страхах загробного мира.

Едва мама уходила на работу, Полина спешила в соседнюю комнату и проводила там целый день. Ей нравилось, что у неё появился друг, о котором никто не знает. Её охватило чувство тайны, будто она снова передавала секретные послания Косте, оставляя их в старом платяном шкафу. Полина перестала выходить на улицу и почти не гуляла с подругой из соседнего дома, хотя та всегда звала её с собой.

Оказалось, что призрак действительно знает много интересных вещей. Например, он знал, что житель Тёмного перевала разговаривал с предметами — он извинялся перед ними, если ронял, и кричал, когда они попадались под ноги. Ему казалось, что они понимают. Еще призрак знал, что пустынник — вечно пьяный старик — уснул в мороз на станции метро и умер. Что старуха переехала на съемную комнату потому, что жить в квартире со своими детьми больше не могла — она хотела тишины, а её окружала только суета, чужие знакомые и новая, чуждая музыка из каждого угла.

О себе он ничего не рассказывал — говорил, что ему в его-то положении этого делать никак нельзя.

— Разве после смерти люди сразу не попадают на небо? — спрашивала Полина.

— Это уж кому как повезет, — отвечал Призрак. — Кто-то сразу, а кому-то и ждать приходится. Я знал одного, который ждал полсотни лет, пока его судьба решалась. Чем он только не пытался себя занять. Ведь среди людей не так уж много развлечений, если у тебя нет тела.

На вид призраку было около двадцати, он был высоким и статным, несмотря на нелепую одежду. Полина часто подумывала о том, как, наверное, неудобно и тесно ему жилось в зеркале, но спросить об этом не решилась.

Иногда он был молчалив и что-то напевал. А Полина смотрела на него, такого живого, освещённого солнцем, и ей казалось, что нет никакой смерти, что всё это выдумка, всего лишь одна из его историй. Что есть только жизнь, и она бесконечна. «Ведь правда же, жизнь бесконечна?» — спрашивала она у призрака. А тот молчал и всё смотрел в потухший экран телевизора. Так они и сидели, а когда солнце клонилось к горизонту, призрак просил Полину уйти.

— Пообещай, что никогда не зайдёшь в эту комнату после заката, — говорил он. — Темнота меняет положение вещей в мгновение ока.

По словам призрака, ждать решения всегда очень утомительно. Приходится искать себе пристанище в мире живых, а таковых немного: пустые квартиры, заброшенные дома. Есть, конечно, лесные чащи, болота и кладбища, но жить там могут только самые отчаянные и те, кто окончательно разочаровался в человечестве. «Когда в твоём распоряжении всё время и всё пространство, тебе совершенно никуда не хочется идти. Ведь, оказавшись там, куда ты шёл, ты ничего уже не сможешь изменить».

Оставалось одно — бесцельные путешествия. Они могли быть большими или совсем крохотными. Так призрак рассказывал, что порой следовал за людьми на улице только потому, что от них вкусно пахло. Или подслушивал разговоры по мобильному телефону, чтобы понять, куда они спешат и ждёт ли их кто-то.

Призрак рассказывал Полине о ледяной тишине альпийских гор, о янтарном свете окошек в ирландских пивных, о несметных толпах людей на восточных рынках, о легендах, которые из поколения в поколение рассказывают жители портовых городов.

— Я встретил как-то в порту одного утопленника. Ему было лет пятьсот и он, видно, плавал на всех кораблях, которые касались своими бортами того берега. Так он сказал, что, сколько бы его не уговаривали, он на тот свет — ни ногой. Мол, ему и здесь хорошо — лишь бы море за бортом плескалось, да луна и звезды освещали дорогу в волнах, да было, куда держать путь.