Поцелуй небес - Людмила Григорьевна Бояджиева Страница 47

прожита вместе немалая. Только хотелось и тому, и другому сбросить все болезненное, постороннее, обняться и бежать вдвоем — в глушь, на край света, не оставляя друг друга ни на минуту. А на деле, расстались бывшие супруги у дверей суда, пожали руки, не глядя в глаза и разошлись. Один — чтобы уехать через день в станицу к Караевым, другая — домой, где вместе с Леонидом должна была подготовить к отъезду Максюшу. Не просто было Евгении отдать мальчика, но лежали уже в командовании документы на Леонида, назначенного на службу в воинскую часть, расположенную в ГДР, сразу на полковничью должность. Да и Алексей не сиротой оставался — с сыном.

В день отъезда, рано утром поехали бывшие супруги на кладбище — Алексею хотелось Светлану проведать, как-никак увозил он теперь с собой ее единственное наследие. До годовщины Ланкиной смерти оставалось две недели, и могилки обе рядом — Райкина и дочкина, стояли не прибранные. Сорняки повылазили, скрыв торчащие из уже осевших холмиков жестяные щитки с короткими надписями. Надгробный цветник рекомендовали ставить лишь через год, когда земля примнется, а заодно и оградки. Пока что здесь были лишь наскоро сколоченная прошлым летом Алексеем скамеечка: две березовые чурки с перекладиной. На нее и сели. Жесткие кустики мелких ромашек и яркая зелень кроличьей капусты, проросших по своей инициативе, выглядели трогательно-сиротски в сравнении с культурными астрами на соседних ухоженных владениях. «Кончухина Раиса Степановна. 1920–1976». «Кончухина Светлана Витальевна. 1940–1976». «Надо же — Витальевна. Никогда не знала», — думала Евгения, ощущая значительность момента, но не умея поймать его главный смысл. Много всего перемешалось в душе — мелкого и важного, образуя мутную метель. Вот сидят они сейчас вместе рядом, наверно, в последний раз. Чужие по существу… «Да как, как это могло выйти?!» — бунтовало что-то внутри Евгении так бурно, хоть в обморок падай.

— А ты совсем другая стала… — без выражения констатировал Алексей.

— Это от прически, — тряхнула Женя лохматой головой.

— Не только. Повзрослела, сильная стала… — непонятно укорял Алексей или хвалил: — А долго они теперь расти будут?

— Косы что ли? Ой, наверно, всю жизнь… Да тебе то теперь что? Другу кралю обхаживать будешь, — попробовала пошутить Евгения, но получилось нехорошо. Почему-то ей все казалось, что не она отказалась от Алексея, а он ее бросил. Наверно, от его частых отъездов — привыкла быть оставленной. Алексей помолчал. — Обо мне не беспокойся. Не обещаю, что забуду тебя, но постараюсь к жизни приспособиться, Максима поднять, мастером сделать… Были у меня, конечно, всякие эпизоды. Не много, но были. Незначительные, проходные. Если только привязанность могла появиться, а о любви и не думал никогда. На этом единственном месте у меня всегда ты была и как-то даже сомнений не возникало, что может быть замена.

— Прости, Леша. Я злюсь. На себя, конечно, в первую очередь. Ощущение, что упустила, не сумела… Не воспользовалась каким-то шансом… Очень редким, дорогим… Ничего трогать здесь сегодня не будем. Я потом сюда с девчонками приеду, цветочки посажу. — Женя положила на холмик букет гладиолусов и решительно поднялась.

5

В сентябре Евгения стала Шорниковой, а в январе вся семья новоиспеченного подполковника Леонида Ефимовича отбыла в немецкий город R, где поселилась в симпатичном двухэтажном розовом домике на территории части, половину которого занимал Командующий, а половину — его заместитель.

Три года командировки в дружеской ГДР показались Евгении образцом именно той жизни, которая мерещилась ей в скромных бабьих грезах. Уютная двухэтажная квартира с множеством комнат, среди которых была детская для Виктории, гостиная — столовая, кабинет Леонида, спальня и еще комната для гостей под крышей. А эти занавесочки с оборками и подвязками, паласы цветные, невероятных по российским стандартам ванная комнаты с широким окном в сад и прекрасной стиральной машиной… Эти продукты и вещи, лежащие совершенно спокойно в чистых, сияющих, вкусно пахнущих магазинах… Э-эх, взять бы сюда родителей, хотя бы на недельку… да и всех наших!! Думала постоянно Евгения, не умеющая получать удовольствие в условиях единоличного пользования. А иногда и вовсе крамольная мысль залетала — здесь бы с Лешей и Максимом…

Виделись они с Алексеем за все это время всего лишь раз — летом 1981 года, в Солнечногорске, когда приезжали Евгения с Викторией, чтобы провести отпуск с родителями в то время, как Леонид умчался к своим старикам, живущим теперь в Риге. Алексей был приглашен Михаилом Александровичем, вышедшим в отставку. Уж очень хотелось деду на Максима взглянуть, да и Татьяна Ивановна, в должности экс-тещи, воспылала любовью к бывшему зятю (еще бы: дочь скандалами не изводил, имущество делить не стал, квартиру оставил).

— А ведь я тебя, Алексей, недолюбливала… Что имеем — не храним, потерявши плачем, — философски вздохнула она, наблюдая как ловко обращается Алексей с семилетним пацаном — вроде бы и дружок ему, а в то же время непререкаемый авторитет. Мальчик не узнал бабу-Таню, да и она — не сказала бы, что высокий не по годам, сильно посветлевший мальчик, был тем самым черноглазеньким крохой Максимом. Он смахивал на цыганенка или кавказца, будто сильно загорелый, с длинными, до плеч как у девочки волосами, кудрявыми и черными и придающими ему несомненное сходство с Алексеем. Лишь одно взял он у матери — курносый нос, казавшийся расплывчато-мягким на узком, четко вылепленным скуластом лице. Максим снял с плеч объемный рюкзачок со своими вещами, который всю дорогу вез сам, и в том, как он двигался, распаковывал подарки, говорил, чувствовалась непривычная для детей этого возраста, обстоятельная взрослость. Михаил Александрович не знал, как представиться мальчику и стоит ли называть себя дедом, но он сам протянул ему руку и сказал:

— Я знаю, вы мой дедушка, военный, я вам игрушечную саблю сам из каштана вырезал. А бабушке-Тане вот это, Максим вручил растроганной бабке вязаные из яркой деревенской шерсти носки.

— Располагайся, Алексей, чувствуй себя как дома. Может душ примешь? И вообще — будете у нас гостить — квартира большая… все же мы, если и не родные, то, надеюсь, друзья. Мало ли что в жизни бывает… Всякие глупости… — обнял за плечи бывшего зятя Дорогов.

— Спасибо, Михаил Александрович… Я не надолго. У меня кое-какие дела в Архангельском конном заводе. И вот Максима хотел вам показать и с Викторией повидаться… Большая уже, наверно?

— Ох, и не узнаешь, совсем барышня! Да вот и они, побежала Татьяна Ивановна открывать дверь.

Какое-то время они стали по разным концам коридора, не решаясь преодолеть пространство, и не зная как и что