Джон Уиндем - Паутина Страница 12

Таяла доблесть, умалялось достоинство, пока люди не превратились в малодушных смирных существ, которые, наконец, как сегодня, с покорностью стада поднялись вслед за белыми на корабль. Угасла последняя искра гордости. Вся доблесть предков была растрачена впустую, их знаменитые победы ничего не значили, голоса их духов никто не услышал. Это был конец.

Слезы стыда и бессильного гнева блестели на щеках Нокики, это были слезы по напрасно погибшим героям, по угасающему народу, по заброшенной чести, по исчезнувшему навсегда миру.

На рассвете возвратились остальные четверо. Мужчины молча сели на почтительном расстоянии. Женщина протянула Нокики еду на циновке и воду в украшенной резьбой скорлупе кокосового ореха.

После захода солнца они все вместе направились в опустевшую деревню.

У Нокики в уши и ноздри были уже продеты его лучшие костяные украшения.

Теперь он, подобно статуе, неподвижно стоял посреди хижины, пока женщина разрисовывала его тело красной и белой краской, нанося племенные узоры.

Последним она нарисовала у него на груди красного паука – тотем его клана.

Когда раскраска была закончена, он надел ожерелье из акульих зубов, черепаховую цепь, бусы из раковин и воткнул в волосы резной гребень. В довершение он застегнул свой шитый бисером пояс и заткнул за него длинный кинжал в ножнах. Затем вышел из хижины и направился к двойной вершине.

Посреди седловины он выбрал место и обозначил его белым камнем.

– Здесь мы воздвигнем жертвенник, – обратился он к мужчинам. А женщине приказал: – Женщина, ступай к Дереву Смерти и сплети мне циновку из его листьев.

Она несколько мгновений пристально вглядывалась в его лицо, затем слегка поклонилась и ушла. Мужчины принялись собирать камни.

Жертвенник был готов к полудню. Затем Нокики очертил землю перед алтарем прямоугольником размером с могилу. И начал копать. Остальным он не позволил помогать себе.

Когда вернулась женщина, Нокики уже закончил свою работу. Она посмотрела на яму, потом на него. Он ничего не сказал. Женщина раскатала сплетенную из листьев пандануса циновку и положила ее рядом с зияющей могилой.

Вскоре после захода солнца все, кроме Нокики, уснули. Он, как и предыдущую ночь, сидел, глядя поверх океана в даль памяти.

Еще не совсем рассвело, когда Нокики поднялся, подошел к жертвеннику и возложил на него свое подношение. Потом сел на корточки, глядя поверх жертвенника и могильной ямы на восток, в ожидании Ау, бога Восходящего Солнца.

Когда первые лучи тронули облака, Нокики запел. Его голос разбудил остальных.

Отзвучал гимн. Нокики встал, простер руки к поднявшейся из моря верхушке солнца, громко прося благословения у Ау, а через него и у младших богов на то, что он, их слуга, собирался совершить. На минуту он замер, как бы вслушиваясь в ответ, потом дважды кивнул и приступил к работе.

Именем Ау и всех младших богов он проклял остров Танакуатуа за то, что он погубил его народ. Он наложил заклятие на весь остров целиком – с севера на юг и с запада на восток, с вершины двойной горы до места, куда отступает вода во время самого большого отлива. Он проклял его почву и скалы, его горячие ключи и холодные родники, его плоды и его деревья, все, что бегало и ползало по нему, что прыгало или летало над ним, корни, скрытые в земле, все живое, оставшееся в лужах после отлива. И проклятие должно оставаться и днем и ночью, в сухой сезон и в сезон дождей, в бурю и в штиль.

Его слушатели никогда не были свидетелями такого всеобъемлющего проклятия, и оно потрясло их и устрашило до глубины души.

Но Нокики еще не закончил. Теперь он воззвал к самому Накаа – всевышнему судье, перед которым на пути из этого мира в Страну Теней должны пройти каждый мужчина и каждая женщина.

Он просил Накаа сделать остров Танакуатуа навечно табу для всех людей. Пусть всякий, кто попытается поселиться на нем, заболеет и умрет, высохнет до полного исчезновения, так что даже его прах развеет ветром; а когда души этих людей предстанут перед его судом, пусть он отправит их по дороге не в Страну Блаженства, а на вечные муки, чтобы они, как и все нарушители табу, корчились на кольях в Ямах.

Высказав свою гневную просьбу, Нокики застыл с опущенными руками.

Почти минуту он не отрываясь глядел на вставшее солнце, потом вдруг молниеносным движением выхватил свой нож и вонзил его себе глубоко в грудь. Он пошатнулся, его колени подогнулись, и тело рухнуло на жертвенник…

Соплеменники завернули Нокики в циновку из листьев пандануса, и, пока мужчины хоронили его в могиле, вырытой им для себя, женщина искала остроконечный камень. Найдя, она нарисовала на нем паука – тотем рода – и воткнула его в утоптанную землю над местом, где покоился теперь Нокики.

Потом все четверо поспешили в деревню, чтобы собрать немного клубней таро, кокосовых орехов, взять сушеной рыбы и наполнить несколько тыкв свежей водой, и тут же направились к берегу и спустили на воду каноэ.

Пересекая лагуну, они то и дело со страхом оглядывались на остров.

Никто из них не сомневался, что просьба Нокики, подкрепленная его жертвой, будет принята, но никому не ведомо было, сколько времени понадобится Накаа, чтобы вынести приговор и когда табу станет законом.

За линией рифов страх поутих и постепенно отступал по мере того, как удалялся оставшийся за кормой остров. Но только когда двойная вершина скрылась за линией горизонта, люди в лодке смогли вздохнуть полной грудью…

Через шесть месяцев группа экспертов, отбиравшая пробы на Танакуатуа, составили заключение: «Приведенный выше отчет свидетельствует, что перемена направления ветра на высоте 2000 футов, происшедшая через 2 часа после испытания „Зироу“, вызвала перемещение некоторого количества радиоактивных веществ в юго-западном направлении. В процессе осаждения большая часть радиоактивных частиц была отнесена к востоку противоположным потоком на меньшей высоте.

Вследствие чего остров все же подвергся радиоактивному заражению, как и предполагалось, но осадки там были весьма незначительными.

Согласно измерениям, радиоактивность несколько повышена в восточной части острова, но на остальной территории пренебрежимо мала и нигде не достигает уровня, определяемого как опасный.

И все же нельзя исключить, что питание исключительно продуктами, выращенными на такой даже в малой степени зараженной почве, не приведет к аккумуляции радиоактивных веществ, опасных для растущего детского организма. Принимая во внимание все вышеизложенное и возможную реакцию общественного мнения на все, что даже отдаленно связано с радиоактивными осадками от настоящего испытания, в данный момент неразумно было бы официально объявить остров «чистым».