Илья Панин - Симфония-333 Страница 16

Впереди появилась другая точка-звездочка. Она приближалась, или просто увеличивалась в объеме, понять было невозможно, потому что кроме этой точки на данный момент времени во Вселенной ничего не существовало. Однако, Дан точно знал, но не знал — откуда, что это светлое пятно и есть цель его жизни. Он вроде бабочки, летящей на свет.

Без всякой логики и здравого смысла он тупо наблюдал, как светящаяся точка сначала превратилась в маленький шар, потом этот шар увеличился до невероятных размеров. Далее Дан начал различать структуру поверхности шара. Это была полупрозрачная блестящая оболочка. Чем ближе она приближалась, тем явственней Дан понимал, что там, под оболочкой, внутри шара существует неведомая жизнь и он в ближайшее время окажется внутри этого шара. Что-то завибрировало в сознании эротическим зудом. И чем ближе оболочка приближалась к нему, тем сильнее становился этот зуд. В момент столкновения с оболочкой и проникновения внутрь шара Дан буквально испытал оргазм. Но только это был какой-то космический оргазм, невероятной силы и широты. В течение одного момента Дан испытал все положительные чувства, существующие в природе. Плюс к стандартному ощущению оргазма — восторг, восхищение, изумление, радость, легкость, тепло, доброту, любовь, счастье и так далее. Это состояние продолжалось всего несколько мгновений. Может быть, секунду-другую, но не более. После этого Дан ощутил себя находящимся в белом молоке тумана, наполняющего шар изнутри. Через несколько мгновений туман рассеялся, и Дан, даже с некоторым сожалением, увидел уже известные ему очертания больничной палаты.

Он лежал на своей койке. Где-то рядом посапывал сосед. Дан сделал попытку подняться, но только крякнул от натуги.

— Карина, он приходит в себя! — услышал Дан чей-то голос.

У него над головой повисло лицо той самой вредной врачихи. Невероятно, но сейчас он буквально любил ее. От прежней злобы и обиды ничего не осталось.

— Все в порядке. Скоро начнет бегать.

Карина исчезла. Вместо нее появилось лицо соседа.

— Ну-у, ты, браток, нас всех и напугал! Двадцать минут нету… тридцать минут нету… пошли тебя искать, а ты лежишь в подъезде бледный как покойник, без всяких признаков жизни. Думали, все, концы отдал…

Дальнейшего Дан уже не слышал. Он был застигнут врасплох совершенно новым ощущением своего восприятия окружающей действительности. Как на улице после дождя, в голове была непривычная чистота. Внезапно Дан понял, ради чего профессор копался у него в голове. Память действительно стала стопроцентной! Какой бы отрезок времени из своей жизни он не брал, память моментально представляла ему доподлинную картину этих дней, причем в ярком и контрастном изображении. Он мог описать внешность любого человека, когда-либо ему встречавшегося. Он выяснил, что без труда может возвести любое число в квадрат, в куб и так далее. А дальше вообще произошла потрясающая вещь. Школьная и институтская программы закружились в его голове в каком-то невероятном логическом вихре и в один миг выстроились в простейшую и гениальнейшую пирамиду всего мироздания.

У Дана даже дух захватило, настолько все было просто. Почему он не видел этого раньше? Почему НИКТО!!! не видел этого раньше? Бедный профессор! Посвятил всю свою жизнь спасению человечества от несуществующих врагов, а на самом деле нет никаких инопланетян, так же, как и не было никакого СПИДа… На самом деле все было опять гораздо проще…

Удивительное дело, пирамида мироздания, сложившаяся у Дана в голове, в одно мгновение разложила по полочкам все, что ранее веками не могли сложить целые научные институты.

«Но что мне делать теперь с этим моим гениальным сознанием? — думал Дан. — Объяснить то, что мне открылось я никогда не смогу, даже если захочу. А я не захочу никогда! Зачем же нужна была эта операция? Что бы высчитывать квадраты? Для этого существуют ноты. Для этого существуют шторки… Дурак профессор думает с моей помощью осчастливить человечество. Ну что ж, его ждет сюрприз».

В коридоре послышались шаги, и сердце у Дана сразу громко застучало. Это были шаги его матери, в этом не могло быть никаких сомнений. Вот она торопливо вошла в палату, окинула ее быстрым взглядом и, увидев Дана, подбежала к его койке, прижимая ладонь к виску.

— Что случилось, сынок? Кто тебя ударил? Опять пьяный подрался в своей дурацкой деревне? Убьют тебя когда-нибудь, непутевого…

У нее навернулись слезы.

— Успокойся, мам. Никто меня не ударял. Сам упал. Все нормально. Ничего у меня не сломано и, вообще, ничего страшного не произошло.

— А я уже не знала, что думать. Третий день тебя нет дома. На звонки не отвечаешь. Где твои ноты, ты их что, потерял? Слава богу, что какая-то женщина побеспокоилась и скинула сообщение, что ты здесь, а то бы… еще бы один день неизвестности и я, наверное, с ума сошла.

— Женщина или девушка?

— Что женщина или девушка?

— Сообщение скинула женщина или девушка?

— Господи, да откуда ж я знаю, кто это был, может и девушка. Ох, непутевый ты, непутевый, женился бы хоть что ли поскорее.

— Опять начинается! — проворчал Дан. — Сколько можно об одном и том же?

— Ладно. — Мать поставила рядом с кроватью какой-то пакет — не иначе как передачка — и внимательно посмотрела Дану в глаза, — Врач говорит, что через недельку выпишет тебя, а голова что-то прям вся перемотана.

— А, ерунда! Бинты девать некуда, вот и мотают. — Дан отвел глаза в сторону.

— Взгляд у тебя стал какой-то…

— Какой?

— Не знаю… какой-то не такой… не такой, как всегда… тяжелый… прямо насквозь пронизывает, как рентген.… Даже жутко.

— Просто долго без сознания провалялся. — Дан попытался вложить в свой голос максимум убедительности. — Это пройдет, не пугайся. Мозги у меня в порядке, нервы тоже не шалят, так что все будет нормально.

Они еще немного поболтали о разных домашних пустяках. Рассказывая о каких-то малозначительных событиях, мать украдкой изучающе посматривала на сына, и взгляд ее наполнялся беспокойством.

— Ну ладно, я побегу, а то… — она запнулась, не желая соврать и не имея возможности сказать правду.

— Иди, иди, — сказал улыбнувшись Дан, прекрасно понимая, куда она торопится.

— Поздно уже, завтра на работу. — Смущенно добавила она и поднялась с больничной табуретки. — Давай, выздоравливай поскорее. — Мать поцеловала сына в щеку и торопливо выскользнула из палаты.

Она шла домой, думая о том, что вот он жив и скоро будет здоров, но его взгляд почему-то все время стоял перед глазами и не давал ей покоя. Вроде бы он остался таким же, как прежде — немного грубоватым, но добрым и понимающим. И в то же время, что-то было не то! Она чувствовала это сердцем матери, но не могла объяснить, что именно ее беспокоит, и это еще больше усиливало тревогу.