Герберт Уэллс - Остров доктора Моро Страница 13

Проснулся я в полдень и очень долгое время оставался лежать без движения, созерцая потолок. Стропила, как я заметил, были взяты из обломков корабля. На столе стоял приготовленный завтрак. Сильный голод заставил меня попробовать выйти из гамака, который, не смотря на вою мою осторожность, раскачался, и я, выпав из него, растянулся на полу. Я поднялся и расположился у стола; в моей тяжелой голове вначале вертелись какие-то смутные воспоминания о происшедшем накануне. Свежий утренний ветерок, дувший в окно без стекол, и пища, которую я ел, привели меня в это утро в самое благодушное настроение. Внезапно дверь, ведущая во внутренность ограды, отворилась позади меня, и вошел Монгомери.

— Как поживаете? — произнес он. — Я страшно занят!

Он закрыл за собою дверь, но забыл ее замкнуть на ключ.

Выражение его лица в прошедшую ночь почему-то пришло мне на память, и все мои воспоминания о перенесенных испытаниях, мало-помалу, воскресли. Нечто в роде страха опять напало на меня, и в тот же самый момент снова послышался болезненный вопль. На сей раз, однако, то не был более голос пумы. Я положил обратно на мою тарелку приготовленный кусочек и стал прислушиваться. Кругом царило молчание, один только утренний ветерок нарушал ее. Я готов был уже склониться к тому, что ослышался. После долгой паузы я опять принялся за еду, не переставая прислушиваться. Немного спустя, раздался новый, едва внятный и тихий шум. Я остолбенел. Правда, шум был слабый и глухой, но он тронул меня гораздо глубже всего того, что я слышал из-за этой стены.

На этот раз оказывалось невозможным заблуждаться относительно природы слышимых слабых и перемежающихся звуков. Происхождение их было вне всякого сомнения. То были отрывистые, сдерживаемые рыдания и мучительные стоны. Я не мог более ошибаться в их значении: человеческое существо подвергалось пытке.

При такой мысли я встал, в три прыжка пробежал пространство, отделявшее меня от внутренней двери комнаты, и, схватившись за дверную ручку, отворил ее настежь.

— Эй! Прендик! Остановитесь! — вскричал Монгомери, стараясь догнать меня. Громадная собака неожиданно залаяла и заворчала. Я увидал кровь в канаве, сгустки ее на земле в различных местах и вдыхал особенный кислый специфический запах. Через приотворенную дверь, на другой стороне двора, в тени можно было с трудом различить какое-то существо, растянутое на особого рода станке. Оно было все в крови и во многих местах обвязано бинтами. Вдруг, заслоняя своим корпусом это зрелище, появился старый Моро, бледный и страшный. В мгновение ока схватил он меня своей запачканной кровью рукою за плечо и, подняв с земля, как малое дитя, швырнул меня обратно в мою комнату. Я растянулся во всю длину на полу; дверь захлопнулась за мною и скрыла таким образом от меня выражение ужасного гнева на его лице. Ключ быстро повернулся в замке, и послышался голос Монгомери, оправдывающий себя.

— Разрушить работу целой жизни! — кричал Моро.

— Он не понимает… — говорил Монгомери среди других неясных фраз.

— У меня нет еще свободного времени! — отвечал Моро.

Остальной разговор ускользнул от моего слуха. Я поднялся на ноги, весь дрожа; в моем уме стоял один хаос самых ужаснейших опасений. Неужели, думал я, подобные вещи возможны? Человеческая вивисекция! Этот вопрос, подобно молнии среди мрачных туч, блеснул в моей голове, и вдруг смертельный ужас при мысли, что и мне не избежать опасности, всецело овладел моим существом.

