Джон Уиндем - Паутина Страница 11

Островитяне стояли неподвижно, глядя на десантные боты. Долго-долго никто не находил в себе силы перебороть нерешительность. Татаке негромко сказал им что-то на местном диалекте, и люди неохотно стали подбирать свои пожитки и переносить их на боты.

Татаке молча, почти не двигаясь, наблюдал за тем, как ботики снуют между берегом и судном. Когда все было почти закончено, к нему подошел губернатор.

– Все движется очень гладко. А вы, вождь, сделали перекличку?

Убедились, что все здесь?

– Нокики не здесь, – сказал ему Татаке.

– Где же он? Пошлите кого-нибудь за ним.

– Нокики не идет. Он так поклялся, – сказал Татаке и потом, перейдя на свой родной язык, добавил: – С ним восемьдесят моих людей. Они останутся на Танакуатуа. Они так поклялись.

– Восемьдесят! – воскликнул губернатор. – Почему же вы раньше мне об этом не сказали? Они должны покинуть остров. Все до единого. Я думал, вы это поняли.

Татаке молча пожал своими могучими плечами: – Нокики драться. Мужчины драться, – сказал он. И было похоже, что он начинает жалеть, что не присоединился к этим мужчинам.

– Совершеннейшая чепуха. – Губернатор нетерпеливо цокнул языком. – Почему вы не сказали об этом с самого начала. Эти люди что, не подчиняются вашему приказу? – Татаке глядел, не понимая. Губернатор все более выказывал нетерпение: – Приказ ясен. Не хотят по своей воле, придется вести силой.

Желательно было как можно реже прибегать к силе, но было предусмотрено и подобное развитие событий. Губернатор посовещался со своими офицерами, и вскоре от группы отделился один из его молодых помощников и направился вглубь острова к деревне. Вблизи первой хижины он остановился и оглядел покинутую деревню. Потом поднял рупор и принялся на диалекте, близком танакуатуанскому, убеждать деревья и кусты вокруг в необходимости оставить остров. После двухминутного обращения он опустил рупор и стал ждать ответа.

И дождался. Но в виде пущенного неизвестно откуда копья, которое воткнулось в землю в ярде слева от него. Копье все еще подрагивало, когда молодой человек, неодобрительно посмотрев на него, повернулся и пошел обратно, стараясь не ускорять шага. Второе копье вонзилось в каком-то футе позади.

Губернатор чиркнул записку и с десантным ботом отправил ее на корабль. Через десять минут бот вернулся со взводом полицейских в касках и с автоматами. Сержант поговорил с губернатором и вождем, а потом повел своих людей с оружием наизготовку в лес, и скоро они скрылись в кустах.

Минут через десять раздались призывы, усиленные рупором. А за ними – звуки выстрелов: винтовочная стрельба и автоматные очереди прозвучали весьма внушительно. Через некоторое время показался полицейский отряд, конвоирующий около сорока разоруженных и перепуганных островитян. Близкая стрельба из ручного оружия и пули, ломающие ветви над самой головой, совсем не походили на то, чего они ожидали, наслушавшись преданий о славной победе 1916 года.

Доведя до места своих присмиревших пленников, отряд перестроился и отправился снова в лес искать остальных. Из-за деревьев к разочарованным воинам по двое-трое начали выходить молодые женщины.

Татаке пересчитал людей. У Нокики теперь оставалось не больше двадцати человек.

На этот раз, огибая деревню по тропе, отряд напоролся на засаду. Трое полицейских, шедших впереди с шашками со слезоточивым газом в руках, пронзили копья, но остальные успели бросить свои шашки – и так окончилось сопротивление танакуатуан. Отряд полицейских снова возвратился на берег, ведя на этот раз еще пятнадцать плачущих и удрученных пленников. Нокики среди захваченных не было.

– Теперь их там осталось не больше полдюжины, вождь? – резко спросил разгневанный губернатор.

Татаке кивнул.

– Очень хорошо, – тоже кивнул губернатор. – Их предупреждали. Я не намерен дальше подвергать риску жизнь своих людей. Глупым упрямцам придется надеяться на удачу. – Он повернулся и поднялся на бот.

Через полчаса, благополучно миновав рифы, его корабль с толпящимися вдоль перил танакуатуанами, грустно провожавшими взглядом удаляющийся берег, дал полный ход…

Укрывшись в тени рощи, последние островитяне следили за тем, как корабль, описав большую дугу вокруг острова, направился на северо-запад. И только когда он превратился в маленькую точку, трое мужчин и женщина один за другим тихо разошлись. Нокики, казалось, и не заметил этого.

А вскоре и точка корабля растворилась в безграничной пустоте океана.

Замолкли птицы. Как только солнце окунулось в океан, сразу стало темно. Взошла луна, на воде засверкала рябью серебристая дорожка.

Нокики сидел все так же неподвижно. Теперь взгляд его черных глаз застыл там, где на горизонте кончалась лунная дорожка, но и ее он не видел. Перед его внутренним взором проносились картины из древних преданий. Он видел величественный флот каноэ, плавучих поселений, переносивших его предков через океанские просторы. Он вспоминал названия островов, где они оставались по нескольку лет, где вырастало одно, а то и два или три поколения, пока молодежь снова не начинала проявлять беспокойство и не пускалась вновь в вечные поиски рая. Он видел их большие военные каноэ. Они стрелой вылетали на берег после единого удара пятидесяти весел и выплескивали воинов, преодолевавших все преграды.

Вырастая в мужчин, все мальчики его племени узнавали из песен о славных победах и именах героев. Теперь эти песни звучали в голове Нокики…

Так жили его соплеменники. С тех самых времен, когда Накаа изгнал мужчин и женщин из Страны Счастья: странствуя по океану, сражаясь, снова отправляясь в путь, они вечно искали утерянный рай.

Даже приход белых вначале не очень сказался на привычном образе жизни, но потом со все возрастающей стремительностью белые стали менять мир. Силой своего оружия они захватили понравившиеся им земли. Начали устанавливать на этих землях свои законы, ломая традиции населявших их людей, и объявили своего высокомерного бога выше всех местных богов.

К стыду своему, люди подчинялись. Протестовали редко и нерешительно.

Большинство внимало речам белых, которые сбивали с толку. Они не смогли защитить от поругания свои обычаи, сами перестали выполнять свои обряды, потеряли уважение к тотемам. Удивительно ли, что оскорбленные духи предков с отвращением и презрением отринули их?

Таяла доблесть, умалялось достоинство, пока люди не превратились в малодушных смирных существ, которые, наконец, как сегодня, с покорностью стада поднялись вслед за белыми на корабль. Угасла последняя искра гордости. Вся доблесть предков была растрачена впустую, их знаменитые победы ничего не значили, голоса их духов никто не услышал. Это был конец.