Урсула Ле Гуин - Левая рука тьмы Страница 15

Я расположился в грязноватой переполненной гостинице, примостившейся у подножия Башни. Встал я на рассвете, промучившись всю ночь в плохих снах, и уплатил хозяину за постель, завтрак и неопределенные указания, какой путь я должен избрать, чтобы добраться пешком до древней Крепости недалеко от Рера. Когда я вышел из города, держа путь к югу, за моей спиной высилась Башня, справа поднимались огромные белые склоны Каргава, а фермерские дети, встретившиеся мне по дороге, сказали, где свернуть, чтобы добраться до Азерхорда.

Я пришел туда к полудню. То есть, к этому времени я достиг определенного места, но не был уверен, то ли это, что мне было нужно. Я оказался в густом лесу, но чувствовалось, что за деревьями ухаживали более внимательно, чем это принято в Кархиде, и тут была видна рука опытного лесника: тропинка вилась меж стволов деревьев по склону холма. Спустя некоторое время заметил, что справа от тропы стоит деревянная хижина, а затем в глаза мне бросилось большое деревянное строение несколько впереди и слева, откуда доносился ароматный запах свежеподжаренной рыбы.

Чувствуя легкую растерянность, я медленно шел по тропе. Я не знал, как Хандарраты относятся к случайным путникам, к туристам. В сущности, я знал о них очень немного. Хандарра — это религия без институтов, без священников, без иерархии, без обетов, клятв и символов веры, я даже не имел представления, есть ли у них Бог или нет. Все было расплывчато и неуловимо. Она проявлялась только в Крепостях, достигнув которых, люди могли отдохнуть и провести тут одну ночь или всю жизнь. Я бы никогда не позволил себе вторгаться в убежища этого загадочного непостижимого культа, если бы не хотел получить ответ на вопрос, который остался невыясненным Исследователями: кто такие Предсказатели и чем они на самом деле занимаются?

Ныне я пробыл в Кархиде дольше, чем Исследователи, и серьезно сомневался, что истории о Предсказателях и их пророчествах в самом деле что-то содержат в себе. Легенды о предсказаниях довольно широко распространены по всем Обиталищам Человека. Говорят боги, говорят духи, говорят компьютеры. Двусмысленность оракулов и неопределенность статистики дают возможность для различных уверток и лазеек, но противоречия стираются силой Веры. Тем не менее, имело смысл разобраться в легендах. Пока еще мне не удавалось убедить ни одного кархидца в существовании телепатических коммуникаций; они не могли поверить в них, пока не «увидят» и, в сущности, моя позиция по отношению к Предсказателям Хандарры была точно такая же.

Двигаясь дальше по тропе, я заметил, что вокруг простирается целая деревня или городок, разместившийся в лесной тени, который был столь же хаотичен, как Рер, но дышал миром, покоем и тайной. На каждой крыше и над тропинкой колыхались купы хемменов, самого обычного дерева на Зиме, высоких, стройных хвойных деревьев с толстыми, бледно-пурпурными иглами. Шишки хеммена падали на тропинки, ветер благоухал ароматом пыльцы, и все дома были построены из досок темной древесины хеммена. Наконец, когда я остановился, прикидывая, в какую дверь постучаться, какой-то человек вышел из-за деревьев и вежливо поздоровался со мной.

— Вы ищете место, где остановиться? — спросил он.

— Я пришел с вопросом для Предсказателей.

Я решил сначала предстать перед ними как кархидец. Как и Исследователям, мне не доставляло трудностей изобразить из себя местного жителя, если мне это было нужно; учитывая количество кархидских диалектов, мой акцент не обращал на себя внимания, а мои сексуальные аномалии были скрыты плотной одеждой. Я не обладал густой шапкой волос и скошенными книзу уголками глаз, как типичный геттенианин, и был чернее и выше большинства из них, но все мои отклонения были в пределах нормы. С тех пор как я покинул Оллул, я постоянно уничтожал волосы на подбородке (к тому времени мы еще не знали о «волосатых» племенах Перунтера, которые не только носят бороды, но и покрыты волосами с головы до ног, как Белые Земляне). Как-то мне задали вопрос, почему у меня сломанный нос. Нос у меня был просто плоским, у геттениан же носы выступающие и узкие, с узкими ноздрями, хорошо приспособленными для того, чтобы дышать морозным воздухом. Человек, появившийся на тропинке, с легким интересом посмотрел на мой нос и ответил:

— Тогда, может быть, вы захотите переговорить с Ткачом? Сейчас он внизу на поляне, куда пошел за дровами. Или же вы предпочитаете поговорить сначала с кем-то из Холостяков?

— Я не уверен, что… Видите ли, я совершенно невежествен…

Молодой человек засмеялся и поклонился.

— Я польщен! — сказал он. — Я прожил тут три года, но не обрел еще столько невежества, чтобы имело смысл говорить о нем. — Он веселился от души, но вел себя очень вежливо, и я уже достаточно обладал знаниями о Хандарре, чтобы не вступать в стычки из-за того, что меня поддразнивают; я выглядел так, словно, встретившись с ним, сказал: «Я исключительно красив…»

— Я хотел сказать, что ничего не знаю о Предсказателях…

— Завидую! — сказал молодой обитатель этих мест. — Смотрите, нам придется испятнать чистый снег отпечатками своих ног, чтобы попасть куда-нибудь. Могу ли я показать вам путь на поляну? Меня зовут Госс.

Это было его первым именем.

— Дженри, — сказал я, избегая произносить звук «л».

Следуя за Госсом, я вступил в прохладную тень леса. Узкая тропинка часто меняла направление, то взбегая на склон, то снова сбегая с него; тут и там, то прижавшись к толстым стволам деревьев, то в отдалении от них, стояли маленькие дома, выкрашенные в цвета лесной зелени. Все вокруг было красным и коричневым, сыроватым, неподвижным, ароматным, скрытым во мраке. Из одного домика доносились нежные свистящие звуки кархидской флейты. Госс шел в нескольких ярдах передо мной, двигаясь легко и быстро, изящный как девушка. Его белая рубашка блеснула передо мной, и вслед за ним я вышел из тени на ярко освещенную большую зеленую лужайку.

В двадцати футах от нас я увидел стройную неподвижную фигуру, стоящую к нам в профиль: ее пурпурный хиеб и белоснежная рубашка ослепительной эмалью выделялись в зелени высокой травы. В ста ярдах от него стояла другая статуя, на этот раз в белом и синем; фигура эта ни разу не взглянула на нас, не пошевелилась в то время, пока мы говорили с первым. Они практиковались в дисциплине Хандарры, именуемой Присутствие, которая представляет собой некий вид транса. Хандарраты, идущие от противного, именуют ее «нетранс», что включает в себя саморастворение (потерю себя или приращение?) через исключительную чувственность и настороженность. Хотя техника ее коренным образом отличается от большинства мистических техник, это, без сомнения, именно мистическая дисциплина, использующая опыт Вечности, но я не могу категорически утверждать ничего ни об одной практике Хандарры. Госс заговорил с человеком в красном. Нарушив свою полную неподвижность и взглянув на нас, он медленно подошел к нам, и я почувствовал, что испытываю перед ним благоговение. В ярком солнечном свете он светился своим собственным светом.