Роберт Силверберг - Рожденный с мертвецами

Роберт Силверберг

Рожденный с мертвецами

1

И то, о чем мертвые не говорили при жизни.Теперь они вам откроют, ибо они мертвы,Откроют огненным языкам превыше речи живых.

Предположительно, его покойная жена Сибилла направлялась в Занзибар. По крайней мере, так ему сказали, и он поверил. Поиски довели Хорхе Кляйна до такого состояния, что он готов был поверить чему угодно, лишь бы найти Сибиллу. Да и мысль насчет Занзибара была не лишена смысла: Сибилла всегда хотела там побывать. Занзибар непостижимым образом завладел ее мыслями давным-давно. При жизни Сибилла туда не добралась, но сейчас ее ничто не сковывало. Она полетит туда, как птица в родное гнездо, как Одиссей в Итаку, как мотылек на огонь.

Самолет «Хевиленд ФП-803» компании «Эйр Занзибар» оторвался от полосы аэропорта Дар-эс-Салама ясным утром в девять пятнадцать. Развернувшись над густыми зарослями манговых деревьев, цезальпиний и рослых кокосовых пальм, почти пустой самолет направился к северу. Под крылом засверкали синие воды Индийского океана; порт назначения недалеко, на том берегу Занзибарского пролива. В этот день, во вторник, девятого марта тысяча девятьсот девяносто третьего года, с борта самолета впервые сойдут на благоуханную землю острова Занзибар пятеро мертвецов.

Дауда Махмуда Барвани, дежурного санитарного инспектора занзибарского аэропорта Карум, об этом событии предупредила иммиграционная служба на материке. Санитарный офицер понятия не имел, что предпринять по этому случаю, и сильно нервничал: в Занзибаре было неспокойно. Как всегда.

Следует ли остановить их? Представляют ли мертвецы угрозу политической стабильности Занзибара? А как насчет скрытых рисков? Мертвецы могут занести инфекцию в мир духов. Содержит ли новый административный кодекс какие-либо основания для отказа в выдаче визы по причине эпидемической опасности для мира духов?

Дауд Махмуд Барвани неохотно вернулся к остывшему завтраку: чапати и горка картофеля, приправленного карри. Прибытие мертвецов хоть кому испортит аппетит.

Последний раз Хорхе Кляйн видел Сибиллу почти два с половиной года назад, тринадцатого октября тысяча девятьсот девяностого года, в субботу. В день ее похорон. Она лежала в гробу безмятежно, будто спала: красота ее совершенно не пострадала от смертных мук. Бледная кожа, темные блестящие волосы, изящные ноздри, полные губы; ткань платья блестела золотыми и сиреневыми искрами; сияла электростатическая дымка, ароматизированная жасмином и предохранявшая застывшее тело от разложения.

Церемония прощания продолжалась пять часов: заупокойная служба, приглушенные соболезнования — исподтишка, будто смерть так чудовищна, что выражение чувств неуместно.

Когда остались только самые близкие друзья, Кляйн поцеловал Сибиллу в губы, прежде чем передать немногословному человеку в черном, присланному из «ледяного города». В завещании Сибилла указала, что желает получить вторую жизнь. Потому-то ее и увезли в черном фургоне — туда, где над трупом совершают обряд воскрешения.

Кляйну казалось, что гроб, уплывающий на широких плечах носильщиков, исчезает в сером водовороте, куда ему самому дороги нет. Едва ли ему суждено увидеть Сибиллу еще раз: в те времена мертвецы держались среди себе подобных и не выходили за пределы гетто, куда они заключали себя добровольно. За пределами «ледяных городов» увидеть мертвеца удавалось нечасто.

Ему пришлось смириться с тем, что их отношения остались в прошлом. Целых девять лет были Хорхе и Сибилла, Сибилла и Хорхе: я плюс ты равно «мы». Мы прежде и превыше всего. Хорхе любил ее очень сильно, мучительно; в этой жизни они ходили вместе, путешествовали вместе, делали все вместе. Вместе занимались научной работой, вместе преподавали, думали вместе. Не только мысли, но и вкусы у них стали почти одинаковыми, до такой степени Хорхе и Сибилла растворились друг в друге. Один сделался частью другого, и до внезапной смерти Сибиллы Хорхе думал, так будет вечно. Ему тридцать восем ь, ей тридцать четыре, впереди десятилетия блестящего будущего. Но она ушла, и остались два чужака: мертвая Сибилла и живой Хорхе. Где-то в Северной Америке она ходит, читает, разговаривает, ест — а Хорхе потерял ее навсегда. С виду он смирился, как и положено в таких обстоятельствах, но в глубине души, наедине с собой, не оставлял робкой надежды вернуть Сибиллу. Хотя знал, что прошлого не вернешь.

В солнечном небе появился темный силуэт «хевиленда», крошечный и почти неподвижный. Глаза Дауда Барвани заслезились. Можно подумать, это не самолет, а соринка в глазу. Зажмурившись, санитарный инспектор чихнул. Он так и не сумел подготовиться к встрече.

— Предупредите пилота, что никто не имеет права покинуть самолет, пока я не дам разрешения, — распорядился Барвани, приняв сообщение диспетчера Амери Комбо о предстоящей посадке. — Мне понадобится время, чтобы оценить обстановку в соответствии с инструкциями. Возможна угроза эпидемии.

В течение двадцати минут машина стояла на пустой рулевой дорожке с задраенными люками. Любопытные козы бросили объедать кустарник по краям летного поля и собрались вокруг самолета.

Дауд Барвани не стал читать никаких инструкций. Завершив скромную трапезу, он сложил руки на груди и постарался достичь состояния ясности мысли, которого требовала ситуация.

Мертвецы безвредны, сказал он себе. Это обычные люди, подвергнутые необыкновенной медицинской процедуре. Суеверный страх неуместен: он, Дауд Барвани, не темный крестьянин, а Занзибар — не родина дикарей. Он разрешит им выйти из самолета, раздаст таблетки от малярии, как всем туристам, и пусть идут, куда хотят. Очень хорошо.

— Никакой опасности нет, — объявил он диспетчеру, сняв телефонную трубку. — Пассажиров можно выпустить.

Девять человек, совсем немного. Первыми появились четверо живых. Они глядели сумрачно и держались скованно, будто всю дорогу летели в одной клетке с живыми кобрами. Санитарный инспектор знал каждого из них: жена немецкого консула, сын купца Чаудари и два инженера-китайца — все отдыхали в Дар-эс-Саламе и возвращаются вместе. Дауд Барвани пропустил их, не обременяя формальностями. Примерно через полминуты вышли мертвецы. Наверное, сидели маленькой группой в другом конце салона. Двое мужчин и три женщины, рослые и на удивление здоровые с виду. Они не шатались, не хромали, не спотыкались, как можно было бы подумать. Напротив, двигались решительно, ступали твердо. На вид здоровее живых.