Светлана Тулина - Воображала Страница 11

Конти внезапно поворачивается. Говорит как о давно решенном:

— Она поедет со мной.

На лице фрау Марты проступает крайняя степень почтительного неодобрения.

Желтое солнце на темно-синем небе.

Солнце и звезды.

Мост.

Грохочущие динамики.

Оператор в спецовке бросается к перилам, не отрываясь от камеры. Общее замешательство. В рапиде, взятая снизу на фоне темной синевы — яркая фигурка с раскинутыми руками.

Чей-то растерянный крик: «Что случилось?».

Узкоглазый швейцар в стилизованном наряде самурая, улыбаясь и сверкая в поклонах залакированной до стеклянного блеска ритуальной прической с выбритыми полосками, распахивает тяжелую дверь. Внешним видом швейцара и россыпью иероглифов на двери экзотика ограничивается — холл отеля имеет вполне западный вид, да и одеты остальные служащие куда менее традиционно. Портье (серый костюм, белая рубашка, галстук, пробор) начинает улыбаться и кланяться еще издали, кладет на стойку старомодный регистрационный журнал:

— Вот здесь, прошу вас… Благодарю вас!

Конти задерживается у стойки, носильщик с чемоданами проходит к старинному лифту с решетчатыми раздвижными дверями. За ним идет девочка лет шести, ее видно лишь со спины. Светло-рыжие волосы сколоты на затылке голубым бантом с оранжевой, в тон блузки, каймой. Белые шортики, белые носочки, голубые сандалики.

В лифте она оборачивается, но створки уже закрываются, на лицо ее ложатся тени от решеток, путаница движущихся темных и светлых пятен, больше ничего не различить…

Камера надвигается на двери, двери распахиваются. Это двери номера. Входит Конти с огромным меховым тигром в руках, улыбается:

— Смотри, Тори, что я тебе…

Замолкает, перестает улыбаться.

Камера стремительно разворачивается, скользит панорамой по вполне европейской обстановке — обезличенно-белая мебель, стекло, зеркала, множество мелких светильников на шарнирах, пушистые ковры светлых тонов, напротив окна — странный мобиль, серебряная фольга и хрустальные подвески находятся в непрерывном движении, сверкая искрами и тихонько позванивая.

По инерции камера проскакивает мимо бело-оранжевой фигурки у стены.

Возвращается.

Зеркала.

Поправка — огромное зеркало. И много маленьких.

Поправка — зеркало во всю стену между диваном и встроенным телевизором.

Девочка в белых брюках и оранжевой футболке стоит рядом с ним, почти прижавшись лицом к стеклу. Она кажется еще меньше рядом с таким огромным зеркалом.

Легкий шорох — это падает на пол мягкая игрушка. И звенят подвески мобиля.

Зеркало во всю стену.

Звон.

Все стены зеркальные, звон, и с каждой секундой звон нарастает, а зеркал становится все больше и больше.

И перед каждым — замершая распластанная фигурка.

Звон нарастает, начинает вибрировать.

Воображала медленно оборачивается. (Поворот не доведен до конца, повторяется, ускоряясь, и опять возврат…) Звон достигает высшей точки, обрывается со звуком лопнувшей струны.

Воображала оборачивается.

Ее лицо на полуфазе, размыто и нечетко — какое-то время оно с улыбкой и без шрамов, в следующий миг такое, как на самом деле, больше похожее на сшитую из кусочков белой кожи карнавальную Маску Смерти, эти периоды укорачиваются вместе с затуханием отзвука лопнувшей струны, переходят в стремительную дрожь, сливаются в одно. Оно тоже сначала нечетко, потом улыбка побеждает, озаряет комнату яркой вспышкой и медленно затухает.

Воображала снова лицом к зеркалу, ласково проводит по нему рукой, говорит с тихим восторгом:

— Красивая штука, правда!?..

В зеркале отражаются хрустальные подвески мобиля. Они дрожат, переливаются, камера сосредоточена на них, отражение Воображалы становится нечетким и пропадает.

Подвески мобиля слабо мерцают в свете бра.

За огромным окном — ночь. У окна — сервировочный столик с остатками ужина. На краю — переполненная пепельница, мятые окурки разбросаны между тарелок. Некоторые еще дымятся.

Конти сидит в большом кресле, курит. На Воображалу смотреть избегает.

Воображала сидит на кровати, поджав ноги, тянет сок из пакета через соломинку. Она сидит полубоком, распущенные волосы падают на лоб, лица не видно, только острый подбородок. В ее руках попискивает какая-то электронная игрушка.

Тишина внезапно нарушается глухим стуком, Конти вздрагивает. Это Воображала ставит опустевший пакет на столик, откладывает игрушку, тянет вкрадциво:

— Пап, а пап… а ты мне такую штуку купишь?

Конти не отвечает, его взгляд прикован к лежащему на ковре пушистому тигру. Воображала водит пальчиком по спинке кровати, в голосе ее появляется просительная интонация:

— Па-а, ты за весь вечер ни слова мне не сказал! Ты что — сердишься?

Конти молчит, продолжая курить. Не удержавшись, бросает на дочь вороватый взгляд, но лица не видно, только спутанные рыжие прядки, и он снова смотрит на плюшевого тигра.

Воображала глядится в зеркало, говорит с обиженным недоверием:

— Но ты же не должен сердиться! Я ведь хорошо себя вела, правда? Я же совсем ничего не делала… А ты сегодня даже ни разу не сказал, что я красивая!

Конти вздрагивает, роняет сигарету…

За окном — глубокая ночь большого города. Мигание неоновых реклам, черное беззвездное небо, черные громады домов с редкими пятнами светящихся окон. На подоконнике сидит Конти, курит, зажигая одну сигарету от другой, смотрит в ночь. В номере полумрак и тишина, только чуть позванивают мягко мерцающие подвески мобиля.

Воображала спит, свернувшись на огромной кровати, разметавшиеся по подушке волосы в полумраке кажутся темными, лицо повернуто к стене. На затылке лежит ярким пятном свет маленькой лампы. Конти долго смотрит на это яркое пятно — единственное яркое пятно в темной комнате, — во взгляде его растет напряжение, с забытой сигареты осыпается на пол столбик пепла. Наконец Конти решается — осторожно встает, крадучись, подходит к кровати, наклоняется.

Но Воображала спит, уткнувшись лицом в подушку, и только от уха змеится по шее светлый тонкий шрам.

Конти смотрит на этот шрам, протягивает руку, но тут же отдергивает. Пожимает плечами, устало трет лоб, улыбается криво, но с облегением.

Выключает свет…

Яркое солнечное утро. Конти выходит из ванной с полотенцем через плечо. Он в приподнятом настроении, от вечерних страхов не осталось и следа, улыбка легкая и беззаботная, походка танцующая. Замирает, глядя мимо камеры (та разворачивается, прослеживая его взгляд).