Аркадий Стругацкий - Летающие кочевники Страница 18

И все это в глубине экваториального леса, вдали от обжитых районов бассейна Амазонки.

Софи щелкнула языком:

— Чудеса! Ты не находишь, что мы совершили прыжок в одну из самых цивилизованных стран Европы?

— Чудеса только начинаются… — пробормотал Антуан, внимательно оглядываясь по сторонам.

На веранде их встретил сам фазендейро. Седой тучнеющий человек с высоким, но узким, словно стиснутым в висках лбом и почти прозрачными глазами.

— Харальд Брусвеен, — представился он. — Бесконечно рад встретиться с вами, господа. — Его французский язык был безукоризненным.

Путешественники в свою очередь отрекомендовались. Брусвеен церемонно склонился над рукой Софи. Его коротко подстриженные усы и густые брови были совсем белыми.

— Прошу, — Брусвеен распахнул двери, ведущие с веранды в просторный холл. — Здесь ванны. Освежитесь с дороги, а я отдам некоторые распоряжения. Живу отшельником, — продолжал он, разводя руками, — и, по правде сказать, не уверен, что смогу достойно принять таких неожиданных и приятных гостей.

— Не беспокойтесь, мсье Брусвеен, — сказал Антуан. — Мы только хотели спросить вас кое о чем. Это займет не часы, а минуты.

— Часы радости короче безразличных минут. В гилее не принято отвергать гостеприимство. Вы, господа, обидите старика, если откажетесь разделить скромную трапезу.

В манерах Брусвеена было что-то старомодное, милое… Кроме того, непринужденный разговор за столом мог пролить больше света на таинственную историю. Да Пальха переглянулся с Антуаном и решил принять приглашение.

Через полчаса, после прохладного душа, гости сидели за большим полированным столом, заставленным бутылками и множеством ароматных закусок.

Подняв первый бокал за встречу и знакомство, хозяин объявил, что уже более четверти века не был в Европе. Он — добровольный затворник и давно при шел к выводу, что человек остается человеком лишь тогда, когда находит способ уйти от политики.

— Я не выписываю газет и редко слушаю радио… — продолжал Брусвеен. — Получаю только специальные журналы. Что же касается предмета моих исследований — экваториальной флоры, то стоит выйти за порог дома — и гилея одаривает своими чудесами.

— Вы ботаник, мсье Брусвеен? — поинтересовался Антуан.

— Да, мсье, так же, как и мой отец, профессор Пер Антон Брусвеен. Мадемуазель, я рекомендую вам это вино. «Шато Марго» 1940 года. Виноделы считают этот год превосходным…

— Для французских виноделов этот год был черным, — заметил Антуан.

— Именно тогда я навсегда распрощался с Европой, — быстро сказал Брусвеен. — Кровь, насилие, кипение политических страстей — это не для меня. Я укрылся в гилее, как в монастыре, и не пожалел.

«Брусвеен, Брусвеен, — думал Антуан. — Откуда мне известна эта фамилия? Я никогда не интересовался ботаникой. Статей его я не мог читать. Откуда же я знаю эту фамилию?.. Кажется, от бразильской жары я перестаю соображать…»

— Я только ученый, — продолжал хозяин, — и поклоняюсь одному владыке — хлорофиллу. Меня куда больше занимает трансформация его зерен, нежели трансформация политических режимов. Кстати, вы случайно не родственник профессора Пьера Симона Берже?

— Он мой отец, — поклонился Антуан.

В прозрачных, как льдинки, глазах Брусвеена мелькнуло что-то похожее на изумление.

— Вот как… — протянул он. — Ваш отец был великим ученым.

«Вспомни, ну вспомни же! — приказывал себе Антуан. — Ты должен вспомнить. Этот странный человек имеет отношение к твоей собственной судьбе. Откуда он знает отца? Тот прославился открытиями в области ядерной физики именно в годы войны, уже когда Брусвеен, по его словам, жил затворником в Бразилии. Отец погиб в застенках гестапо в сорок четвертом…»

Внесли дымящееся, остро пахнущее блюдо.

— Вкусно, — похвалила Софи, пробуя огненную смесь из тушеной зелени, рачков и рыбы, обильно сдобренную красным перцем.

— У вас вкус настоящей бразильянки, — вежливо сказал да Пальха. Каруру — наше любимое национальное кушанье, так же как у вас… гм… лягушки…

— Ненавижу лягушек, — отрезала Софи.

Подали кофе, ликер.

Решив, что наступил подходящий момент, да Пальха стал объяснять Брусвеену причину визита.

Тот слушал не перебивая, не задавая вопросов. Когда да Пальха закончил свой странный рассказ, Брусвеен снисходительно улыбнулся.

— Я читал в каком-то американском журнале вздор о летающих тарелках, — сказал он, неторопливо раскуривая сигару. — Но то, что вы рассказали мне сейчас, побивает все рекорды. Летающие ладьи… пестрые человечки… Ваш метис просто алкоголик. Я скромный ботаник, господа, но я привык к логическому научному мышлению. История, которую вы мне поведали, чудесна. Но смею вас заверить, что ни на территории моей фазенды, ни вблизи от нее никогда не происходило ничего сверхъестественного. А единственные мои гости за последние три-четыре года — это вы, господа.

«Если он даже сейчас мне лжет, — думал Антуан, — откуда все-таки я знаю его фамилию?..»

— Простите, мсье Брусвеен, — обратился он к ботанику, — вам приходилось встречаться с моим отцом?

В прозрачных глазах хозяина мелькнуло что-то похожее на колебание:

— Нет… То есть да… Впрочем, это было очень давно. Задолго до войны.

«Ложь, все это ложь, — твердо решил Антуан. — Может, он не тот, за кого себя выдает? Но тогда кто?..»

— Я мечтаю подстрелить ягуара, — сказала Софи.

— Я знал одного охотника, — голос Брусвеена звучал очень мягко, — он выходил на единоборство с ягуаром, вооруженный копьем. Считал, что ружье может отказать, а копье… Впрочем, я не знаток охоты на диких зверей. Мое единственное оружие — ланцет, а добыча — листья и цветы.

— А из «вальтера» вы хорошо стреляете? — неожиданно спросил Антуан.

Брусвеен широко распахнул свои прозрачные глаза.

— Я стрелял только из лука. Да и то в далеком детстве.

— Но неужели вам… — начал Антуан. Ему не удалось договорить.

В столовую без стука ворвался уже знакомый путешественникам привратник и гаркнул по-немецки:

— Герр Брусвеен… Они там…

Яростный взгляд Брусвеена ударил его словно хлыстом.

Извинившись, хозяин фазенды встал из-за стола и неторопливо подошел к привратнику. Минуту они тихо переговаривались. Потом Брусвеен повернулся к гостям.

— Простите, господа… Произошло нечто непредвиденное.

Он был явно встревожен.

Гости поднялись. Поблагодарив за гостеприимство, распрощались с хозяином.

Он вышел на веранду, прощально взмахнул рукой.

И вот белая дверь в стене вновь раскрылась и захлопнулась со звуком, напоминающим пистолетный выстрел.