Остин Рейн - Безымянная земля Страница 13

Это произошло в тот день, когда ему в драке сломали нос и, кроме того, избили столь жестоко, что Рикон впервые в жизни потерял сознание. Ранним утром он пришел в себя на постели в доме одной из своих подружек, Боры. По-видимому, она перетащила его сюда и теперь выхаживала – Рикон ощущал на лице, шее и груди прикосновение влажных тряпок с сильным запахом травяного настоя. Он уже не раз ночевал в ее чистом глинобитном домике, с оштукатуренными голубоватыми стенами, прохладным земляным полом и ослепительно белыми занавесками на крошечном окне. Бора нравилась красавцу-матросу не больше и не меньше, чем остальные его поклонницы, но она выгодно отличалась от многих тем, что была редкой чистюлей. И еще очень любила цветы – прямо на полу вдоль стен стояли большие деревянные кадки, а в них росла всякая зелень, и цветущая и нет, отчего аромат здесь всегда был удивительно приятным.

Однако сейчас, разглядев привычную обстановку и ощутив знакомые запахи, матрос почувствовал… отвращение. До чего же тут все мерзко, подумалось ему. Ни уютной темноты, ни сырости, ни пыли, ни блеска развешанной повсюду паутины, в которой покачивается очередная жертва. Как только люди могут так жить? А воняет до чего отвратно! Он закрыл глаза и постарался припомнить подробности только что приснившегося сна, который разбередил душу, породив сладкую грусть и тоску о том, чего уже не вернуть.

Ему снилось, что в полутемном, низком, но довольно просторном помещении он играет с маленькими паучатами, своими братьями и сестрами. Они боролись, карабкались друг на друга, убегали и догоняли, покусывали и толкались – все это без злости, конечно, в шутку, весело. Паучата были такие славненькие, мохнатые, с цепкими, быстрыми лапками и блестящими черными глазками; и от них очень приятно пахло. Хотя Рикон возился вместе с ними, он выглядел как человеческий детеныш – в поле его зрения попадала то собственная голая коленка, то вытянутые вперед руки. Но это ни его, ни паучат нисколько не смущало – все ничуть не сомневались, что Рикон был одним из них и по праву находился тут. Да иначе и быть не могло – их разумы были слиты воедино, они постоянно слышали друг друга, ощущали друг друга, и это было так здорово, так замечательно, так ни с чем не сравнимо, что…

Сквозь призрачное видение до Рикона донесся легкий шум. Он нехотя открыл глаза и увидел склонившееся над собой лицо Боры – с отвратительно гладкой кожей, уродливое по своим пропорциям, всего с двумя водянисто-голубыми глазами и светлой копной растущих на совершенно неподходящем месте волос. Волной нахлынул ее запах – точнее говоря, смрад, от которого он едва не задохнулся.

Рикон начал медленно приподниматься на постели, и что-то в выражении его лица заставило девушку отпрянуть. Однако никаких враждебных намерений у него не было. Он просто перегнулся через край постели, и его вырвало, буквально вывернуло наизнанку от гадливого отвращения. Потом он снова откинулся на подушку, закрыл глаза и беззвучно заплакал – от жалости к самому себе, к своим собратьям, истребляемым с невиданной жестокостью; от сожаления о безвозвратно ушедшей поре детства и юности, таких прекрасных и таких далеких; от жгучей боли при мысли о том, что он сам долгие годы был соучастником несправедливой и кровавой бойни, учиненной людьми над пауками.

Спустя некоторое время он встал и, не сказав Боре ни слова, ушел.

В его душе не было ни злобы, ни ненависти – лишь боль, стыд и ощущение полной потерянности. Так, наверно, чувствовал бы себя человек, внезапно оказавшийся в мире, где все чужое – и природа, и образ жизни, и обитающие в нем создания. И не просто чужое, но неприятно чужое, скорее – чуждое. Каково человеку было бы жить, скажем, среди змей? Или крокодилов? Или вообще среди монстров, которых и вообразить невозможно?

Рикон бросил пить, да, но только потому, что его выворачивало от одного духа хмельного. Он бы и есть бросил – вид и запах человеческой пищи тоже вызывали у него отвращение, – если бы это не требовалось для поддержания жизни. Солнечный свет теперь раздражал его, поэтому днем Рикон спал, а ночью бродил по острову в неизбывной тоске, будто хотел что-то найти или вспомнить.

Нет, конечно, не найти. Что он мог найти на этом острове – Рикон, как и остальные члены экипажа «Ундины», жил на острове Вьянко, у причала которого швартовалось судно во время стоянок, – где вот уже много лет был вытравлен всякий намек на то, что когда-то тут обитали пауки?!

Он надеялся вспомнить, и иногда это ему удавалось. Случалось, что, свернув за угол на улицах построенного людьми города или выйдя на поляну в лесистой части острова, он внезапно видел, каким это место было раньше. Все можно было уничтожить – древние развалины, в которых прежде обитали пауки; тенета, протянутые между деревьями; самих пауков, всех до единого, включая крошечных, едва появившихся на свет, – но земля помнила все, и ее воспоминания были доступны для тех, кто страстно желал этого.

Воспоминания заставляли сердце Рикона сжиматься от радости и боли. Но, главное, они вынуждали его снова и снова задаваться вопросом: как мог он забыть о том, кем был? Забыть настолько, чтобы принимать участие в кровавых расправах над себе подобными? И, главное, как остановить эту жуткую бойню? Или, по крайней мере, как больше не участвовать в ней?

Отправляясь на корабль, Рикон ломал себе голову над тем, под каким предлогом, не вызывающим подозрений, он мог бы снова остаться караулить «Ундину». Но все оказалось очень просто – капитан, встревоженный болезненным видом матроса, сам решил не брать его с собой, когда они отправятся… При одной мысли о том, куда и зачем они направляются, у Рикона буквально темнело в глазах. А капитан еще явно сочувствовал ему, не сомневаясь, что тот просто жаждет приложить руку к этой… бойне, иначе не скажешь.

И все же сколько он ни бился, но придумать способ помешать остальным делать их черное дело Рикон не мог. До тех самых пор, пока не понял, что все уходят, а Сонк, чье сознание витало неизвестно где, остается на корабле. По крайней мере, на некоторое время. Даже не сам Сонк, а его тело, беспомощное и беззащитное. И тут Рикона осенило. Если вывести из строя знаменитого Владыку Вьянко, остальные наверняка откажутся от своего намерения. Ибо знают, что без Сонка они – ничто! И еще потому, что если с одним из них случалась беда, все остальное сразу же отступало на второй план.

Рикон не думал о том, что срыв одной этой экспедиции, даже если он удастся, ничего не изменит по существу. Не беспокоила его и собственная судьба. Он только что пережил гибель одного своего собрата, утонувшего в реке, и готов был на все, лишь бы подобная участь не постигла остальных, не подозревающих пока ни о чем. Команда Вьянко и людей, возглавляемая Владыкой Сонком, была умела и безжалостна, у пауков практически не оставалось ни малейшего шанса уцелеть.