Брайан Д'Амато - Хранитель солнца, или Ритуалы Апокалипсиса Страница 11

Новые лекарственные средства позволили взять под контроль мою гемофилию, но, пока суд да дело, мне поставили еще один диагноз: «эмоциональные проблемы развития на почве посттравматического стрессового расстройства», сопровождаемые «спорадическими эйдетическими[41] воспоминаниями». Предположительно ПТСР могут проявляться в виде синдрома Аспергера.[42] Но у меня не было аутизма в традиционном понимании — мне, например, нравилось изучать новые языки, и я не возражал против «опытного помещения в новые педагогические ситуации». Один врач в Солт-Лейк сказал мне, что ПТСР — это общий термин, который не обозначает полностью то, что есть у меня (или то, чего у меня нет). Отсюда, как я понял, вытекало следующее: на гранты мне рассчитывать не приходится.

В сентябре 1988 года аспирантка-этнограф из УБЯ[43] пришла с лекцией в нашу среднюю школу, и это изменило мою жизнь. Девушка показывала видео со старыми кива[44] и танцами урожая зуни, а когда глаза у меня уже начали смыкаться, на экране замелькали пирамиды майя, и тут я проснулся. Набрался храбрости и задал несколько вопросов. Она поинтересовалась, из какого я класса. Через несколько дней меня и нескольких других краснокожих отпустили в Солт-Лейк на конференцию (на которой аспирантка председательствовала). Там предоставлялись гранты программы по расселению коренных американцев. Участники собрались в физкультурном зале средней школы, в повестку входили резьба по кремню и разрисовка лица акриловыми красками «Ликвитекс».[45] Один из практикантов представил меня профессору по имени Джун Секстон, и когда я сказал ей, откуда я, она стала говорить со мной на довольно бойком юкатекском. У меня просто глаза на лоб полезли. Вдруг она спросила, играл ли я когда-нибудь в el juego del mundo, я ответил, что не понимаю, о чем она говорит, она уточнила, что еще это называется «Алка’ калаб’еерах» — «игра жертвоприношения». Похожие слова я слышал когда-то от своей матери, поэтому сказал «да». Тогда профессор вытащила жестяную коробочку «Алтоидз»,[46] наполненную необычайно красными семенами дерева тц’ите. Поначалу я впал в ступор, потому что меня обуяло чувство, напоминающее если не ностальгию, то уж точно ее бедного родственника, но взял себя в руки, и мы сыграли без всякого энтузиазма несколько кругов. Джун сообщила, что один ее коллега-математик исследует майяские способы ворожбы и будет рад, если я научу его своей версии игры. Мозги у меня соображали быстро, и я выпалил: с удовольствием, мол, правда, после занятий не могу. Что угодно, лишь бы не торчать в школе по выходным.

Невероятно, но неделю спустя зеленый фургончик из конторы под названием ФИДМИ — Фонд изучения древностей и мормонских исследований — и в самом деле заехал за мной перед ланчем и повез в горы на север, в город Прово, где находился УБЯ. Джун привела меня в неприметное здание и познакомила с профессором Таро Мора. Он показался мне старым мудрецом, хотя ему было всего только сорок. Этакий Пэт Морита из фильма «Малыш-каратист».[47] В его кабинете я не увидел никаких изысков. Вдоль одной стены стояли стеллажи с книгами и журналами по го (азиатская игра, в которую играют черными и белыми камушками), а у другой громоздились издания, посвященные теории вероятностей и теории игр. Профессор работал в области прогнозирования катастроф. Он сказал, что собирает разновидности игры жертвоприношения по всей Центральной Америке, но о моей версии слышал всего от двух-трех человек, и она по нескольким важным особенностям отличается от прочих. Во-первых, в большинстве случаев клиент приходит и говорит: «Пожалуйста, узнай для меня у черепов (семян) вот об этом», а все остальное уже делает солнцескладыватель. А в том варианте, который показала мне мама, заказчик играет против х’мена. Во-вторых, она делала поле в форме креста, тогда как другие в основном высыпали семена в один ряд на кусок полотна, положенный на ровную поверхность. И в-третьих, что поразило Таро более всего, игре меня научила женщина.

Неслыханное дело! Почти на всей майяской территории складыватели были мужчинами. Мора сказал, что он не этнограф, тем не менее его предположение может оказаться верным: моя мать — наследница чоланской традиции тайных женских обществ, которые практически исчезли вскоре после испанского завоевания.

Таро встречался со мной по два раза в неделю до конца следующего семестра, а потом вернулся в Нью-Хейвен. К тому времени мне уже было известно, что он руководит исследовательским проектом «Пачиси» и придерживается теории, согласно которой все, или почти все, современные игры восходят к одному и тому же предшественнику — единичной игре. В своей лаборатории вместе с аспирантами Таро пытался реконструировать ее, собирая игры племен Центральной Азии, но очень скоро исследования привели его в Америку.

Этнографы в то время напустились на эту идею, как коршуны. Она и в самом деле немного напоминала теорию фон Дэникена со всякими прибамбасами типа культовой археологии и контактов с инопланетянами. Однако профессора Мору нападки мало волновали. Он был математиком, чистой воды исследователем и одним из немногих ученых, работавших в смежных областях теории катастроф, физики сложных систем и теории рекомбинантных игр, или ТРИ. Последняя в основном рассматривает такие игры, как шахматы и го, где фигуры — это единицы различной силы в пространстве. Экономисты, генералы и все прочие со времен Второй мировой войны обращались к классической теории вероятностей (которая связана прежде всего с азартными играми), а прикладная ТРИ вошла в моду только в 1990-е годы. Таро же полагал, что с помощью возрожденной версии игры жертвоприношения, используемой в качестве этакого очеловеченного интерфейса, можно значительно улучшить стратегическое моделирование, например, при разработке экономических прогнозов, сценариев сражений и даже при составлении прогнозов погоды. Профессор провел несколько удачных экспериментов еще до встречи со мной, но, прежде чем публиковать какие-то выводы, желал получить еще более убедительные результаты. В его лаборатории были созданы десятки реконструкций первоначального игрового поля. Мы с его командой (до и после моего поступления в колледж) потратили сотни часов, пытаясь докопаться до истины. Но вот что нам неизменно мешало: даже при полной уверенности, что игровое поле выглядело именно так, а не иначе, мы не знали точно, каким в древности был способ подсчета камушков или семян и тому подобного. И потому Таро решил испробовать другой подход. Он закупил мозговые сканеры.