Как стать богом - Михаил Востриков Страница 63

Этот гигантский, вялый, полудохлый бомбовоз тоже кажется чьей-то душой — душой какого-то подземного ядовитого чудовища, — и тоже вовсе не бессмертной, а наоборот — подыхающей на лету. Он еле дотягивает до стола и падает неподалеку от первого, сантиметрах в двадцати от него, но в отличие от первого он даже не шевелилтся — припавши к скатерти, лежит неподвижно и бессильно, словно раздавленный.

СЮЖЕТ 28/2

Хан Автандилович уже в прихожей. Панически суетясь руками и всем телом, он судорожно напяливает на себя куртку, промахиваясь мимо рукавов, болезненно серый, с проступившей вдруг многодневной угольной щетиной, губы его все время шевелятся, он бормочет что-то неразборчивое, что-то про «второй раз уже…» и «…это все неслучайно… это кто-то грозит…» (Или «шалит»?)

Вадим помогает ему натянуть куртку, отряхивает от капель и подаёт берет, он ничего не понимает, ситуация представляется ему почти фантасмагорической, ничего непонятно с этими чертовыми шершнями, пробудившимися вдруг посреди зимы (и где они до сих пор были? под кроватью? За диваном? В платяном шкафу?), и особенно непонятна эта паника, этот ужас, почти неприличный, который терзает сейчас его печального гостя.

Никакой печали в нем уже не остаётся. Никакого достоинства. Одна только необъяснимая патологическая паника… Тут звонит звонок в дверь, и сейчас же кто-то бьёт в эту дверь кулаком. Слышатся вдруг возбужденные и неприятно громкие голоса — три или четыре голоса, мужские, вроде бы незнакомые.

— Господи! — восклицает Хан Автандилович, — Да они там сейчас перебьют друг друга!

Он распахивает входную дверь, и на лестничной площадке, в вечном тамошнем вонючем сумраке, освещенные только люстрой из прихожей, обнаруживаются знакомые лица: Андрей-Страхоборец (высокомерный и презрительный, изрыгающий краткие ругательства), Юра-Полиграф (с продовольственным пакетом в обнимку, румяный и даже красный, как яблоко, и тоже изрыгающий) и давешний Семен (со своим серым ежиком, начинающимся от бровей, и — черт побери! — с самым настоящим пистолетом наголо). Все они одновременно орут друг на друга, и ни слова разумного не разобрать, кроме абсолютно черного мата.

СЮЖЕТ 28/3

Хан Автандилович преображается — мгновенно и неузнаваемо. Не теряя ни одной секунды, он рвётся встать между ними, раскинув руки крестом.

— Стоп-стоп-стоп! — кричит он голосом властным и неожиданно громким, — Отставить! Шпаги в ножны, господа, шпаги в ножны! Семен, убери ствол. Немедленно! Алеша! (Это — к кому-то невидимому, к тому, видимо, кто стоял пролетом ниже и тоже, надо полагать, со стволом наголо.) Алексей, успокойся! Ничего страшного не происходит. Никто ни на кого не собирается нападать, не правда ли, господа? (Это уже — Страхоборцу, по-прежнему очень громко, но самым доброжелательным тоном и с самым доброжелательным выражением лица).

— Святая и истинная правда, — тотчас же прекратив изрыгать черную брань, откликается Страхоборец — прекрасный, благородный и величественный, как сам король Артур в натуральную величину. Или сэр Найджел. Или лорд Гленарван. Смотреть на него одно удовольствие, если бы не дрожь в коленках при мысли, что застывший в классической боевой позе Семен (а равно и невидимый отсюда Алеша) сейчас откроет беглый огонь из своего огромного никелированного пистолета, который он и не думает «убирать в ножны».

— По крайней мере, МЫ… — Страхоборец делает такой мощный акцент на этом «мы», что даже даёт маленького петуха, но тут же поправиляется:

— Мы отнюдь не собираемся нападать. Но мы намерены защищать! И самым решительным образом.

— Кого и от кого? — осведомляется Хан Автандилович, делая шаг в сторону, чтобы рукой опустить все-таки к полу никелированный ствол непреклонного Семена.

— Вы прекрасно знаете кого и от кого, — объявил Страхоборец высокомерно, — Не притворяйтесь! Всем же все известно. Вы лучше скажите мне, пожалуйста, ведь вы сегодня весь день встречаетесь с мелкими, но омерзительными неприятностями, сударь? Не так ли?

— Так, — говорит Хан Автандилович, помедлив лишь самую малость.

— Я надеюсь, у вас хватило сообразительности понять, что это отнюдь не случайные совпадения?

— Так это — ва-аша работа… — тянет Хан Автандилович с некоторым даже удовлетворением.

— Представьте себе, да.

— Господи, но зачем⁉

— Мы хотим, чтобы вы оставили в покое нашего друга.

— Вы имеете в виду Вадима Даниловича? Но у меня нет к нему никаких претензий! Мы с ним в прекрасных отношениях. И я глубоко уважаю и ценю его…

— Это что-то новенькое, — цедит сквозь зубы Страхоборец и вопрошающе смотрит на Юрку-Полиграфа. Юрка-Полиграф (трезвый как стеклышко и напряженный, как перед большой дракой) уже нацеливается на Хана Автандиловича, словно пойнтер на вальдшнепа. Он перехватывает взгляд Страхоборца и кивает, — коротко и отчетливо, — будто гербовую печать ставит на заверенный текст. И тогда Страхоборец глядит уже на Вадима, недоуменно поджавши губы самым комическим образом.

СЮЖЕТ 28/4

— Мать вашу наперекося, — говорит ему Вадим пересохшей глоткой. Голос у него наконец прорезается, — Защитнички хреновы…

На этом разборка (она же стрелка, она же, если уж на то пошло, терка) благополучно закончивается, и высокие разбирающиеся стороны расходятся вроде бы довольные собой и вполне вроде бы удовлетворенные. По крайней мере, внешне все это выглядит именно так.

Хан Автандилович, раскланявшись со всеми остающимися, следует в сопровождении Семена и Алеши вниз (к своему «Мерседесу»), а навстречу им, демонстративно не спеша, с чувством большого достоинства поднимаются: Вельзевул, имеющий вид насмешливо-победительный, и Матвей — легкомысленно крутящий на указательном пальце цепочку с автомобильными ключами и никого не желающий видеть в упор. Тут уж обходится без каких-либо поклонов-реверансов, хотя и вполне на уровне упрощенного дипломатического протокола (то есть прохладно, но без взаимных грозных выпадов, окриков и обнажения стволов).

А потом вся компания дедов с грохотом, с шарканьем и победными возгласами вваливается в квартиру, сметя собою хозяина с порога его собственного дома. Напряжение боевой схватки слетает с них, жить им становится легко и хорошо, отпускает — они разом все делаются румяные, веселые, громогласные и дьявольски доброжелательные ко всему на свете.

— Какие тут у нас натюрморты зелененькие! — восклицает Вельзевул, едва только оказавшись в гостиной, — Где такие надыбали, Вадим Данилович?

Вадим молча показывает ему фигу и прячет пачки в задний карман джинсов (который с молнией). Шершней на столе уже нет. Словно их никогда и не было вовсе. Но они — были.

СЮЖЕТ 28/5

— Как тебе мои питомцы? — продолжает Вельзевул, сбрасывая с себя куртку