Безрассудная надежда на спасение не покинула меня, так как наружная дверь комнаты была еще открыта. Теперь я окончательно убедился, что Моро занимался вивисекцией людей. С самого начала своего прибытия на остров, слыша его имя, я постоянно силился каким-нибудь образом ронять чрезвычайную уродливость островитян; теперь становилось все ясным. В памяти воскресли его работы о переливании крови. Виденные мною создания были жертвами его гнусных опытов.

С отвратительным самохвалением Моро и Монгомери намеревались охранять меня, обманывая своими дружескими обещаниями, чтобы тем легче уготовить мне участь, худшую самой смерти, — пытки, а после нее ужаснейшего унижения, какое только можно представить, а затем присоединить меня, потерявшего душу и озверевшего, к числу остальных их уродов. Мои глаза искали какого-нибудь оружия, но не нашли ничего. Какое-то вдохновение осенило меня свыше. Я перевернул складное кресло и, наступив на одну из его сторон ногою, вырвал самый толстый брусок из него. Случайно вместе с деревом вырвался и гвоздь, прошедший его насквозь; этим брусок обращался в действительное оружие, так как, в противном случае, не представлял из себя ничего опасного. За дверью послышались шаги, и я поспешил быстро отворить дверь: в нескольких шагах от нея находился Монгомери, идущий с намерением затворить также и наружный вход.

Я направил свое оружие на него, целясь в голову, но он отпрыгнул назад. С минуту я колебался, а потом со всех ног пустился бежать и скрылся за углом стены.

— Прендик!.. Эй, Прендик! — кричал Монгомери, остановившись в полном изумлении. — Прендик!.. Не будьте глупцом!..

Минута промедления, думалось мне, и я был бы заперт и подвергся участи одной из морских свинок лаборатории. Монгомери показался из-за угла ограды, все еще не переставая звать меня. Он бросился по моим следам, что-то крича мне, чего невозможно было расслышать. На этот раз я бежал со стремительною быстротою, не зная куда, по направлению на северо-восток. С путем моей предшествующей прогулки оно образовывало прямой угол. Раз, взбираясь на прибрежный холм и посмотрев через плечо назад, я увидел фигуру Монгомери в сопровождении его слуги. Быстро сбежал я с вершины холма и углубился в скалистую долину, окаймленную непроходимой чащей. Такое бегство продолжалось, может быть, с версту, грудь моя сжималась, стук сердца отдавался в ушах; не слыша за собой ни Монгомери, ни его слуги и чувствуя себя близким к обмороку, я круто повернул к берегу, где надеялся найти защиту среди густо растущих камышей. Долго я оставался там, не будучи в состоянии от страха и изнеможения ни двинуться с места, ни придумать какого-либо плана действия. В диком пейзаже, окружавшем меня, все дремало под лучами солнца, и только несколько насекомых, обеспокоенных моим присутствием, жужжали изо всех сил. До моего слуха достигал правильный рев прибрежного прибоя волн.

Спустя около часу времени, я услышал Монгомери, выкрикивающего мое имя где-то далеко на севере. Это заставило меня составить план действия. Остров, по моему убеждению, был населен только этими двумя вивисекторами и их озверевшими жертвами. Конечно, последние, в случае крайней нужды, могли быть обращены против меня. Мне было известно, что у Моро и Монгомери имелось по револьверу; я же, если не считать маленького деревянного бруска, снабженного гвоздем — карикатура дубины — был безоружен. Также, оставаясь на том же самом месте, мне нечего было достать есть и пить, и, таким образом, мое положение становилось отчаянным. Слишком слабые познания по ботанике не позволяли мне отличить съедобные корни или плоды от несъедобных; в руках не было никакой западни для ловли кроликов, выпущенных на остров. Мужество все более и более покидало меня. В таком безысходном положении пришли мне на мысль те озверевшие люди, с которыми я уже встречался. В воспоминаниях о них я пытался укрепить свою надежду на спасение: представлял поочередно каждого из виденных мною существ и усердно отыскивал в чертах их характера какое-нибудь качество, могущее послужить мне на пользу.