Илья Панин - Симфония-333 Страница 15

Внушения могут быть очень сложными. Содержание одного из них было таким, что человек не в состоянии был произнести слово "Я". Он вел разговор с удивительной изобретательностью, не сознавая того, что избегает этого слова. Ему приказывали не смотреть на свои руки, и он делал это. Полученные в гипнотическом трансе или под воздействием лекарств, эти внушения работают, когда человек просыпается, и будут продолжать оказывать влияние до тех пор, пока гипнотизер их не снимет.

Человеку можно внушить, что ему нужно чихать каждый раз, когда он слышит слово «ковер», и он будет чихать каждый раз, когда произнесут это слово. Ему можно сказать, что его будут одолевать сексуальные мысли об одной женщине, но когда он начнет об этом думать, у него станет чесаться нос. Ему может быть сказано, что он будет испытывать постоянное желание прилечь и заснуть, но как только он ляжет, не сможет спать. В дальнейших экспериментах ему могут сказать, пока он в гипнотическом сне, что он президент страны и что секретные агенты пытаются его убить…» и так далее.

Смешно?! Действительно, с одной стороны смешно, когда читаешь о других, но как только задумаешься: «То же самое может быть и у меня внутри!» — становится не до смеха.

Как видите, молодой человек, совершенно не обязательно знать о том, что вы должны делать и в чем заключается ваша миссия. В нужный момент «интуиция» подскажет необходимые действия.

Как, по-вашему, в чем же секрет такой магической власти гипноза над человеком? Почему человек так безропотно покорен приказам, о которых даже не подозревает? Почему его сознание, его Король не только не защищает свою «страну» от чужой воли, а наоборот, подводит логическую базу, оправдывая нелепость своих действий? Может быть, ответ на этот вопрос поискать в научных трактатах наших доблестных ученых? Увы, даже гипотезы на эту тему вы там не найдете.

— Не сомневаюсь, что вам известен ответ и на эти вопросы, или ответы на эти вопросы знал ваш ДанДан. Как бы там ни было, но я уже не хочу ничего слышать. У меня остался только один простой невыясненный вопрос. Почему все-таки ваша антивирусная программа называется «Симфония-333»?

— Операция, которую я осуществил, это настоящее произведение искусства. Она настолько сложна, многогранна и прекрасна, что ничего другого, кроме как «симфония», мне не пришло в голову.

— А почему 333?

— Потому, что 333 это ровно половина от 666, а 666 — это знак дьявола, знак абсолютного зла, символ болезни и смерти. «Симфония-333» — что-то вроде профилактической прививки. Болезнь в легкой форме, вырабатывающая в организме стойкий иммунитет против всех болезней. «Симфония-333» — это механизм стопроцентного очищения человечества от вирусов, а самое главное, человеческих голов…

Жизнь — игра

После того, как профессор закончил, в кабинете воцарилась глубокая тишина. Дан переваривал услышанное минут двадцать, потом внезапно начал несвязно бормотать:

— Как же мне прикажете теперь объяснять родным и близким мою перебинтованную башку? Черт возьми, надо же, такая супердевочка связалась с психами, верящими в счастье на всей земле! Почему именно я, а не кто-то другой? Слышите вы, почему я…

Дан качнулся, вновь теряя сознание. Сергеев вовремя успел его подхватить.

— Ему плохо.

— Это хорошо.

В третий раз Дан очнулся на металлической койке. На этот раз он находился в какой-то старой, сто лет не знающей ремонта больничной палате. Кошмар в голове немного утих, но боль продолжала ритмично пульсировать в черепной коробке. Дан оглянулся по сторонам. В палате, кроме его койки, было еще три. На одной из них лежал парнишка без видимых повреждений.

— Где я? — спросил у него Дан.

— В больнице, — усмехнулся парнишка и начал с интересом рассматривать ожившего новенького.

Вошла женщина в белом халате. Дан почему-то сразу определил, что она без лифчика. Когда же она подошла вплотную к его койке, то сквозь образовавшиеся между пуговицами щелки в халате, он обнаружил, что она еще и без трусов. «Ну и что такого, — подумал про себя Дан, — больница старая, кондиционеры не работают, жарко…», но вслух сказал:

— Кто меня сюда притащил? Где моя одежда?

— Вот лежит ваша пижама. Одежду получите, когда будете выписываться.

— И чем я болен? — язвительно проворчал Дан, демонстративно не обращая внимания на щелочки в ее халате.

— Последствиями от полученной вами травмы, — не менее язвительно ответила женщина-врач.

— И когда я буду выписываться?

— Когда надо, тогда и выпишем.

— Кому надо?

— Вам, — отрезала женщина и повернула свои щелочки к соседской койке.

— Матери сообщите, пожалуйста, что я здесь — в вашей облезлой пещере, — проворчал Дан.

— Уже сообщили, — не оборачиваясь, бросила через плечо женщина.

Дан откинулся на подушку, попытался расслабиться и ни о чем не думать. Какой там, голова трещала, как пулемет. Когда вредная врачиха ушла, он обратился к соседу:

— Слушай, друг, дай закурить.

Дан вышел на улицу, прикурил и огляделся. Он стоял под навесом какого-то старинного здания, сделанного еще из кирпича, когда-то покрытого штукатуркой. Сегодня от штукатурки остались только отдельные островки. Все вокруг было густо засажено растительностью. Дан пришел к выводу, что он находится где-то очень далеко за городом. Он любил смотреть на дождь, на это странное явление природы, когда вода падает с неба. Он стоял под навесом, курил сигарету и смотрел, как крупные капли дождя стекают по листьям и падают на землю. Рядом с ним под навесом спряталась бездомная собачонка. Она ежилась от холода и трусливо посматривала на соседа, боясь, что ее прогонят. Дану было жалко это существо, и в то же время было противно приласкать этого мокрого щенка.

Внезапно ему в голову пришла ядовитая мысль, что девчонки, наверное, испытывают те же самые чувства, глядя на него. Дан резко сел и хотел погладить щенка, но щенок испугался и убежал в дождь. «Да, действительно, рожденный ползать…».

Сделав напоследок глубокую затяжку, Дан «выстрелил» окурком в сторону убегающей собаки, развернулся, открыл старую деревянную дверь и вошел внутрь. Пахнуло сыростью и больницей. Металлическая дверная пружина сзади протяжно скрипнула, раздался хлопок, и стало темно.

Сначала Дан ничего не понял. Он просто стоял, выпучив глаза, и ждал, когда они привыкнут к темноте и он начнет различать контуры стен. Но тут вдруг до него дошло, что он не только ничего не видит, но и не ощущает ни рук ни ног. Как будто бы его глаза остались в темноте и голова тоже отсутствует. Дан ощущал себя бактерией, математической точкой, плывущей в невесомости Вселенной. А вот и солнце! Какая радость, пусть нет логики, чувства хотя бы остались!